69. Так говорил Демарат, а мать отвечала ему: «Так как, дитя мое, ты умоляешь меня сказать правду, то я открою тебе все, как было. На третью ночь после того, как Аристон ввел меня в дом свой, явился ко мне призрак в образе Аристона, возлег со мной и потом, наложив на меня венки, которые принес с собой, удалился. После этого пришел Аристон и, увидев на мне венки, спрашивал, кто дал их мне. Я отвечала, что он сам, но Аристон отрицал это; я же клятвенно уверяла его в том и прибавила, что ему не подобает отказываться, что незадолго до того он пришел, возлег со мной и дал мне эти венки. После моих клятв Аристон понял, что это дело божества. Венки оказались принадлежащими святилищу героя, именуемому храмом Астрабака, которое находится у входа в наш двор; гадатели также решили, что это был именно тот герой. Вот, дитя мое, все, что ты желал знать: или ты родился от этого героя и, следовательно, отец твой герой Астрабак, или же от Аристона, потому что я зачала тебя в эту ночь. Что же касается того, чем враги твои особенно донимают тебя, напоминая, что сам Аристон при известии о твоем рождении в присутствии многих лиц сказал, что ты не его сын – так как время‑де не вышло, десяти месяцев не было, – то у него сорвалось такое замечание по неведению. Женщины рожают и в девять, и в семь месяцев, не все носят полных десять месяцев. Тебя, дитя мое, я родила семимесячным. Сам Аристон вскоре сознал, что те слова сказаны были им необдуманно. Никаким другим толкам о твоем рождении не верь: ты выслушал от меня сущую правду. Пускай жены рожают детей от ослиных пастухов самому Левтихиду и другим, распускающим эти толки». Такова была речь матери.
70. Демарат узнал то, что желал знать, собрался в путь и отправился в Элиду, говоря, однако, что идет в Дельфы для вопрошания оракула. Лакедемоняне подозревали, что Демарат замыслил бежать, и погнались за ним. Но он успел уже переправиться из Элиды на Закинф; последовавшие за ним лакедемоняне схватили его и отняли у него слуг. Его самого закинфяне не выдали, и впоследствии он переправился отсюда к царю Дарию. Тот принял его с большим почетом, одарил землей и городами. Так и по такому именно случаю прибыл Демарат в Азию, прославившись среди лакедемонян делами и суждениями, особенно тем, что доставил им победу четверней на Олимпийских состязаниях: из всех спартанских царей он один сделал это.
71. По низложении Демарата царскую власть получил Левтихид, сын Менара. У него родился сын Зевксидам, которого иные спартанцы называли Киниском. Этот Зевксидам не был царем Спарты, так как он умер раньше Левтихида, оставив по себе сына Архидама. Потеряв Зевксидама, Левтихид женился вторично на Евридаме, сестре Мения, дочери Диакторида; сыновей от нее он не имел, но имел дочь Лампито, на которой по желанию Левтихида женился сын Зевксидама Архидам.
72. Впрочем, не дожил до старости в Спарте и сам Левтихид, потому что понес наказание за Демарата. Во главе лакедемонян он совершил поход в Фессалию и, хотя мог покорить всю страну, дал подкупить себя большой суммой денег. Он накрыт был на месте, в самом лагере, когда сидел на мешке, наполненном золотом. Привлеченный к суду, он бежал из Спарты, а жилище его было срыто. Бежал он в Тегею и там умер.
73. Однако это случилось позже, а в то время, когда удался замысел против Демарата, Клеомен тотчас взял с собой Левтихида и отправился на эгинцев в сильном гневе за причиненный ему позор. Теперь, когда явились к ним оба царя, эгинцы не считали более нужным сопротивляться, и цари отобрали десять эгинцев, наиболее значительных по богатству и происхождению, и увели с собой; в числе их были самые влиятельные личности на Эгине: Криос, сын Поликрата, и Касамб, сын Аристократа; они привели их с собой в Аттику и отдали их в качестве заложников афинянам, злейшим врагам эгинцев.
74. Однако впоследствии козни Клеомена против Демарата стали известны, и он из страха перед спартанцами бежал в Фессалию, оттуда перешел в Аркадию и там поднял восстание. Он подстрекал аркадцев идти на Спарту, взял с них клятву следовать за ними всюду, куда бы он ни повел их, и усердно хлопотал о том, чтобы начальников аркадцев проводить в Нонакрис и заставить их поклясться «водой Стикса»*. Говорят, что Стиксова вода находится в этом городе аркадцев; действительно, там из скалы течет по каплям небольшой ручей в ущелье, которое кругом обнесено плотиной. Нонакрис, близ которого течет этот источник, – город в Аркадии подле Фенея.
75. Узнав, что делает Клеомен, спартанцы испугались и пригласили его вернуться назад и царствовать над ними с прежними полномочиями. Лишь только он возвратился в Спарту, как заболел умопомешательством; впрочем, уже и прежде он был не совсем в здравом уме: каждый раз при встрече с кем‑либо из спартанцев он бросал ему палку в лицо. Ввиду такого поведения родственники посадили Клеомена в колодки, как помешанного. Находясь в заключении, он заметил однажды, что страж при нем остался один, и потребовал у него меч. Сначала страж отказывался подать меч, но Клеомен стал угрожать ему наказанием впоследствии, и тот под страхом угроз – страж был из илотов – подал ему меч. Взяв железо в руки, царь стал изрезывать себя в полосы, начиная от голеней, а именно: он резал на себе тело в длину от голеней до бедер, а от бедер до живота и поясницы, пока не дошел до желудка, который также изрезал в узкие полоски, и так умер. По мнению большинства эллинов, Клеомен погиб за то, что внушил пифии возвести на Демарата напраслину; одни только афиняне объясняют гибель его тем, что при вторжении в Элевсин он вырубил священную рощу двух богинь, а аргивяне – что он хитростью вывел из святилища Аргоса* тех аргивян, которые бежали туда из сражения, изрубил их, а самую рощу, невзирая на святость ее, предал огню.
76. Дело в том, что однажды Клеомену, обратившемуся к дельфийскому прорицалищу, сказано было, что он может овладеть Аргосом. После этого во главе спартанцев он прибыл к реке Эрасин, которая, как говорят, вытекает из озера Стимфалиды. Озеро это теряется в пропасти, а потом появляется снова в Аргосе; начиная отсюда, оно получает у аргивян название реки Эрасин. По прибытии к реке Клеомен принес ей жертву. Когда жертва давала решительно неблагоприятные знамения относительно перехода через реку, Клеомен сказал, что он одобряет реку за то, что та не выдает граждан, однако это нисколько не поможет аргивянам. Засим он отступил назад и повел войско на Фирею, принес в жертву морю быка и на судах переправился в Тиринфскую и Навплийскую области.
77. При известии об этом аргивяне отправились к берегу на помощь, а когда они подошли к Тиринфу, лежащему в той местности, которая называется Сепия, расположились лагерем против лакедемонян на небольшом расстоянии от них. При таких условиях аргивяне не боялись открытого сражения, но опасались, как бы их не захватили хитростью. Действительно, к этому случаю относилось следующее изречение пифии, данное аргивянам и мелитянам вместе:
Когда женщина одолеет мужчину,
Изгонит его и стяжает себе славу среди аргивян,
Тогда многих аргивянок она повергнет в тяжкую скорбь.
Кто‑либо из грядущих сынов скажет так:
«Грозный трехголовый змей* погиб под ударом копья».
Так как все это совпадало в то время, то аргивяне испытывали страх. Ввиду этого они решились действовать по указанию неприятельского глашатая и потому поступали так: всякий раз, когда спартанский глашатай подавал какой‑либо сигнал лакедемонянам, по тому же самому сигналу поступали и они.
78. Заметив, что аргивяне делают все по сигналу лакедемонского глашатая, Клеомен приказал своим воинам произвести наступление на аргивян в то время, когда глашатай подаст сигнал к завтраку. Так лакедемоняне и поступили: бросились на аргивян в то время, когда те по сигналу лакедемонского глашатая занялись завтраком, многих из них перебили, а боўльшую часть окружили и сторожили в роще Аргоса, в которой аргивяне искали убежища.
79. После этого Клеомен поступил следующим образом: от находившихся у него перебежчиков Клеомен узнал имена аргивян, заключенных в священной роще, и вызывал их через глашатая поименно, причем уверял, что он уже получил за них выкуп. У лакедемонян размер выкупа установлен в две мины за каждого пленника. Так Клеомен вызвал из рощи одного за другим пятьдесят аргивян и велел казнить их, но это оставалось неизвестным прочим находившимся в роще аргивянам: так как роща была густа, то остававшиеся в ней не видели, что делалось с товарищами, находившимися вне рощи; наконец один из них взлез на дерево и оттуда увидел, что творится. После этого ни один из них уже не выходил на зов.
80. Тогда Клеомен велел всем илотам обложить рощу кругом дровами и, когда они исполнили его приказание, велел поджечь рощу. Во время пожара он спросил кого‑то из перебежчиков, какому божеству принадлежит роща, и получил ответ: «Аргосу». При этом имени он тяжело вздохнул и сказал: «Прорицатель Аполлон! Ты жестоко обманул меня, сказав, что я овладею Аргосом. Полагаю, что пророчество это исполнилось».
81. После этого Клеомен отпустил боўльшую часть войска в Спарту, а сам с тысячью храбрейших воинов отправился к храму Геры для принесения жертвы. Однако в то время, как он готовился принести жертву на алтаре, жрец остановил его замечанием, что иноземцу непозволительно приносить здесь жертву. Клеомен приказал тогда илотам оттащить жреца от алтаря и принес жертву сам; засим удалился в Спарту.
82. По возвращении Клеомена в Спарту враги привлекли его к суду эфоров, обвиняя в том, что он не взял Аргоса, потому что был подкуплен, ибо взять его было легко. На это Клеомен возразил (правду ли он говорил или нет, наверное сказать не могу), что изречение божества он считал исполнившимся после того, как овладел святилищем Аргоса. Поэтому он считал себя не вправе посягать на город, прежде чем не испытает жертвенных знамений и не узнает, соизволяет ли ему божество нападать на город или возбраняет. Когда в храме Геры приносилась жертва, то из груди кумира сверкнуло огненное пламя, из чего он понял ясно, что не возьмет Аргоса. «Если бы, – говорил он, – огонь сверкнул из головы статуи, то я взял бы город с акрополем»; напротив, огонь из груди означал, что он исполнил уже все, чего желало божество. Речь эта показалась спартанцам правдоподобной и заслуживающей веры; значительным большинством голосов он был оправдан.