Незадолго до 22 часов Геринг получил короткое послание от Гитлера, запрещавшее ему предпринимать какие– либо действия. В тот же момент к нему явился целый отряд эсэсовцев под командованием оберштурмбаннфюрера Франка и арестовал его. Это было последнее, что предпринял Борман, чтобы свести счеты со своим старым врагом. На свой страх и риск он направил Франку, командовавшему эсэсовской охраной Берхтесгадена, радиограмму, в которой предписывалось немедленно схватить «маршала Великого рейха», обвиняемого в государственной измене. Так, в момент, когда он почти достиг вершины своей карьеры, Геринг вдруг очутился в ненадежном положении кандидата на виселицу.
На следующий день 24 апреля он уже считал, что пришел его смертный час, когда Кальтенбруннер пришел взглянуть на арестованных (вместе с Герингом были взяты под стражу его адъютанты) и ушел, не сказав ни слова. В тот же день Эйгрубер – рейхсштатгальтер Обердонау – объявил, что все, кто на руководимой им территории станет противиться воле фюрера, будут расстреляны на месте.
Не задержанный генерал Коллер предпринимал все возможное и невозможное, пытаясь освободить Геринга. Но его 29 апреля под усиленной охраной препроводили в находившийся поблизости средневековый замок.
1 мая Борман, решив воспользоваться тем, что накануне Гитлер покончил с собой, направил начальнику эсэсовской охраны указание строго следить за тем, чтобы «апрельские изменники не смогли сбежать». Такой приказ был равносилен смертному приговору; именно это Борман имел в виду, отдавая его. Однако ситуация час от часа менялась, скоро должны были подойти американцы, и начальник охраны замка не осмелился взять на себя ответственность и расстрелять рейхсмаршала. И 5 мая охрана с радостью избавилась от Геринга, сдав своего обременительного пленника проходившему мимо замка отряду люфтваффе, который вскоре скрылся в лесу. Геринг был свободен и тут же воспользовался этим, предложив принявшему власть адмиралу Дёницу свои услуги для переговоров с Эйзенхауэром. Судя по тексту письма, адресованного Дёницу, Геринг не сомневался в благотворности «прямой беседы между двумя маршалами». Даже подписание перемирия в мае не лишило его надежды еще сыграть свою роль. Когда 8 мая он стал пленником американских войск, занявших Берхтесгаден, он потребовал встречи с генералом Эйзенхауэром, для чего подготовил письмо. Он был просто поражен, узнав, что вместе с другими нацистскими руководителями предстанет перед Международным трибуналом как военный преступник.
Сменивший Геринга во главе гестапо Гиммлер, этот «честный Генрих», также выбрался из Берлина вечером 21 апреля. Но если Геринг держал путь на юг со своими грузовиками, нагруженными картинами, то Гиммлер направился к датской границе. Там он надеялся разыграть свою личную козырную карту, вступив без одобрения фюрера в переговоры с западными союзниками.
Это не было случайным решением. Шелленберг уже давно понял, что участь кампании необратимо решена и судьба Германии (в особенности нацистских правителей) может быть смягчена лишь при условии безотлагательных переговоров с победителями. Начиная с августа 1944 года Шелленберг властвовал безраздельно над всеми разведслужбами Германии, получая обширную информацию из всех концов Европы. Его агенты, действовавшие в нейтральных странах, держали его в курсе всех намерений союзников, информировали о предпринимаемых ими шагах. Естественно, собственное будущее и будущее его коллег не виделось ему в радужных красках. Однако эта агентура могла облегчить установление нужных контактов и проведение обмена мнениями, а затем и секретных переговоров. Шелленберг решился «спасать свою шкуру»; чтобы обеспечить себе прикрытие на крайний случай, он посвятил в свои планы Гиммлера, оставив неумного Кальтенбруннера в полном неведении.
Летом 1944 года Шелленбергу удалось встретиться в одном из стокгольмских отелей с американским дипломатом Хьюитом, с которым он обсудил вопрос о возможности переговоров. Первая попытка оказалась безрезультатной, но Шелленберг все-таки рассказал о ней Гиммлеру, который пришел в ярость, но потом согласился с тем, что такие засекреченные контакты могут оказаться полезными. Вслед за тем Шелленберг начал исподволь обрабатывать Гиммлера и добился от него разрешения на заключение определенных соглашений, рассматривая их как операцию по страхованию своей жизни.
В начале 1945 года агент Шелленберга доктор Хеттль, представлявший VI управление в Вене, установил по его указанию контакты в Берне с американским генералом Донованом. Цель состояла в получении согласия американцев на заключение сепаратного мира и образовании германо-американского союза, направленного против СССР. Главным результатом заключения такого союза должно было стать продолжение войны на Восточном фронте совместно с американцами. Ради этого представитель Шелленберга просил ослабить натиск союзников на рейнскую группу армий, чтобы в дальнейшем американцы смогли использовать ее против Советского Союза. Все провалы не могли заставить нацистов трезво взглянуть на положение: они постоянно возвращались к идеям, которые уже безусловно и неоднократно отвергались. Их предложения остались без ответа, несмотря на то что Хеттль снова и снова возвращался в Берн.
Неизвестно, ввел ли Шелленберг Гиммлера в курс своих демаршей или бросал пробные шары на свой страх и риск.
В конце 1944 года в главной штаб-квартире поднимался вопрос о возможности «предварительной» оккупации Швейцарии. Шелленберг и по его настоянию Гиммлер выступили против этих планов и к их рассмотрению больше не возвращались. Шелленберг же продолжал свои переговоры в Швейцарии. Один из его агентов Лангбен установил контакт с представителями союзников, но Мюллер и Кальтенбруннер узнали об этом и начали расследование, поэтому Шелленбергу пришлось пойти на попятную.
Но переговоры, начатые с Жан-Мари Мюзи, бывшим президентом Швейцарской конфедерации, дали положительные результаты. Будучи приверженцем традиций швейцарского посредничества, господин Мюзи прилагал большие усилия, чтобы добиться передачи Швейцарии возможно большего числа евреев-узников немецких концентрационных лагерей, чья судьба казалась неминуемой. Всех их, скорее всего, должны были уничтожить при приближении к лагерям союзных армий. Впервые Гиммлер согласился встретиться с Мюзи в конце 1944 года, а затем еще раз 12 января 1945 года в Висбадене. Он согласился передать некоторое число евреев Швейцарии, которая должна была служить транзитным пунктом для лиц, получивших «разрешение на эмиграцию». Со своей стороны международные еврейские организации, в частности американские, должны были выплатить значительный выкуп. В конце концов пришли к соглашению о том, что два раза в месяц немцы будут передавать 1200 евреев Швейцарии. Это было очень мало в сравнении с десятками тысяч несчастных, которых ждала смерть в гитлеровских лагерях, однако все-таки несколько сотен избегут газовых камер. Первый эшелон с такими узниками прибыл в Швейцарию уже в начале февраля 1945 года, и еврейские организации выплатили 5 миллионов швейцарских франков под поручительство Мюзи. Об этом узнала пресса, и зарубежные газеты предположили, что Швейцария обязалась в порядке компенсации предоставить после войны убежище нацистским правителям на своей территории. Гитлер пришел в ярость и запретил дальнейшую выдачу заключенных.
Мюзи продолжал свои усилия, не падая духом; несмотря на свой возраст[52], он предпринял немало визитов в Германию, не считаясь с риском попасть под бомбежку во время этих поездок. В начале апреля он добился от Гиммлера обязательства не эвакуировать заключенных из лагерей при приближении союзных армий. До этого момента заключенных строили в колонны или грузили в запломбированные вагоны и отправляли колесить по Германии в поисках нового места для лагерей. В некоторых концлагерях предпочитали заключенных расстреливать, чем отдавать их в руки союзников. Заслышав грохот приближающегося боя, несчастные узники замирали между страхом и надеждой.
Предпринимались и другие попытки спасти заключенных гитлеровских концлагерей: Гилелем Шторхом, представителем Всемирного сионистского конгресса, доктором Буркхардтом, президентом Международного Красного Креста, и шведским графом Бернадоттом. Все эти более или менее тайные переговоры убедили Гиммлера в том, что он может сыграть главную роль в спасении Германии (и своей жизни), если заключит международное соглашение.
Два раза он встречался с графом Бернадоттом, сначала в феврале, а затем в начале апреля 1945 года. Он дал ему обещание, аналогичное тому, что уже дал Мюзи: концентрационные лагеря не будут эвакуированы. Он долго колебался перед тем, как пойти на большее: привычка к полному и безоговорочному повиновению фюреру, страх перед ужасным наказанием, которое ожидало его, если раскроют его двойную игру, мешали ему перейти Рубикон. Однако в решающем апреле Гиммлер уже был в немилости, его эсэсовские телохранители были лишены привилегий, а Гитлер принимал его все реже. Эти обстоятельства позволили ему уменьшить зависимость от своего хозяина, в которой он до сих пор пребывал.
19 апреля Гиммлер имел продолжительную беседу с министром финансов Шверином фон Крозигком, а Шелленберг в это время уговаривал министра труда Зельдта. Они пришли к такому мнению: Гитлер должен уступить свое место Гиммлеру или исчезнуть, а Гиммлер, унаследовав место фюрера, обязан был как можно скорее заключить «почетный мир»! Новые заговорщики были такими же наивными, как их предшественники. Гиммлер все же надеялся на успех, так как граф Бернадотт в ходе последней встречи порекомендовал Гиммлеру отстранить от власти Гитлера и взять ее в свои руки, публично объявив, что фюрер не может более исполнять свои обязанности по причине тяжелой болезни. После этого должен последовать роспуск национал-социалистической партии. Гиммлер уже был готов к этому запоздалому перевороту, но хотел удостовериться, что союзники согласятся на проведение с ним переговоров, так как страх все еще удерживал его.