Попытка к бегству генерала Месни показалась очень подозрительной его товарищам по несчастью. Они знали, что Месни отказался от мысли о побеге после того, как его старший сын был выслан в Германию за активное участие в движении Сопротивления, и боялся, что младшего могут казнить в отместку за побег. Однако правду обнаружили лишь во время расследования, проведенного после войны, в захваченных архивах.
Сэр Дэвид Максвелл-Файф, заместитель британского генерального прокурора, сумел великолепно описать этот случай в Нюрнберге: «Во всем этом особенно отвратительном эпизоде мы видим сущность всего нацизма — лицемерие. Это убийство, совершенное в белых перчатках и по приказу, прикрываемое министерством иностранных дел, несет на себе жестокий отпечаток СД и гестапо Кальтенбруннера, это убийство совершено при поддержке и соучастии внешне респектабельного аппарата профессиональной армии».
Репрессивные меры, применяемые к военным, были закодированы в документе, изданном Верховным командованием под названием декрет «Кугель» (декрет «Пуля»). Согласно этому декрету, подписанному 27 июля 1944 года под грифом «Секретный правительственный вопрос» и направленному комендантам лагерей для военнопленных и местным отделениям гестапо, указывалось: «Каждый военнопленный, пойманный в результате попытки к бегству, будучи старшим или младшим офицером, за исключением английских и американских военнопленных, должен передаваться начальнику сыскной полиции или службе безопасности». Данные меры «никоим образом не должны разглашаться», о них не следует сообщать другим военнопленным, а военная служба информации должна обозначать таких военнопленных как бежавших и ненайденных; это же должно фигурировать в ответах на их корреспонденции и в ответах на запросы Международного Красного Креста и державы-покровительницы.
Собственно, эти меры уже давно применялись в соответствии с инструкцией, разосланной центральным управлением гестапо 4 марта 1944 года.
Одновременно Мюллер проинструктировал всех руководителей основных органов гестапо на предмет того, что им следует направлять в лагерь Маутхаузен всех тех беглецов, которые будут им переданы, оповещая коменданта лагеря о том, что перевод осуществляется в рамках операции «Кугель». Это упоминание равнялось смертному приговору: старшие и младшие офицеры, обозначенные в декрете «Кугель», уничтожались выстрелом в затылок сразу по прибытии в Маутхаузен.
Второй декрет «Кугель» применил аналогичные меры также для иностранных рабочих, предпринимавших повторные попытки к бегству из трудовых лагерей.
Заключенные, прибывшие в Маутхаузен по указанным декретам, обозначались как «заключенные К»; их даже не вносили в регистрационные книги лагеря и не выдавали личного номера, а немедленно направляли в лагерную тюрьму. Там их провожали в душевую, где заставляли раздеться и под предлогом снятия мерки ставили на ростомер, который, как только планка касалась головы, автоматически выпускал им пулю в затылок. Когда «заключенных К» прибывало слишком много, их казнили в душевой, где хитро устроенные водопроводные трубы могли выпускать и смертельные газы.
Комендант лагеря также мог проявлять личную инициативу. В начале сентября 1944 года в Маутхаузен прибыла группа из 47 английских, американских и голландских офицеров. Все они были летчиками; их самолеты были сбиты над Германией, а они выбросились с парашютом. После восемнадцати месяцев заключения они были приговорены к смертной казни за попытку к побегу. Вместо того чтобы казнить их без промедления, комендант лагеря отправил их в карьер Маутхаузена, где уже много пленных познали страшную смерть.
Это был гигантский котлован, куда спускались по грубо выдолбленной в скале лестнице, насчитывающей 186 ступеней. Тех 47 пленных пилотов привели в карьер босыми, в одном нижнем белье и заставили поднимать из котлована наверх камни весом в 25–30 килограммов, сопровождая это издевательство побоями. Лишь только эта ноша поднималась наверх, их бегом заставляли спускаться за новым, крупнее предыдущего, камнем. В первый день 21 человек из группы умер. На следующие сутки 26 остальных заключенных снова отвели в карьер. К концу второго дня в живых не осталось ни одного.
В том же сентябре 1944 года с инспекцией в лагерь прибыл Гиммлер. В качестве развлечения ему показали казнь 50 советских офицеров. Такова странная природа германской «военной чести», о которой так много и с воодушевлением говорили нацисты.
Другое дело военнопленных, сбежавших из Сагана, также произвело много шума.
В Сагане, маленьком силезском городке близ Бреслау, в «сталаге Люфт III» содержалось в заключении около 10 тысяч английских и американских летчиков. Люди эти были весьма беспокойные, мечтавшие лишь о том, как сбежать оттуда. В конце февраля 1944 года охранники лагеря обнаружили 99 незаконченных подземных ходов для побега. Усиленная охрана, порученная резервной армии, состоявшей из членов СА и возглавляемой Ютнером, не смогла помешать сотой попытке завершиться успехом. Это произошло в ночь с 24 на 25 марта 1944 года, когда группа из 80 английских офицеров бежала из концлагеря. Этот прекрасный пример британского упорства поверг Гитлера и Гиммлера в бешенство. Сразу по обнаружении побега ранним утром в субботу 25 марта была объявлена большая тревога, поднято на ноги все гестапо Бреслау, развернута широчайшая облава. Первые беглецы, схваченные в нескольких километрах от Сагана, были возвращены в лагерь, но уже в воскресенье 26 марта Мюллер передал местным отделениям гестапо приказ расстреливать обнаруженных беглецов на месте. В понедельник 27 марта в РСХА состоялось совещание, на котором собрались представитель министерства авиации полковник Вальде, представитель Верховного командования фон Ройрмонт, Мюллер, Небе. На совещании должны были обсудить необходимые меры, однако Мюллер объявил, что его службы по приказу Гитлера уже разослали директивы, вступившие в силу утром 26 марта и по которым 12–15 беглецов уже расстреляны. Такое решение вызвало широкий протест: все опасались, что германские летчики-военнопленные, находящиеся в британских лагерях, будут расстреляны в порядке ответных мер. А летчики люфтваффе, выполнявшие задания над Англией, будут обеспокоены будущими последствиями предпринятых мер. Гитлер согласился лишь на то, чтобы первой группе беглецов, возвращенных в лагерь, была сохранена жизнь. Для остальных распоряжения оставались в силе. Гестапо Бреслау, которым руководил оберштурмбаннфюрер СС Шарпвинкель, было поручено провести казни.[29] Пойманные беглецы, а некоторым из них удалось добраться до Киля и даже до Страсбурга, были доставлены в Бреслау и расстреляны. Так 50 молодых офицеров заплатили жизнью за свое неколебимое мужество. Исходя из принятых в гестапо предосторожностей Мюллер потребовал не оформлять документы, связанные с этим делом, а все приказы передавать только устно.
Известия о казни летчиков все-таки стали известны общественности, несмотря на все предосторожности. Кальтенбруннер приказал представить их как единичные случаи: одни беглецы погибли якобы под бомбежками, другие были убиты, оказав сопротивление при аресте, третьи — при попытке силой устранить своих охранников, вынужденных стрелять в состоянии необходимой обороны, не говоря о смертельно раненных при попытке убежать во время доставки в лагерь. Была даже составлена объяснительная записка, которой никто не поверил; напротив, она лишь подтвердила то, о чем все догадывались, а после войны сумели доказать.
У гестапо появились новые области для «разработки». Первая, необъятная и не особо зрелищная, задача состояла в том, чтобы помогать германской военной экономике удовлетворять свои огромные и постоянно растущие потребности в рабочей силе. Эту сторону полицейской деятельности нацистов в оккупированных странах можно проиллюстрировать числами. Вербовка работников для Германии на добровольной основе с треском провалилась. Тогда пришлось заняться насильственной мобилизацией, которая приняла самые различные формы. Они варьировались от «замены» заключенных (это моральное жульничество было принято у французского правительства, которое согласилось заменять одного военнопленного на пять привлеченных рабочих; такие соглашения не были известны общественности) до обязательной трудовой службы, позволявшей отправлять на работу в Германию целые возрастные группы молодежи. Главный организатор мобилизации рабочей силы гаулейтер Заукель признал, что из 5 миллионов иностранных рабочих, вывезенных в Германию, лишь 200 тысяч были добровольцами. Очень часто люди уходили в маки (партизаны движения Сопротивления) сразу по получении извещения об их призыве на обязательную трудовую службу. Всего в Германию было отправлено 875 952 французских рабочих. Если вспомнить, что на конец 1942 года там находилось 1 036 319 французских военнопленных, то, прибавив к ним политических ссыльных и участников движения Сопротивления, можно увидеть, что более 2 миллионов французов были в плену у нацистов под разными наименованиями и в разных условиях.
Второй областью деятельности гестапо стали так называемые «медицинские эксперименты».
Чтобы понять, почему медики, включая высококвалифицированных специалистов, оказались развращены принципами нацистской идеологии и согласились на проведение экспериментов, которые были отрицанием врачебной этики, надо вспомнить, как нацисты проникали в медицинские круги и вели там подрывную деятельность.
Поскольку ученые, медики, профессора были сплошь либералами и реакционерами, евреями или франкмасонами, нацисты провели в их рядах чистку, которая затронула 40 процентов общего состава.
Кроме того, страсть Гиммлера к научным, точнее, псевдонаучным опытам, особенно в области расовых исследований, побудила его создать в 1933 году общество «Аненэрбе» («Наследие предков»), которое с 1935 года занялось изучением всего, связанного с мыслью, деяниями, традициями, отличительными чертами и наследием «индогерманской нордической» расы. 1 января 1939 года общество получило новый статус, которым на него были возложены научные изыскания, завершившиеся опытами в концлагерях. 1 января 1942 года оно было включено в состав личного штаба Гиммлера и стало органом