Неприкосновенность является одним из тех неясных, неопределенных понятий, которые в большом числе вытекают из конституционализма. Если рассуждать логично, то надо признать, что конституционный монарх не ответствен только за свои публичные и правительственные действия, так как немыслимо, чтобы вследствие конституционной неприкосновенности оставались безнаказанными все преступления против законов. Поэтому вопрос о неприкосновенности тотчас же выступил на первый план во время прений.
Комитет законодательства должен был представить доклад по делу Людовика, и Мэль, выступивший 7 ноября в качестве докладчика от этого комитета, высказался в том смысле, что конвент имеет право судить короля. Он доказывал, что неприкосновенность короля не распространяется на его частные действия, а его тайные сношения с иностранными державами и эмигрантами должны быть отнесены к разряду таких частных действий. По его мнению, конвент, являющийся представителем французского народа, должен превратиться в судебную палату и вынести свой приговор над Людовиком согласно законам, касающимся вопроса об измене и наговорах.
Прения по поводу этого предложения комитета законодательства начались 13 ноября. Крайняя правая конвента утверждала, что короля нельзя ни судить, ни наказывать, так как неприкосновенность распространяется на все его действия и что Людовик XVI уже наказан тем, что смещен с престола. Последнюю мысль особенно подчеркивал Мориссон; по его мнению, смещение с такого престола, как французский, является не менее тяжелым наказанием, чем смертная казнь. Кроме того, он пытался представить короля как жертву окружающей среды и свалить всю вину на придворные круги.
Против такого взгляда на дело выступили Робеспьер и Сен-Жюст. Они проявили себя в этих прениях сторонниками Руссо и ссылались в своих речах на его «Общественный договор». Марат вполне разделял их воззрение. В прежние времена он составил проект уложения о наказаниях и высказался только очень условно за допустимость смертной казни; и Робеспьер высказался однажды в учредительном собрании против смертной казни вообще. Но Руссо в своем «Общественном договоре» выставил следующее положение: «Если для государства полезло, чтобы ты умер, то ты должен умереть, так как до этого момента ты жил в безопасности только под этим условием и так как твоя жизнь не является уже одним лишь благодеянием природы, а условным даром государства». Догматики государственной и общественной философии Руссо полагали, что им надо в деле Людовика XVI подчиниться беспрекословно этому положению великого философа; да и впоследствии, во времена ужаса, на столе комитета благосостояния можно было всегда найти «Общественный договор» Руссо.
Первым против Мориссона выступил Сен-Жюст. Эго был молодой человек двадцати четырех лет, попавший в конвент благодаря влиянию Робеспьера. По происхождению своему он был маркиз. Этот человек, по своей внешности похожий на девушку, обладал крупными талантами и был выдающимся мыслителем. В бурную эпоху революции он, хотя и непродолжительное время, играл выдающуюся роль. Возражая Мориссону, он заявил, что короля нельзя судить по гражданским законам, так как, будучи королем, он тем самым исключен из общественного договора; по его мнению, с королем надо поступить на основании международного права. «Граждане, – воскликнул этот молодой фанатик, – если в Риме после шестисот лет добродетельной республиканской жизни, если в Англии после смерти Кромвеля, несмотря на всю энергию этого человека, снова ожила королевская власть, то какой страх должен объять добрых граждан, друзей свободы, при виде того, как дрожит топор в руках народа, при виде того, как этот народ со страхом и уважением приближается к памятнику своего рабства?»
Большинство конвента было настроено против таких мероприятий. Многие горячо выступали против Сен-Жюста. Но в это время поднялся Робеспьер, который очень часто подхватывал и развивал дальше идеи Сен-Жюста. Он тоже не хотел процесса. «Собрание, – заявил он, – уклонилось в сторону от интересующего нас вопроса. У нас тут дело идет не о процессе. Людовик Капет не является обвиняемым, а вы не представляете собою судей. Вы – государственные деятели и не можете быть ничем иным. Вам не приходится произносить приговора над человеком; вам надо лишь принять меру, клонящуюся к общественному благу, совершить акт политической предусмотрительности. Король, смещенный с престола, может пригодиться только для двух вещей: или он своей жизнью будет подкапываться под спокойствие и свободу государства, или он своею смертью упрочит и то и другое. Вот где следует искать решение того вопроса, который нас интересует. Людовик уже осужден, в противном случае сама республика не имеет себе оправдания».
Конвент не согласился с этой страшной альтернативой, но она проникла в народ, для которого слова Робеспьера имели громадное значение. Предместья привыкли поддерживать «Неподкупного» и постоянно аплодировать ему. Общественное мнение склонилось в пользу его взгляда, и конвент, не разделяя его мнения, должен был все-таки повести процесс против короля. Впрочем, в этом деле Марат не разделял взглядов Робеспьера. Он даже говорил одному из своих друзей, что в поведении Робеспьера видны зародыши будущего диктатора. Предчувствие не обмануло его.
Прения тянулись еще очень долгое время; но 3 декабря, по предложению Петиона, конвент решил возбудить против короля процесс, с соблюдением судебных формальностей. Была избрана особая комиссия, которая должна была, собрать все поднятые против короля французов обвинения и составить обвинительный акт.
Против короля было возбуждено преследование за государственную измену. Обвинительный акт распадался на две части. Первая часть представляла собою в некотором роде введение, снабженное историческими справками. В ней были перечислены все направленные против конституции действия короля, как, например, попытки произвести государственный переворот, заговоры, бегство в Варенн, нарушение клятв и т. д. Во второй части были приведены все те факты, которые указывали на враждебную по отношению к народу и конституции деятельность короля до 10 августа. Но все это не представляло собою собственно обвинительного материала: обвинительный акт стремился только доказать, что на основании прошлого Людовика надо прийти к заключению, что он действительно способен совершить те преступления, в которых его обвиняли. Такими преступлениями в особенности являлись заговор, сношение короля с иностранными державами и с эмигрантами и его сочувственное отношение к реакционным планам двора.
Конвент постановил пригласить короля и подвергнуть его допросу. 11 сентября в Тампль явились Сантерр и мэр Шамбон и прочли королю постановление конвента. Король протестовал против того, что конвент называет его Людовиком Капетом, и сказал: «Это обращение со мной является лишь продолжением того, что мне пришлось пережить в течение четырех последних месяцев. Я последую за вами не потому, что я этим самым выражаю готовность подчиниться конвенту, а потому, что власть находится в руках моих врагов».
С королем при этом обращались крайне вежливо. Его посадили в изящную коляску, охранявшуюся шестьюстами солдат национальной гвардии, и повезли в конвент. На улицах толпилось много народу; но толпа молча пропускала коляску с королем.
Председателем конвента в этот день был ловкий Баррер, всегда умевший находить характерные для данного дня словечки. Когда было доложено о прибытии короля, президент обратился к собранию со следующими словами: «Граждане! На вас смотрит вся Европа. Будущие поколения будут вас судить с непреклонной строгостью. Сохраняйте поэтому достоинство и беспартийность, подобающие судьям. Вспомните о том страшном безмолвии, которым был встречен Людовик, когда он был возвращен из Варенна в Париж!»
Появился король. «Людовик! – сказал ему Баррер. – Французский народ подымает против вас обвинение. Вам прочтут сейчас те акты, в которых содержатся говорящие против вас факты. Людовик, садитесь!» Впоследствии Баррер очень хвастал тем, что он в этом случае не назвал короля Капетом.
Был прочитан обвинительный акт, и начался допрос. Каждый обвиняемый старается, обыкновенно, отрицать свою виновность. Но так, как это делал Людовик, очень редко кто делает. Он не только отрицал все, касавшееся его правительственных действий, ответственность за которые он целиком возлагал на своих министров, но даже утверждал, что он не имел никакого понятия о существовании «железного шкафа» и не признавал писем, которые он собственноручно подписал. Такое поведение короля страшно озлобило конвент и коммуну и повлекло за собой разлучение Людовика с его семьей.
Во время возвращения короля в Тампль народ был страшно возбужден. Неоднократно раздавались крики: «Да здравствует республика!» Проявлений симпатии к королю было заметно очень мало.
Конвент постановил, что король может себе выбрать защитников. Король выбрал Тронше и Тарже. Тарже отказался под предлогом нездоровья, в действительности же из малодушия. Мальзерб добровольно предложил свои услуги, и эти услуги были приняты. Кроме того, был приглашен молодой, незначительный юрист Десез, имя которого попало в историю только благодаря этому процессу.
26 декабря Людовик снова появился в конвенте в сопровождении своих защитников. Десез произнес защитительную речь. Этот адвокат, щедро награжденный впоследствии Бурбонами, оказал своему клиенту плохую услугу. Он был настолько нетактичен, что стал на точку зрения крайней правой конвента. Он заявил, что конвент не может быть одновременно обвинителем и судьей, и взывал к суду истории. Эти его речи, конечно, не могли произвести никакого впечатления на конвент. Король сделал еще несколько дополнений к речи своего защитника и затем был обратно отправлен в Тампль.
После этого начались продолжительные прения по вопросу о виновности короля. Все дело приняло иной оборот, благодаря колебаниям жирондистов, не знавших, как им себя вести в этом деле. Они находились в таком положении, в каком находятся вообще все нерешительные люди. С одной стороны, они боялись объявить короля виновным, а с другой – они опасались парижского народа и потому боялись объявить его невиновным. Но они придумали очень ловкий выход из своего затруднительного положения. Они сделали вид, будто их демократическое чувство оскорблено тем, что королю выносит приговор конвент, и выставили требование, чтобы против приговора было разрешено апеллировать ко всей нации, которая должна была вынести окончательный приговор в своих первичных собраниях.