«От Капитолия до Тарпинской скалы – только один шаг». Говорят, будто эти слова произнес Бильо-Варенн.
На Марсовом поле была воздвигнута небольшая горка, на верхушке которой было посажено дерево. Тут стали петь гимны в честь Высшего Существа. Юноши вынули мечи и поклялись защищать отечество и республику. Затем Робеспьер произнес свою третью речь, оканчивавшуюся словами: «Сегодня мы целиком предадимся высшему блаженству, а завтра мы снова начнем борьбу с пороком и тиранами».
Затем начались народные празднества.
Этот праздник сильно увеличил число врагов диктатора, так как многих возмутило его высокомерное поведение. Ожидали, что он совершит в этот день государственный переворот. Но он думал, что время для этого еще не пришло.
Кампания 1794 года
Зимой 1793/94 года республика оказалась уже прекрасно вооруженной, и Карно выставил на северной и восточной границе четыре армии, которые должны были прогнать неприятеля. И в то время как внутри Франции все сильнее и сильнее разгоралась партийная борьба, в то время как система ужаса тяготела над всеми гражданами страны, – французским полководцам удалось склонить военное счастье на свою сторону.
Северной армией командовал Пишегрю, который в то время был еще республиканцем. Это был талантливый полководец, занимавший прежде пост учителя в военном училище в Бриенне, а затем принимавший, подобно многим другим французам, участие в американской войне. Весною 1794 года он перешел северную границу и через западную Фландрию двинулся на англо-голландскую армию, 22 мая 1794 года он разбил ее на голову. Бельгия была снова завоевана, ее крепости сдались, и Пишегрю вступил в Голландию, население которой встретило его с воодушевлением, видя в нем своего освободителя от англо-оранского гнета. Заняв важный остров Боммеля, Пишегрю этим разъединил англо-голландское войско и мог, таким образом, приступать к завоеванию Голландии.
Командир самбрской и маасской армии Журдан завоевал, хотя и с большими потерями, Самбр. Представителем конвента и комитета благоденствия при нем был Сен-Жюст, который, по внушениям Карно, заставлял Журдана производить энергичные нападения на врага; этот молодой депутат проявил в этой кампании очень много энергии и храбрости. Главные силы австрийцев находились под начальством принца Иосии Кобургского. Французская и австрийская армии столкнулись 24 июня, и тогда-то произошла страшная битва при Флерго; это была самая кровопролитная битва за всю кампанию. Французские позиции растянулись на расстоянии десяти часов ходьбы. Австрийцы произвели нападение, но были отброшены с такою силой, что вечером принц Иосия дал своим войскам приказ отступить. Журдан и Пишегрю вступили одновременно в Брюссель, и в то время как Пршегрю проникал все глубже и глубже в Голландию, Журдан прогнал австрийцев до Кельна и завоевал для Франции левый берег Рейна.
После того как по настояниям Сен-Жюста Гош был арестован, командование рейнской армией перешло в руки Мишо. Пруссаки и австрийцы стояли в Пфальце. Сначала Мишо был разбит прусским командиром Меллендорфом (во второй битве при Кайзерслаутерне, происшедшей 22 мая) и должен был отступить до реки Саар. Но тут он получил подкрепления и тогда отважно бросился снова на неприятеля. Он прорвал линии австрийского генерала Вурмзера и 15 июня в третьей битве под Кайзерслаутерном он разбил на голову старика Меллендорфа. Прусские и австрийские войска отступили, перешли через Рейн, и вскоре весь левый берег среднего Рейна вплоть до Майнца очутился тоже в руках французов. Французы отнеслись очень строго к тем местностям, в которых союзные войска находили себе поддержку; некоторые из них были подвергнуты очень тяжелым наказаниям.
Что касается Верхней Италии, то в ней Келлерман тоже действовал очень успешно; он вторгся в Пьемонт, где народ принимал его очень радостно, как освободителя от гнета. В Пиренеях Карно передал командование войсками завоевателю Тулона Дюгомье и генералу Мюллеру; оба они были дельными полководцами. Мюллер побил испанцев у Сере, и тогда французские войска проникли через Пиренеи в Испанию. В битве при Монте-Неро, продолжавшейся четыре дня (от 17 до 20 ноября), Дюгомье опять-таки разбил испанцев. Сам Дюгомье, а также испанский полководец де ла Унион пали в этой битве. Но Мюллер и Монсе завоевали Навару и проникли до Аррагонии, так что Испания очутилась в очень затруднительном положении. Таким образом, на суше республиканские войска повсюду одерживали победы. Но на море Францию постигли страшные неудачи. Корсика была завоевана английским адмиралом Гудом при помощи Паскаля Паоли, а близ Уессана 1 июня произошло морское сражение, в котором французы потерпели поражение. Адмирал Вилларе-Жуайёз вышел с французской эскадрой из Бреста, чтобы под прикрытием своих судов провести в Брест 200 кораблей, шедших из Вест-Индии с хлебом. Английский адмирал Гоу атаковал французов, и после страшной морской битвы французы были вынуждены прекратить битву, потеряв семь кораблей. В этой битве особенную храбрость проявила команда французского судна «Vengeur», которое пошло ко дну. Но, хотя французы и потерпели поражение в битве, тем не менее корабли с хлебом благополучно прибыли в Брест.
Остров Гаити снова присоединился к республике, так как пользовавшийся большим влиянием на острове талантливый негр Туссен л’Увертюр перешел на сторону французов. Благодаря этому испанское владычество на острове было сломлено. Туссен пришел в решающий момент на помощь французским войскам на Гаити, которые были уже побиты и окружены врагом; он освободил французскую армию, и конвент произвел его в генералы. Он стал фактическим властелином в республике Гаити, занявшей по отношению к Франции место вассальной республики.
Падение Робеспьера
Поведение Робеспьера на празднестве Высшего Существа страшно взволновало его современников. Революционеры стали перешептываться, что Робеспьер носится с реакционными планами, а реакционеры начали возлагать на него большие надежды. Он стал получать много анонимных писем: в одних ему советовалось произвести государственный переворот, а другие были полны угроз. Боясь упасть в общественном мнении, Робеспьер решил усилением системы ужаса доказать, что он все еще пламенный революционер. 10 июня 1794 года (22 прериаля II) Кутон внес в конвент проект преобразования революционного трибунала. Этот проект отнимал у обвиняемого всякую возможность защищаться. «Если трибунал объявляет, что в его руках имеются фактические или моральные доказательства виновности обвиняемого, – говорилось в проекте, – то тогда допрос свидетелей не должен иметь места. Оклеветанным патриотам закон дает в защитники патриотов присяжных, заговорщикам же он отказывает в защитниках». Кроме того, по новому закону для привлечения члена конвента к суду трибунала достаточно было просто приказа комитета, между тем как до тех пор для этого требовалось согласие конвента. Там революционный трибунал должен был быть разделен на четыре секции; в состав каждой секции входили: председатель, трое судей и девять присяжных.
Даже Фукье-Тенвилля этот проект привел в ужас, и он отправился в комитет благоденствия, чтобы указать на вою несуразность его. Бильо, Колло и Карно направили его к Робеспьеру, говоря, что этот проект их не касается. На заявление Фукье, что новый закон лишает трибунал всякого доверия, Робеспьер резко ответил, что так могут говорить только аристократы. Озадаченный Фукье удалился. Эти слова Робеспьера прекрасно доказывают, как смешно и неосновательно предположение, будто Робеспьер хотел террором убить террор.
В конвенте проект Кутона вызвал сильное возбуждение, и депутат Рюант потребовал отсрочки прений, заявив при этом: «Если этот закон пройдет, то нам ничего больше не останется, как пустить себе пулю в лоб». Но Робеспьер выступил против отсрочки и угрозами добился того, что закон был принят. На следующий день конвент решил изменить новый закон, по крайней мере, в том отношении, чтобы для привлечения членов конвента к суду трибунала требовать согласие самого конвента, как это было прежде. Но тут Кутон стал нападать на партию Горы. На защиту ее поднялся Бурдон из Уазы, проявивший при этом большую отвагу; это было необычайное явление, так как члены конвента давно уже не решались выступать против триумвирата. Речь Бурдона была встречена аплодисментами со стороны конвента. Но тут на трибуну взошел Робеспьер и стал говорить против Бурдона; при этом он пустил в ход такие страшные угрозы, что всех членов конвента охватил ужас. Робеспьер вел себя в тот день как настоящий диктатор; он говорил властным голосом, не допускавшим возражений, и закон был вторично принят без всяких изменений.
С этого момента несколько десятков депутатов не решались ночевать дома, так как они боялись ареста. У Робеспьера повсюду были свои шпионы. Закон о преобразовании революционного трибунала возымел свое действие: в течение следующих 45 дней на эшафоте погибло 1285 человек. Население предместий страшно возмущалось участившимися теперь казнями, и Робеспьер мог после своего падения убедиться в перевороте, происшедшем в чувствах и воззрениях народа, поставлявшего из своей среды наибольшее количество жертв «усовершенствованной» добродетельным диктатором системе ужаса.
Но и в конвенте и комитетах вскоре образовалась сильная оппозиция Робеспьеру. Колло д’Эрбуа, Бильо-Варенн и Баррер медленно и осторожно подкапывались под фундамент диктатуры «мужа добродетели». Они вошли в соглашение с членами комитета безопасности, в котором, между прочим, заседали Бадье, Амар, Вульан, Леонард Бурдон и многие другие, относившиеся с большой антипатией к Робеспьеру и его «государству добродетели»; они были сторонниками Марата и Гебера. Прежде всего Робеспьера постарались выставить в смешном свете. Началось с того, что некий Мажанти подал, по соглашению с комитетами, петицию, в которой он требовал смертной казни для всех злоупотребляющих именем Бога в настоящее время, когда учрежден