Я уже говорил, почему монумент Лисикрата пробудил во мне мысль заняться в Афинах поисками всего того, что подпадает под определение «Достопримечательное и удивительное» и может являть собой параллель аналогичным памятникам в граде Риме. Надо признать, что книг о достопримечательностях Афин крайне мало, что объясняется тем, что в Средние века получили широкую огласку исторические анналы этого города. Однако существуют два фрагмента описания Афин, относящиеся к XV в., точнее — к эпохе Кириака Анконского.
Благодаря этому путешествующему антиквару эпохи раннего итальянского Ренессанса началось научное исследование руин Афин, известных как ему, так и нам. На них и сами греки, и люди Запада стали смотреть глазами ученых. Многие флорентинцы прибыли ко двору герцогов Афинских из дома Аччьяйоли, но, кажется, никто из них не удосужился оставить записки об Афинах. Один такой, Никколо Макиавелли побывал в Афинах в 1423 г. и был буквально очарован представшими ему картинами, но этот современник и тезка знаменитого государственного деятеля написал из Афин своему другу всего лишь краткую записку: «Ты наверняка не видел более прекрасной страны, чем эта, и столь же прекрасной твердыни».
Несмотря на это Акрополь в этом виде уже в XIV В., когда каталанская компания господствовала в Афинах, и внимание самих испанцев привлекали не столько мощь одной из самых грозных твердынь романизированной Греции, сколько красота античных храмов Акрополя. Король Педро IV Арагонский, которому упомянутая компания передала власть в герцогстве Афинском, назвал в 1380 г. Акрополь «драгоценнейшим камнем, какой только есть в мире, и притом — такого рода, что все короли христианского мира совместными силами не смогли бы создать ничего подобного».
Спустя несколько лет после того, как Макиавелли постоял на вершине Акрополя, обуреваем гордыми помыслами, другой итальянец, а именно Кириак Анконский, первый из западных путешественников, восхищавшихся красотами классической древности, прибыл на Восток ради археологической науки, которая в его годы только начинала складываться.
Почти одновременно с ним, в 1417 г., Христофоро Бондельмонте объездил греческие острова и побережье, которые он описал в своем труде «Liber Insularum Archipelagi»[781], посвятив его кардиналу Орсини. Именно потому, что Бондельмонте был флорентинцем, более чем странно, что он не проявил интереса к Афинам.
Кириак же дважды побывал в Афинах: в апреле 1436 г. и в марте 1447 г. Тогда в городе правил Нерио II. Аччьяйоли же был правителем Стивса и Сетинеса, как в те времена на Западе называли Фивы и Афины. Романтическая красота франкского герцогства открылась перед ним в полной мере, и Кириак смог насладиться ее закатом, ибо всего через несколько лет турки не позволили ему вновь побывать в Афинах. А пока что он с энтузиазмом разглядывал «невероятной красоты мраморные постройки и всевозможные святилища как в самом городе, так и вне его, а также дивные художественной работы изваяния и колонны». Правда, все они давно лежали в развалинах. Кириак восторгался «чудесным мраморным храмом богини Паллады в Акрополе, божественным творением Фидия». Он посетил герцога Нерио в сопровождении его родного отца, Нерио ди Донато. «Мы нашли его, — писал он, — на Акрополе, высочайшей крепости в городе». К сожалению, Кириак имел мало опыта и навыка, чтобы по достоинству оценить один из самых странных княжеских дворов. Ему недоставало такта, который проявил Рамон Мунтанер при посещении Кадмеи в Фивах. У Кириака были лишь зоркие глаза, без устали любовавшиеся мраморным великолепием Пропилей, в которых был сооружен герцогский дворец. Он побывал здесь еще раз (в 1447 г.), оставив весьма точное описание Парфенона.
Наблюдения этого неутомимого исследователя впервые были сделаны в 1412 г., во время путешествия на Восток, а затем сопоставлены с руинами Рима, где Кириак в 1453 г выступил в роли провожатого императора Сигизмунда, когда его давний меценат и покровитель, кардинал Габриэле Кондульмер, занимал Святой престол под именем Папы Римского Евгения IV[782]. Однако он не обладал достаточно обширными знаниями об Афинах, и оба его посещения древнего города были весьма краткими. Если он и привез с собой в Италию записки о путешествии, они, видимо, были уничтожены. Сохранилась лишь часть его обширного собрания надписей, а также выполненные Джулиано да Галло рисунки различных греческих памятников, сделанные по эскизам из записной книжки Кириака. Они хранятся в собрании «Барбериана» в Риме, где их внимательно изучали Спон и Винкельманн. Эти рисунки побывали и в руках Дюрера, благодаря посредничеству нюрнбергского врача и гуманиста Хартманна Шеделя, который в бытность свою в Падуе сумел снять копии с этих записных книжек, содержащих греческие зарисовки.
В Афинах Кириак продолжил свою традицию сбора сведений о достопримечательностях и удивительных вещах, подобных описаниям всевозможных диковинок Рима. Это было плодом антикварных полузнаний и слухов, в основе которых лежали заметки Павсания. В своих афинских записках Кириак упоминает об остатках водопровода (акведука) императоров Адриана и Антонина[783] в Ли-кабеттосе. Акведук этот был прозван в народе «студией Аристотеля». Кириак слышал, что Олимпион называют «Дворцом Адриана», так что в этой связи не вызывают особого удивления простонародные названия памятника Аисикрата и водопровода у Андроникоса Киррестеса. Этот автор называет первый из них театральной сценой, а второй — храмом Эола.
Подобные простонародные названия восходят к эпохе высокого Средневековья. По мнению Фальмерайера, подобные названия, с первыми упоминаниями о которых этот славный ученый узнал из книги «Турко-Греция» Мартинуса Крузиуса, следует приписать первым албанским колонистам Афин, появившимся в XIV–XV вв. Их подхватил Михаил Акоминат, запечатлевший эти простонародные названия в своих сочинениях. Выходцев с Эпира[784], говорящих не по-гречески и абсолютно несведущих в афинских древностях и еще меньше — в происхождении и названиях древних монументов, не слишком интересовала история Афин. Однако они кое-что слышали о ней и называли арсеналом Ликурга[785] часть Пропилей, а фонарем Демосфена — памятник удачливым хористам. Подобные названия могли быть изобретены самими полуобразованными афинянами. Со временем они стали частью городской топонимики и в этом качестве были усвоены Акоминатом.
Уже во времена служения этого епископа, во второй половине XII в., состояние античных памятников в общем и целом было плачевным и требовало огромных сумм на реставрацию, о чем впоследствии писал Кириак. Дело в том, что этот знаменитый митрополит многократно упоминает целый ряд выдающихся памятников, представлявших собой остатки былого величия Афин. В своей вступительной речи он сказал: «Я не вполне убежден, продолжают ли древние Афины существовать и в наши дни, или же от них осталось лишь славное имя, когда меня некий периэгет прямо спрашивает об этом и хочет, чтобы я ответил ему: вот это — Перипатос[786], это — Стоя[787], здесь — Акрополь, там — Пирей, фонарь Демосфена, и когда он говорит подобным образом, я вижу перед собой истинного древнего афинянина».
В своей приветственной речи к претору Деметриосу Дримису уже знакомый нам Акоминат сказал: «Потрудись отыскать последние следы Эллады, Перипатоса или Аикейона (Ликея). Пока что ты сможешь увидеть разве что скальный утес Ареопага, являющий собой каменный гребень и славящийся достославным своим именем. Ты сможешь увидеть и небольшой островок Стой Пой-киле, но погруженной в глубокий сон, Стой, каменные плиты которой изгрызены беспощадным временем».
В другом месте автор с характерно риторическим пафосом сетует, что великий некогда град Афины не только утратил былую славу, но и само имя его забылось бы человечеством, если бы не неистребимые образы Акрополя, Ареопага, Гиметтоса и Пирея. В другой раз он перечисляет несколько иные достопримечательности: Гиметтос, Пирей, Элевсин, Марафон, Акрополь. Восседая на Гиметтосе, он бросает взор на Пситталию, Саламин и Эгину, расположенные напротив и перед ним. Он тут и там повторяет эти имена, а также называет и знаменитый источник Каллирои[788]. Как-то раз он упоминает и Керамикой.
В этом обстоятельном каталоге неизменно фигурирует только Акрополь, но, к сожалению, не упомянуты другие памятники, частично сохранившиеся даже в наши дни. Так, Пропилеи у него не упоминаются вообще, а Парфенон упомянут только мимоходом, благодаря возведенной в нем церкви. Храм Тесея также упомянут лишь в связи с церковью Святого Георгия в Керамикосе. Огромные фрагменты развалин Олимпиона занимают Акоминат столь же мало, как Стадион или акведук Адриана и Антонина, Театр Диониса или Одеон[789] в южной оконечности Акрополя, и многие другие крупнейшие памятники, частично сохранившиеся и в наше время.
Сей ученый епископ, к сожалению, не оставил никаких топографических заметок, отметив лишь некоторые памятники древности, которые показались ему наиболее значительными символами античного величия Афин. Это — прежде всего Акрополь, Ареопаг и старинные философские школы. Он отдает предпочтение Ликейону перед Перипатосом, а однажды упоминает даже о школе Аристотеля и описывает, в чем заключаются различия между ними. Стоя (известная также в свое время под названием Пойкиле, «Пестрая») была для него куда более важной, чем платоновская Академия, которую он вообще не упоминает в числе наиболее значительных названий. Возможно, это — чисто случайная недооценка, ибо в другом месте он все же вспоминает Академию, говоря, что Платон не случайно избрал это красивейшее место во всей Аттике для местопребывания философов и мудрецов. Это место считали одной из главных достопримечательностей Афин не только он, но и многие другие задолго до него. Так, за век с лишним до Акомината в том же русле рассуждал и Михаил Пселл