[876]. Мысль об этом пришла ко мне у монумента Лисикрата[877]. Я хотел бы попытаться сопоставить все те отражения и отсветы, которые Афины отбрасывали на воззрения людей, живших в эпоху Темных веков[878]. Здесь также особая одухотворенная концепция выражает личное впечатление от каменных следов далекого прошлого, как это редко случалось у ученого.
С начала января 1881 г. Грегоровиус выступает в Мюнхенском университете с чтением своих «Mirabilia». Теперь его штудии все глубже уводили его к источникам по греческому Средневековью. Особым подспорьем для него послужили сочинения архиепископа Михаила Акомината, которые передал ему Ламброс. Достойно удивления, с какой быстротой и основательностью Грегоровиус углубился в материал доселе неизвестных ему источников. Еще в 1881 г. вышел в свет его труд «Афины в Темные века», представлявший собой своего рода ядро, вокруг которого впоследствии должны были группироваться материалы по истории города Афины в эпоху Средневековья. Но даже тогда Грегоровиус еще всерьез не помышлял о том, чтобы написать ее самому, а вновь и вновь пытался убедить Спиридиона Ламброса взять на себя этот труд.
Кроме того, ему все чаще представал образ греческой императрицы Атенаис-Евдокии. Уже в декабре 1881 г. ее «История» вышла в свет.
На основе скудного и недостаточного материала Грегоровиус создал художественное произведение, каким в немецкой исторической литературе могут похвалиться лишь очень и очень немногие и которое сочетает в себе «пластическую красоту форм, богатую красочность в описаниях человеческих характеров, ландшафтов и событий» (Фридрих Альтхаус). Так уж повелось, что, когда в его истории появляются женщины, Грегоровиус изображает их портреты с особой любовью. Судьба афинянки, дочери философа, императрицы блистательной Византии, умершей безвестной изгнанницей в Иерусалиме, давала богатую пищу для художественного творчества. Сценой, на которой разворачивалась драма судьбы этой поразительной жизни, были три крупнейших города мира: Афины, Константинополь и Иерусалим. Автор и сам сознает фрагментарность своего небольшого труда и сетует на нее. В письме к Рюлю он признается: «Атенаис получилась весьма фрагментарной и являет собой всего лишь эссе, так что впредь я намерен лучше знакомиться с вещами, которые собираюсь привести в стройную систему. Я более не намерен писать толстенных томов». А в послании к Тиле Грегоровиус говорит: «Я в состоянии создавать лишь эскизные наброски и не намерен делать из них книгу». Он сравнивает эту работу с «потемневшей от времени византийской мозаичной картиной, из которой выпали многие и многие сверкающие мозаики». Надо признать, Грегоровиус очень скромно оценивает свой художнический дар. Его «Атенаис» — это нечто гораздо большее, чем мозаика, выложенная на скромном фоне. В особенности это касается более поздних изданий, где перед нами предстает настоящее историческое полотно, все детали которого прописаны с любовью и мастерством старых немецких живописцев, писавших старинные городские виды. «Атенаис» — это не творение византийского стиля; сам характер подачи материала делает ее чисто немецким произведением искусства, в котором его автор утверждает, что «оно отражает подлинную историю, куда более привлекательную, чем иные ублюдочные сочинения, которые именуются историческими романами». И тот факт, что в процессе этой работы он в изображении образа Киприана невольно перекликается с наиболее ранней версией легенды о Фаусте, в которой он может лишний раз продемонстрировать свое зрелое мастерство, доставляет ему особенную радость. И ошеломляющий книготорговый успех этой маленькой книжки (первое издание было распродано всего за два дня) обусловлен не тем, «что все византийское, как новинка, будоражит человеческое любопытство», а особой формой подачи материала. Обширная научная работа, лежащая в основе этой книги, была понята лишь немногими, а широкий читатель воспринял книгу как экзотическую новеллу.
Самому Грегоровиусу «Атенаис», помимо радости от шумного успеха, дала возможность совершить путешествие на Восток, так как византийская императрица оплатила его путевые расходы, как писал он в дружеском письме к Тиле. Итак, весной следующего года маститый шестидесятилетний автор отправился в поездку в Египет, Сирию и Турцию. Этапными вехами этого путешествия стали Каир, Иерусалим и Константинополь. На обратном пути домой Грегоровиус еще раз посетил Афины, а затем вернулся в «дорогой Рим». Благодаря посещению этих крупнейших культурных центров Востока он значительно расширил круг своих культурологических представлений и обрел свежие силы для создания новых произведений. Дело даже не только в том, что в его трех опусах — «Из Каира в Иерусалим», «Поездка к Мертвому морю» и «Сарды» — вновь зазвучала «поэзия скитаний и странствий». Грегоровиус привез на родину немало чисто научных сведений, поскольку его всегда тянуло пройтись по следам величайшего путешественника — римского императора Адриана, которому он посвятил отдельное историческое сочинение. Он полностью переработал старый текст, который был опубликован на Рождество 1883 г. В итоге получилась совершенно новая книга, «картина эллинско-римского мира той эпохи». «Я так долго медлил в одном моменте, в котором для меня был сосредоточен весь век земной. Это казалось мне кругом жизни, который должен вот-вот замкнуться», — писал он Тиле, и далее: «Адриан» стал первой моей научной работой, и полная переработка этого текста… видимо, станет моим последним трудом». После завершения этого труда он признавался: «Итак, я отдал последнюю дань вечному Риму, и это вселяет в меня особый внутренний покой». Это глубочайшее личное переживание вновь подвигло Грегоровиуса предаться творчеству, и именно это внутреннее сострадание к людям придает его писаниям особое очарование и позволяет ему торжествовать над теми, кто способен лишь на поверхностное понимание.
Но только такой труд, который не ведает отдыха, только неутомимое творчество и столь же неутомимые исследования наполняют для него жизнь смыслом. Работая над всеми этими новыми изысканиями, Грегоровиус занимался подготовкой и доработкой 4-го переиздания своей «Истории города Рима». Одновременно с этим он продолжал свои изыскания по средневековой истории Афин, и весной 1886 г. он наконец принял решение начать работу над «Историей города Афин в Средние века». Он, который всегда опасался, что отпущенный ему срок жизни не позволит завершить подобный труд, в свои шестьдесят пять лет ощущал в себе силы для столь масштабного труда. 14 марта Грегоровиус писал знакомым книгопродавцам, что побывал в Неаполе и Палермо, чтобы поработать в тамошних архивах и книгохранилищах. «Не могу отказать себе в удовольствии сообщить вам, что я успешно продвигаюсь по пути сбора дополнительных материалов к истории города Афин в эпоху Средневековья, над которой я работаю вот уже несколько лет. Эти наброски и материалы составят объемистый том и, хотелось бы надеяться, послужат небольшим, но весомым аналогом к «Истории города Рима в Средние века». А 13 мая он писал тому же издательству из Рима: «Я достаточно успешно завершил архивные изыскания в Неаполе и Палермо, но самое главное ожидает меня в Венеции, куда я намерен отправиться осенью. Видно, историю города Афин в текущем году завершить мне не удастся».
В июле, после возвращения в Мюнхен, Грегоровиус писал профессору Рюлю: «Надо признать, что вопреки моему желанию и без моего ведома один из моих знакомых распространил в газетах информацию о том, что я намерен приступить к написанию истории Афин. Между тем я вот уже несколько лет активно работаю над ней, и в общем и целом она уже практически написана. Спустя самое большее два года я надеюсь ее завершить. Этот труд сродни работе над мозаикой, от которой невозможно ожидать значительного и быстро результата. Одни лишь местные жители подбадривают меня, и над этим пустынным сном в летнюю ночь (читай: Афин в Средние века) один лишь Акрополь возносится в своем античном величии. В октябре я намерен на длительное время отправиться работать в государственный архив Венеции и ожидаю немало интересных сообщений от каталонцев из Барселоны.
В конце 1888 г. труд наконец был завершен. В июне 1889 г. он вышел в свет: в итоге получилось два солидных тома. Огромный труд, зиждущийся на твердом фундаменте, получил достойное завершение.
Рядом с внушительным «эпосом» «Истории города Рима в Средние века» новая книга являет собой скорее «Сон в летнюю ночь» франков, каталонцев и итальянцев, оказавшихся на священной земле Афин. Это — не грозные величественные события мирового масштаба, свойственные Риму, а приключения, напоминающие трагикомедию. «Своеобычная сущность Афин и Греции в эпоху Средневековья невольно вывела за рамки поля зрения историка величайшие проблемы человеческого бытия и общемировых отношений». Афины — это уже не крупнейший соперник Рима, игравший по меньшей мере тысячелетие эту завидную роль на берегах Босфора. Здесь нам встречаются куда менее значительные персонажи, но над всеми их поступками и делами сияет Акрополь и светится своей первозданной красотой храм Афины Парфенос. Величественный героический фон заключает деяния заурядных людей в великолепные рамки. И надо всем царит величественная трагика, трагика давно забытых миром древних героев, и само имя Акрополя не раз возвращалось из забвения и вновь становилось известным человечеству. Это придает произведению совсем особую, уникальную тональность, и мы смеем полагать, что лишь Грегоровиусу было по силам справиться со столь сложным материалом, творчески интерпретировать его и вдохнуть в него дыхание жизни.
Ему удалось показать со всей жизненной полнотой таких персонажей, как Михаил Акоминат и Никколо Аччьяйоли, и побродить с Кириаком Анконским по руинам былого великолепия Афин. Мы сопереживаем вместе с ним рискованные приключения компании каталанцев, которые в битве при Кефиссосе уничтожили цвет французского рыцарства. Мы видим при дворе деспотов Миситры весь цвет тогдашней византийско-франкской культуры, о котором и сегодня напоминает померкшее сияние этих средневековых греческих Помпей. Оказавшись на земле классической Греции, мы наблюдаем за борьбой между Византией и странами Запада, — борьбой, кровавый конец которой положили турки. В конце концов, речь идет не только о городе Афины, а обо всей совокупности греческих островов, которые также принимали участие в борьбе вокруг Акрополя. Все это расширяет рамки повествования. Так полагал, к примеру, Карл Круммбахер, основоположник византийской филологии.