В то же время Дюркгейм подчеркивал специфику общественного мира по сравнению с природой. Общество, согласно его теории, - ярко выраженная автономная сфера действительности, которая развивается почти исключительно по своим внутренним законам и на которую несоциальные факторы не оказывают существенного влияния: «Объяснение социальной жизни нужно искать в природе самого общества»[114]. Такой подход полностью исключал психологическое объяснение социальных явлений, преобладавшее в науке тех лет. «Определяющая причина данного социального факта должна быть отыскиваема среди предшествующих социальных фактов, а не в состояниях индивидуального сознания»[115].
Признавая объективный характер социальных законов, определяющих жизнь общества, Дюркгейм в отличие от Маркса искал их не в экономической сфере, а в области общественного сознания. Французский социолог наделял сознание такого рода спецификой, которая превращала его в самостоятельный феномен. Понятие «социальный факт», основное, по мнению Дюркгейма, понятие социологии, включало в себя «образы мыслей, действий и чувствований, находящиеся вне индивида и одаренные принудительной силой, вследствие которой он вынуждается к ним»[116].
Дюркгейм не только персонифицировал общество, но и сакрализовал его. Общество, считал он, - источник и объект всех религий, а религия - это система представлений индивида о социальном мире и о своем месте в нем. Лишив религию главного компонента - веры в сверхъестественное, в Бога, Дюркгейм, по существу, отождествил ее с абстрактной моделью идеологии. Данная сторона учения Дюркгейма не была принята Кошеном, относившимся к религии с большим пиететом. Зато «социологический метод», требовавший искать причины общественных явлений в сфере коллективных представлений, Кошен, по его признанию, положил в основу исследования о якобинской диктатуре[117].
Особенно важное, на наш взгляд, значение для Кошена имела идея Дюркгейма о коллективном сознании группы. В теории Дюркгейма просматриваются два подхода к характеристике общества. С одной стороны, общество - это совокупность верований и идеалов, «ансамбль идей», субстрат коллективного сознания в широком смысле слова, с другой - структурная система социальных групп, каждая из которых имеет свое коллективное сознание, отличное от общественного сознания в целом и от индивидуального сознания входящих в нее лиц: «Группа думает, чувствует, действует совершенно иначе, чем это сделали бы ее члены, если бы они были разъединены»[118]. Исследование Кошена как раз и посвящено коллективному сознанию так называемых «обществ мысли», которое, по мнению автора, в результате своей естественной эволюции стало основной причиной революционного взрыва во Франции конца XVIII в.
Французская революция была, согласно концепции Кошена, следствием определенных процессов, происходивших в общественном сознании. О каких-либо экономических предпосылках Революции Кошен, как правило, не упоминал. Лишь однажды он вскользь заметил, что у революции были и «реальные причины», например неправильный фискальный режим, хотя тут же подчеркнул, что подобные факторы могли играть роль лишь в 1789 г., но никак не 10 августа 1792 или 31 мая 1793 г.[119]
Подобно Э. Бёрку, основателю консервативного направления историографии Французской революции, Кошен противопоставлял событиям во Франции XVIII в. английскую Славную революцию 1688 г., которая установила якобы «фактическую свободу», соответствовавшую «реальному положению вещей». Права англичан были гарантированы договором между двумя силами: королем, с одной стороны, купцами и крестьянами - с другой. Такая же «фактическая свобода» существовала, по словам Кошена, и во Франции до 1789 г., причем, возможно, даже в более широких размерах, чем в Англии. Но «свободы» французов были более разнолики и многочисленны, ибо у различных городов, сословий, провинций имелись свои права и обязанности. «Существовала не одна, а тысячи конституционных хартий», которые основывались на «фактическом положении», на традициях, на частных соглашениях: «Никакого произвола или тирании здесь не было, ничего - кроме законных различий, полезных для свободы самих нижестоящих. <...> Человек высокого происхождения - дворянин - был тираном не больше, чем учитель по отношению к ученику[120]». Мировоззрением, наилучшим образом, по мнению Кошена, соответствовавшим этому «реальному обществу», являлась католическая религия[121].
Идеализация сословно - корпоративного строя Старого порядка для начала XX в. не представляется чем-то необычным. В условиях капиталистической анархии производства, господства индивидуализма и распада системы христианских моральных ценностей не только консервативному историку Кошену, но и либералу Дюркгейму Старый порядок казался общественным устройством, в котором деятельность социальных институтов была значительно лучше налажена именно благодаря господству теологического мировоззрения[122].
В отличие от английской революции 1688 г. французская, разрушившая «фактическую свободу» Старого порядка, не была вызвана реальными потребностями общественной жизни, утверждал Кошен, она - дело рук философов, а не купцов и крестьян, воплощение «абстрактной идеи всеобщей свободы, основанной на принципе, а не на реальном положении дел»[123]. В то же время Революция - это и не стихийная вспышка анархии: подготовка к ней велась в «обществах мысли» на протяжении более 30 лет.
«Общества мысли» - центральное понятие концепции Кошена. В их число он включал масонские ложи, литературные, философские и сельскохозяйственные общества, музеи, лицеи и другие просветительские объединения, широко распространившиеся во Франции XVIII в. По мнению Кошена, это были добровольные ассоциации, «созданные ради единственной цели - объединить свои познания, мыслить сообща, только из любви к сему искусству и без всяких практических намерений, совместно искать умозрительную истину из любви к ней»[124]. Все «общества» обладали общей чертой: они были эгалитарными по форме и ставили своей задачей развитие философии.
Появление таких ассоциаций Кошен относил к 50-м годам XVIII в. Причин, вызвавших их к жизни, он указать не мог, и это - одно из наиболее уязвимых мест его концепции. Призвав к изгнанию психологизма из общественных наук и заявив о стремлении искать объективные факторы исторического развития, Кошен сразу столкнулся с задачей, решить которую с помощью дюркгеймовского «социологического метода» оказалось невозможным. Признать существование объективных причин для возникновения социальных групп - носителей идеологии, враждебной господствующему строю, означало признать наличие внутри Старого порядка глубоких противоречий, побудивших к переосмыслению самих его основ. В противном случае все объяснение пришлось бы свести к намерениям и качествам отдельных лиц, вошедших в ассоциации, что оказалось бы равносильно возвращению к психологическому методу. Ни то, ни другое не было приемлемо для Кошена, поэтому он обошел этот вопрос, обратившись к анализу деятельности «обществ».
Едва возникнув, «общества мысли» быстро распространились по Франции, покрыв ее густой сетью. Развитие их, по словам Кошена, подчинялось определенным объективным законам, обусловленным самой природой подобных ассоциаций. В «реальной жизни», писал он, людей объединяет то, что в результате повседневной деятельности, в том числе трудовой, они приходят к одинаковым убеждениям, которые и являются базой социального консенсуса, чему пример - христианская религия. «Общества» же, напротив, возникли с целью нахождения истины и создания общей идеологии, то есть объединение лиц тут появилось раньше, чем сложилась их идейная близость. Данное обстоятельство, согласно Кошену, определило глубокие различия в ценностях «социального мировоззрения» (то есть мировоззрения членов «обществ») и «мировоззрения реального»[125].
Характерная черта «обществ мысли», по мнению Кошена, - полный отказ от «реальной деятельности». Средством поиска истины для их членов была устная дискуссия, переписка и голосование. Истинным становилось то, что большинство в «обществе» таковым признавало. Главным достоинством любой идеи считалась ее очевидность, доступность для восприятия всеми членами ассоциации. Единственным методом познания было абстрактное, «чистое» мышление. И если в «реальном мире» мысль должна обязательно исходить из таких основополагающих, по мнению Кошена, ценностей, как вера, традиция и опыт[126], то для «чистого», «социального» мышления они не имели никакого значения: «Не было больше необходимости ни в Боге, ни в короле, ни в заботе о своих делах, потому что можно было развлекаться, предаваясь каждый вечер “философской” беседе, потому что, снимая шляпу при входе в ложу, каждый оставлял свои заботы за дверью, дабы выходя вернуться к ним». Более того, всякая связь с реальностью только затрудняла работу «чистого мышления», поэтому все «позитивные понятия» - вера, авторитет, традиция, уважение к власти и т. д. - были объявлены в «обществах» предрассудками[127].
Распространение «социального мышления» представляло собой, по словам Кошена, то, что обычно называют «прогрессом Просвещения»[128]. Этот процесс повлек за собой глубокие сдвиги в общественном сознании: «Благодаря ему привилегированные забыли о своих привилегиях; мы могли бы также привести пример ученого, забывшего об опыте, верующего, забывшего о вере»