чих тем, которые особенно отличились подле Платей, об этом не говорит никто, хотя я думаю, что были дары и для этих людей; для Павсания было выделено и дано вдесятеро больше: женщин, лошадей, денег и верблюдов, равно как и всех прочих драгоценностей.
82. Рассказывают, между прочим, что Ксеркс во время бегства из Эллады оставил Мардонию свою утварь, что Павсаний при виде палатки Мардония, полной золота, серебра и роскошных ковров, приказал пекарям и поварам приготовить обед совершенно так, как они готовили Мардонию. Когда они согласно приказанию исполняли это, Павсаний заметил прекрасно убранные ложа, золотые и серебряные, золотые и серебряные столы и великолепный столовый прибор; он изумлен был находившимися перед ним богатствами и шутки ради велел своим слугам изготовить лаконский обед. Так как приготовленное угощение далеко уступало первому, то Павсаний засмеялся и пригласил к себе эллинских вождей; когда они собрались, Павсаний, указывая на то, как приготовлены оба обеда, проговорил: «Я собрал вас, эллинские граждане, ради того, чтобы показать вам безумие вождя мидян: привыкши к такому образу жизни, он пришел к нам, чтобы отнять у нас столь жалкие крохи». Вот что, говорят, сказал Павсаний эллинским вождям.
83. Однако спустя некоторое время после этого многие платейцы находили еще ящики, наполненные золотом, серебром и другими драгоценностями. Кроме того, впоследствии, когда кости обнажены были от мяса и когда платейцы собрали их в одно место, найден был среди скелетов череп, не имевший ни одного шва и состоявший из одной кости; найдена была и челюсть, именно верхняя, все зубы которой, передние и коренные, имели вид одного, как бы состоя из одной кости. Найдены были также кости человека в пять локтей вышиной.
84. На следующий день труп Мардония исчез; кто похитил его, не могу сказать в точности. Я слышал только, как называли многих людей, уроженцев различных местностей, которые будто бы похоронили Мардония, и знаю многих, получивших за это большие подарки от сына Мардония Артонтеса. Однако кто из них похитил и похоронил тело Мардония, я не мог узнать достоверно. Говорят еще некоторые, что Мардония похоронил гражданин Эфеса Дионисофан. Так похоронен Мардоний.
85. Когда раздел добычи был кончен, эллины при Платеях занялись погребением, причем каждый народ хоронил своих отдельно. Лакедемоняне сделали три могилы: в одной погребены были ирены*, в другой – прочие спартанцы, в третьей – илоты. Так погребали лакедемоняне. Тегейцы похоронили всех своих в одном месте, отдельно от лакедемонян; всех вместе афиняне схоронили своих, а мегарцы и флиунтцы – своих, тех, которые убиты были конницей. Могилы всех этих эллинов были наполнены телами. Что касается могил остальных эллинов, какие также виднеются подле Платей, то, как я слышал, это – могилы тех эллинских народов, которые, устыдившись безучастия своего в решительной битве, насыпали ради потомства пустые земельные насыпи. Действительно, там есть и так называемая могила эгинцев, насыпанная, как рассказывают, уже десять лет спустя после этого по просьбе эгинцев их проксеном, платейцем Клеадом, сыном Автодика.
86. Когда эллины подле Платей похоронили тела павших, они тотчас устроили совещание и порешили идти войной на Фивы и требовать выдачи тех из граждан, которые действовали заодно с мидянами, в числе первых Тимегенида и Аттагина, бывших главарей фиванцев. Если же они не выдадут, то эллины не отступят от их города до тех пор, пока не возьмут его. Так они решили, и на одиннадцатый день после сражения эллины подошли к Фивам и стали осаждать город, требуя выдачи этих граждан. Так как фиванцы отказали в выдаче, то эллины опустошали их землю и приступом брали стену.
87. Эллины не переставали производить опустошение; поэтому на двадцатый день осады Тимегенид обратился к фиванцам со следующими словами: «Фиванские граждане! Так как эллины решили не оставлять осады до тех пор, пока они не возьмут Фив или пока вы не выдадите им нас, то Беотийская земля не должна более терпеть из‑за нас. Поэтому, если они требуют нашей выдачи только для предлога, добиваясь на самом деле денег, дадим им денег из государственной казны, – ведь действовали заодно с мидянами мы не одни, а вместе с государством; если же они в самом деле осаждают город потому, что желают получить нас, то мы выступим сами для ответа перед ними». Фиванцы нашли, что Тимегенид говорит верно и благовременно, и тотчас через глашатая дали знать Павсанию, что фиванцы решились выдать требуемых граждан.
88. Когда обе стороны согласились на этом, Аттагин тайком бежал из города; но с детей Аттагина, приведенных к Павсанию, сей последний сложил пеню, заметив, что дети вовсе не виновны в сочувствии мидянам. Что касается остальных граждан, которых выдали фиванцы, то они рассчитывали, что будут допущены к ответу, и были уверены, что с помощью денег избегнут обвинения. Получив их в свои руки и подозревая такой план их, Павсаний отпустил все войско союзников, а фиванцев велел отвести в Коринф и казнить. Вот что произошло при Платеях и Фивах.
89. Между тем сын Фарнака Артабаз, убежав от Платей, был уже далеко. Фессалийцы, когда он прибыл к ним, пригласили его к себе на угощение и расспрашивали об остальном войске, ничего не зная о случившемся подле Платей. Артабаз сознавал, что если решится открыть всю правду о происшедших сражениях, то рискует погибнуть сам и погубить свое войско; он полагал, что любой фессалиец нападет на него, если случившееся станет им известно. В силу такого соображения Артабаз ничего не открывал и фокийцам, а фессалийцам сказал следующее: «Как видите, граждане Фессалии, я тороплюсь, чтобы как можно скорее прибыть во Фракию, и спешу потому, что послан по делу из нашего стана. Сам Мардоний с войском своим идет вслед за мной, и вы должны поджидать его. Примите его радушно и окажите ему услуги; никогда не будете каяться, если так поступите». После такого обращения Артабаз поспешно отправился дальше с войском через Фессалию и Македонию прямым путем во Фракию, как человек действительно торопившийся и шедший напрямик по суше. Он прибыл наконец в Византий, потеряв много людей из своего войска: частью они были изрублены фракийцами, частью изнемогали от голода и усталости. Из Византия Артабаз переправился на судах. Так возвратился он в Азию.
90. Случилось так, что в один день с поражением при Платеях было поражение и при Микале в Ионии, а именно: когда эллины, прибывшие на кораблях с лакедемонянином Левтихидом во главе, стояли спокойно подле Делоса, явились к ним вестники с Самоса: Лампон, сын Фрасикла, Афенагор, сын Архестратида, и Гегесистрат, сын Аристагора. Они отправлены были втайне от персов и тирана Феоместора, сына Андродаманта, которого персы поставили владыкой Самоса. Когда они явились к вождям, Гегесистрат говорил долго, обсуждая со всех сторон, что если только ионяне увидят эллинов, то отложатся от персов, и что варвары при виде их не устоят на месте; если же сии последние остались, то эллины обретут такую добычу, какая в другой раз им не достанется. Именем общих богов он умолял их и увещевал спасти эллинов от рабства и отразить варвара; для них легко это, сказал Гегесистрат, ибо корабли варваров имеют плохой ход и не способны выдержать борьбу с эллинскими судами. Если эллины подозревают послов в том, как бы они не подстрекали их из коварства, то послы согласны, чтобы их самих отвели на эллинские корабли в качестве заложников.
91. Так как самосский гость говорил настойчиво, то Левтихид задал ему вопрос – потому ли, что желал получить предзнаменование, или случайно, по соизволению божества: «Как твое имя, гость из Самоса?» «Гегесистрат», – отвечал тот. На этом и Левтихид оборвал речь Гегесистрата, который собирался говорить еще кое‑что, и сказал: «Я принимаю это как счастливое предзнаменование. Однако, прежде чем отплыть, ты вместе со своими товарищами дай нам доказательство того, что самосцы действительно будут нашими усердными союзниками». За словом тотчас последовало дело.
92. Действительно, самосцы дали клятвенное уверение в союзе их с эллинами, а затем отплыли обратно; только Гегесистрату Левтихид предложил плыть вместе с эллинами, потому что принимал его имя за предзнаменование. Этот день эллины прождали, а на следующий получили благоприятные жертвенные знамения. Гадателем у них был Деифон, сын Евения из Аполлонии, что лежит в Ионийском заливе.
93. С отцом его Евением случилось такое происшествие. Есть в этой Аполлонии священные овцы Солнца. Днем они пасутся подле реки, вытекающей из горы Лакмон, проходящей через область Аполлонии и изливающейся в море подле гавани Орик; по ночам овец стерегут выбираемые из среды граждан богатейшие и знатнейшие люди, причем каждый стережет по году, ибо жители Аполлонии, согласно какому‑то изречению оракула, сильно дорожат овцами Солнца. Ночуют они в пещере вдали от города. Некогда этот самый Евений был выбран стеречь овец. Однажды на карауле он заснул, а волки вошли в пещеру и зарезали около шестидесяти овец. Он заметил это, но хранил молчание и не говорил никому, решив купить других овец и подменить ими погибших. Однако случившееся не укрылось от жителей Аполлонии. Когда они узнали это, то привлекли Евения к суду и приговорили его, как проспавшего караул, к лишению зрения. Но вскоре по ослеплении Евения овцы более не ягнились, а равно и земля не приносила плодов. В Додоне и Дельфах, когда жители спрашивали о причине постигшего их бедствия, даны были им изречения оракулов, что страж священных овец Евений лишен зрения несправедливо, ибо божества сами наслали волков, и что они не перестанут мстить аполлонийцам до тех пор, пока те не дадут Евению удовлетворения за содеянное, такого, какое он сам выберет и найдет для себя достаточным. А по исполнении этого сами божества наделят Евения даром, за обладание которым многие люди будут считать его блаженным.
94. Таковы были изречения оракулов аполлонийцам; но они держали их в тайне и поручили привести их в исполнение некоторым из граждан. Эти последние исполнили изречения следующим образом: когда Евений сидел на рынке, они подошли к нему, сели подле и, говоря с ним о разных других предметах, дошли наконец до выражения участия к его бедствию. Так исподволь приблизились они к вопросу о том, какое удовлетворение он выбрал бы для себя, если бы аполлонийцы пожелали и пообещали удовлетворить его за содеянное. Евений ничего не слышал об оракуле и сделал такой выбор: если дадут ему поле, причем назвал по именам граждан, которые, как он знал, владели наилучшими в Аполлонии участками, и сверх этого дом, который казался ему самым лучшим из домов в городе, – он сказал, что если получит это, то впредь перестанет гневаться и сочтет удовлетворение достаточным для себя. Так говорил Евений, а беседовавшие с ним граждане подхватили его речь и сказали: «Такое удовлетворение, Евений, согласно полученным изречениям оракулов, дадут тебе аполлонийцы за ослепление». Засим Евений узнал все, как было, и негодовал, так как был обманут; а аполлонийцы купили у владельцев участки земли и отдали Евению то, что он выбрал для себя сам. Тотчас после этого он преисполнен был дара прорицания