В подавляющем большинстве работ, отметил к. и. н. С. Я. Карп (ИВИ), жирондисты предстают более радикальными деятелями, чем фейяны, а монтаньяры - более решительными и последовательными, чем жирондисты. Восприятие жирондистов только как антимонтаньяров приводит к тому, «что на политику Жиронда проецируются те или иные черты политики Горы с последующей оценкой жирондистов по нежеланию или неспособности <...> пойти на меры, ставшие необходимыми и осуществимыми в качестве государственной политики лишь на следующем этапе революции». Соответственно, проблемы генезиса, внутренней динамики развития, специфических черт идеологии Жиронды остаются вне поля зрения историков.
О том, что французская буржуазия даже в начале революции едва ли может рассматриваться в качестве монолитной группы, имевшей единую программу, говорила к. и. н. Е. В. Киселева (ИВИ).
Еще одна почти не тронутая советской наукой область исследования Французской революции - история массового сознания. Преобладавшая долгое время в наших гуманитарных дисциплинах иллюзия объяснения практически любого общественного явления непосредственным действием социально - экономических факторов обусловила явно недостаточное внимание к разработке проблем менталитета различных слоев французского общества XVIII в. Между тем без совместных усилий историков, этнологов, специалистов по фольклору в изучении коллективных настроений масс часто оказывается невозможным выявить подлинные мотивы народных выступлений, происходивших нередко в сравнительно благополучные с экономической точки зрения периоды, считает к. и. н. 3. А. Чеканцева (Новосибирский государственный педагогический институт).
По мнению к. и. н. Е. О. Обичкиной (Московский государственный институт международных отношений), исследование массового сознания может дать ключ к пониманию проблемы массового революционного насилия, его места в истории революции и способов осуществления. Появившиеся в последние годы работы французских авторов позволяют совершенно по - новому взглянуть на подоплеку как антисеньориальных движений крестьянства в годы революции, так и крестьянских восстаний против революционных правительств (шуанерии). Интереснейшие данные, полученные И. М. Берсе, свидетельствуют, что и тот, и другой типы народных выступлений принадлежали к числу явлений одного социально - психологического порядка. Во время революции антисеньориальная борьба и шуанерия имели весьма близкие формы проявления, в основе чего лежали именно социально - психологические причины. При этом традиционные настроения нередко оказывались сильнее даже политических симпатий и экономических интересов. Весьма характерно территориальное совпадение районов контрреволюционных крестьянских восстаний с антисеньориальными движениями. Традиционная враждебность сельских жителей городу, мечта установить «эру без налогов», от какой бы власти они ни исходили, стремление освободить свое хозяйство от любых обязательств перед государством выливались в крестьянские движения сначала против Старого порядка, а затем и против революционного правительства.
На традиционный характер настроений, лежавших в основе вспышек массового насилия, обратил внимание и к. и. н. В. Н. Малов (ИВИ), предположивший, что народный терроризм был в значительной степени обусловлен «антиправовыми», «антисудейскими» настроениями «низов», проявлявшимися еще во время Фронды как реакция на гнет абсолютистского государства. Отказ от юридических форм, стремление расправиться с противниками на месте - все это напоминает о провозглашавшемся еще в XVII в. лозунге «знание закона не создает добродетели», и народ должен сам вершить правосудие по собственному разумению.
Ряда проблем нисходящей фазы революции (1794 - 1799) коснулись Д. М. Туган-Барановский и к. и. н. В. А. Погосян (Институт истории АН Армянской ССР). Они напомнили, что в советских архивах имеются еще не достаточно изученные материалы, относящиеся к данному периоду. Это фонды М. А. Жюльена, Г. Бабефа, Ф. Буонарроти, содержащие ценные сведения о революционном движении в годы правления Директории, ряд фондов АВПРИ[373] и ЦГАОР[374], где хранятся документы, касающиеся пребывания контрреволюционной французской эмиграции в России. Добавим также, что совсем недавно в архиве ИМЛ[375] С. М. Назаровой было обнаружено ранее не известное собрание рукописей одного из видных участников бабувистской организации С. Марешаля.
Если большинством из перечисленных выше вопросов в нашей стране занимается сравнительно узкий круг специалистов, то разработка проблем международного значения Французской революции привлекла в последние годы значительно большее число исследователей[376]. И все же, как показал на примере соответствующего периода германской истории к. и. н. С. Н. Искюль (Ленинградское отделение Института истории СССР АН СССР), состояние изученности этой темы в отечественной историографии в целом пока остается на уровне, достигнутом в то время, когда генерализация процесса развития революции существенно опережала конкретно - исторические исследования. Довольно часто не подкрепленные достаточным знанием фактического материала положения обобщающих трудов приобретали аксиоматический характер, соответствующим образом влияя на тематику конкретно - исторических изысканий. В результате целые области исторического процесса, не укладывавшиеся в принятую схему, оказывались вне поля зрения ученых. Исследователи интеллектуальной жизни Германии 90-х гг. XVIII в. делали акцент на положительном отношении к Французской эволюции, имевшем место в самом ее начале. Практически не рассматривалась эволюция взглядов представителей просвещенного общества, так как по мере развития революции многие ее почитатели отказались от высказывавшихся ранее восторженных оценок. Не изучались массовые источники, формировавшие и одновременно отражавшие общественное мнение, а также публицистика, особенно консервативная.
Для плодотворного изучения влияния революции на другие страны нужна, видимо, и новая методика исследований. К. и. н. А. С. Намазова (ИВИ) поделилась опытом применения метода диахронии[377] при исследовании цикла бельгийских революций XVIII - XIX вв.
Проведенная дискуссия позволила наметить новые перспективы разработки советскими специалистами различных аспектов истории Французской революции. Успешное развитие этой отрасли историографии, видимо, будет связано с дальнейшим преодолением свойственного ей прежде якобиноцентризма, с поиском новых, отличных от традиционных подходов, с отказом от привнесения в нее духа политической конъюнктуры, не совместимого с научной объективностью. Вместе с тем расширение тематики исследований, применение новых методов, вовлечение в оборот дополнительных источников предполагают необходимость интенсификации научных контактов с зарубежными коллегами, предоставление советским ученым большей возможности выезжать в длительные командировки для работы в иностранных архивах и библиотеках, для участия в международных конференциях и симпозиумах. Без этого, подчеркивали многие выступавшие, «автаркия» отечественной науки неизбежно обречет ее на растущее отставание от мирового уровня. Свободный обмен опытом - обязательное условие плодотворного исследования Французской революции, которое мыслимо лишь на основе синтеза научных достижений различных направлений мировой историографии.
Глава 7Перепутье
200-летний юбилей Французской революции не завершился 1989 г., так же как сама Революция не закончилась в 1789 г. Поскольку она длилась, как чаще всего считается, до 1799 г., нам предстояли десять лет юбилеев памятных событий всего революционного десятилетия. Во всяком случае, именно таковы были ожидания. Помню наш разговор с Г. С. Чертковой на исходе 1990-х гг. «Как же мы ждали этот юбилей, - грустно сказала она. - Казалось, будет сплошная череда празднеств: 200 лет клятвы на Марсовом поле, 200 лет первой французской Конституции, 200 лет падения монархии и т. д. - и так целых десять лет». Реальность, однако, как это часто бывает, не оправдала ожиданий.
Коммеморативного бума 1989 г. оказалось достаточно, чтобы мировая общественность пресытилась тематикой Французской революции. Живой классик революционной историографии Мишель Вовель, отвечавший в Пятой республике за научную программу юбилея, в тот год объехал всю планету да еще и не по одному разу, посетив более 50 конференций в разных странах мира - примерно по одной в неделю. Для человека в возрасте это было нелегким испытанием, однако мэтр пошел на него, чтобы своим участием засвидетельствовать признательность ученым из других стран, отмечавшим двухвековой юбилей ключевого для современной Франции исторического события. Побывал он и на проходившей в Москве 17 - 19 апреля 1989 г. большой международной конференции «Французская революция и европейская цивилизация»[378]. Помню его усталую, словно механическую, походку, неподвижный взгляд, скользящий по окружающим, не видя их: еще одна страна, еще одна мимолетная остановка в утомительном мировом турне, а завтра снова в самолет...
Но М. Вовель, заметим, почтил свои присутствием только самые крупные научные мероприятия юбилейного года. Сколько же их всех в 1989 г. прошло по миру или хотя бы только у нас в стране - думаю, не сосчитать. Даже не выезжая за границу, я за тот год принял участие в десяти конференциях по революционной тематике в разных городах Союза. Специалисты по Французской революции шли тогда нарасхват.
Впрочем, скоро ситуация изменилась, но для нас и для наших иностранных коллег изменилась по-разному. За рубежом юбилейные мероприятия постепенно перешли из уставшей от них публичной сферы в область сугубо научную, где, пусть и не с такой интенсивностью, конференции в честь 200-летия тех или иных революционных событий продолжали проводиться и впредь. У нас же радикальные политические перемены рубежа 1980 - 1990-х гг. привели к тому, что революционная проблематика начала быстро выходить из моды. После 14 июля 1989 г. юбилейная программа стала резко сворачиваться. Даже те объемистые коллективные издания, что были предусмотрены ею и - главное! - уже собраны, в издательства так и не попали: «Просвещение, Французская революция и русское общество» под редакцией А. Л. Нарочницкого, «Историография Великой французской революции» под редакцией В. В. Согрина, «Фр