Ни герцоги афинские, ни их вассалы не пользовались орхоменским акрополем у нынешнего Скрипу, где давно разрушена великолепная сокровищница Миния, изумлявшая Павсания. Но один барон из дома ла Рош был господином неприступной Аебадеи, а в новогреческой Кардице, древней Акрефии, был ленником герцога афинского рыцарь Антонио де Фламан. В наши дни ландшафт Копаиды потерял навсегда свой исторический характер, так как в июне 1886 года знаменитое озеро после многовекового существования исчезло почти совершенно. Общество французских капиталистов осуществило план Александра Великого и, отведя воды Копаиды через канал у Кардицы в эвбейский залив, выиграло для земледелия участок земли в 25 000 гектаров[453].
Каталанцы с большим искусством заняли такую позицию у Кефисса, что река и озеро защищали их от нападения с тыла. Сражение нигде не называется по этому озеру, но носит названия по Кефиссу или по «одной прекрасной равнине у Фив» или месту Альмиро[454]. Так как наемникам, главную силу которых составляла пехота альмугаваров, была особенно страшна тяжелая кавалерия неприятеля, то они постарались обезопасить себя от последней, воспользовавшись для этого болотистым характером местности. Кроме того, они взрыхлили на равнине землю, провели из Кефисса канавы и таким образом устроили непроходимое поле, предательские трясины которого были скрыты весенней зеленью[455].
Между тем герцог Афинский расположился у Цейтуна. Полный надменной самонадеянности, он, однако, понимал, что ему предстоит бой со страшным врагом. Смерть на поле битвы была трагическим уделом и славной привилегией представителей рода де Бриеннь, и нечто вроде рокового предчувствия охватило, верно, мужественного Вальтера. Ввиду предстоящего сражения он сделал духовное завещание. Он выполнил все свои обязательства по отношению к своим близким родственникам, герцогине Матильде, вдове своего сводного брата и предшественника Гвидо, к своей сестре Жанетте и многим лицам своего двора, последовавшим в Элладу из Франции. Он завещал Парфенону (храму Богоматери) и миноритам в Афинах, храму Богоматери в Фивах и Негропонте, большим церквям в Коринфе и Аргосе по 200 гиперпер каждой и по 100 гиперпер Св. Георгию в Лебадее, церквям в Давалии и Бодонице. Супруге своей Жанне де Шатильон он поручил построить церковь Св. Леонарду в Лечче за упокой души его и его предков. Он назначил ее опекуншей своих детей Изабеллы и Готье во всех своих греческих, апульских и французских владениях. Он возложил на нее, как и на других душеприказчиков, среди которых был епископ давалийский, исполнение завещания. Тело его должно быть похоронено в дафнийском аббатстве подле Афин, в фамильной усыпальнице его предшественников из дома ла Рош. Свидетелями акта были ахайский байльи Жиль де ла Планш и эвбейские бароны Жан де Мэзи и Бонифаций Веронский. Акт совершен за пять дней до сражения, в среду 10 марта 1311 г. в Цейтуне[456].
Затем Вальтер двинулся с своим войском от Фив навстречу каталанцам. Не найдя их в Фессалии, он повернул за ними на юг. Несмотря на Сперхий и отроги Эты, через которые ему пришлось перейти, он мог легко пройти расстояние от Цейтуна до Копайды в несколько дней. Но сражение при Кефиссе произошло в понедельник, 15 марта 1311 года[457].
Альмугавары в твердом порядке ожидали приближения надвигавшегося на них неприятельского войска, но их турецкие союзники в недоверии стали в некотором отдалении, так как они, по словам Мунтанера, подозревали, что сражение между герцогом и наемниками — западня, поставленная для их уничтожения. Они вели себя здесь таким же хитрым образом, как и в сражении при Апросе. Горя нетерпением, герцог во главе 200 избранных рыцарей с золотыми шпорами бросился на испанскую фалангу. Но закованные в броню кони стали вязнуть в болоте; напрасно понукали их рыцари: как статуи, говорит Никифор, оставались они на месте. Эту сутолоку людей и лошадей осыпают дротики испанцев; львиное знамя дома де Бриеннь опускается; герцог пал. Подходящие войска вязнут в той же трясине; теперь турки приканчивают кровавое дело каталанцев. Панический страх охватывает лучшее войско, какое когда-либо видела франкская Эллада. Все, что может спастись от резни, бежит по дороге в Фивы.
На берегах Кефисса повторилась судьба войска Митридата, которое Сулла загнал когда-то в эти же болота[458]. Здесь же погибло бургундское герцогство афинское с самим герцогом, убитым по собственней вине[459]. Голову его испанцы с торжеством носили на острие копья. С полным правом можно назвать битву при Копаиде французским Азэнкуром в Греции. Ибо в этот день пал цвет латинского дворянства в Греции, потомство великих conquistadores, и страшное уничтожение франков франками же наполнило изумленных греков чувством удовольствия[460].
По рассказу Мунтанера, из 700 рыцарей, бывших в войске Вальтера, осталось в живых, точно чудом, всего двое: Рожер Делор и Бонифаций Веронский. Оба были любимы каталанцами; их поэтому пощадили; правда, взяли в плен, но обходились с ними почетно. Показания Мунтанера, однако, не верны, так между уцелевшими был также Николай Санудо, сын герцога Вильгельма I Наксосского[461]. Можно даже думать, что другие знатные рыцари были пощажены, так как они были достаточно богаты, чтобы выкупить свою свободу значительными суммами. Убиты были Альберто Паллавичини, маркграф Бодоницы и Негропонта; Георг Гизи, ставший вследствие своего брака с Алисой далле Карчери терциером на том же острове, господин Тиноса и Миконоса; Томас, владетель Салоны и маршал ахайский. Так как Рейнальд де ла Рош, сын Иакова Дамала и Велигости, исчезает с этих пор из истории, то весьма вероятно, что и он пал при Кефиссе. С ним угасла мужская линия греческого рода ла Рош, так как он оставил лишь одну дочь Жакелину, которая впоследствии вышла замуж за Мартино Цаккариа, господина Хиоса и Фокеи.
Джиованни Виллани, современник этой поразительной катастрофы, где игра счастья одним сражением бросила к ногам уже отчаявшейся банды наемников целое государство с бессмертным именем Афин, замечает: «Так разрушила необузданная орда ката-ланцев сокровища латинян, коими столь долго наслаждались французы, пользуясь там большим благосостоянием и роскошью, чем в какой-либо иной стране на свете».
Глава XIV
Взгляд на положение и устройство французского герцогства Афин. — Феодальные и городские порядки. — Латинская и греческая церковь. — Наука и литература. — Взаимное отчуждение греков и франков. — Правовые отношения. — Фивы и Афины. — Строения. — Замок Сент-Омер в Кадмее. — Сооружения в Афинах. — Аббатство Дафне
1. Мы не имеем никакого основания считать преувеличенным суждение флорентийского хроникера, так как оно вполне подтверждается каталанцем Рамоном Мунтанером. Из всех франкских феодальных государств Греции герцогство Афинское было в таком благоприятном положении, что пользовалось между ними наиболее высоким престижем[462]. Династия его бургундских владетелей в течение целого столетия владела прекрасной страной, и все государи из этой династии являются, в противоположность суровому Вилльгардуену, мягкими и мирными правителями, которых честолюбие не вовлекало в авантюристские предприятия для увеличения своей власти. Лишь тогда, когда последний из их рода впутался в династические неурядицы Фессалии, это поведение опрометчивого Вальтера де Бриеннь прямо повлекло за собой его гибель.
Афинское государство франков имело больше внутреннего единства, чем королевство Фессалоники, чем остров Эвбея, чем даже княжество Ахайское. С одной стороны, его основатели не нашли там многочисленных местных архонтских родов, с другой — в Аттике, Беотии и Мегаре не возникло и в последующее время сильного французского ленного дворянства. Единственным значительным родом наряду с ла Рошами был лишь род баронов Сент-Омер, их родственников и верных друзей, подобно ленным владетелям Салоны и Бодоницы, которые стали в феодальные отношения к Афинам. В последнее время выдвинулся еще дотоле неизвестный дом Фламанов в Кардице. Главные города, Афины и Фивы, половина которых пожалована была Сент-Омерам, оставались вотчиной государя, так же, как Аргос и Навплия, где наместниками были члены герцогского рода; равным образом Дамала, древний Трэцен, был во владении боковой линии того же дома. Поэтому если где-нибудь в Греции франкское ленное государство приближалось к монархии, то это было в государстве рода ла Рош. Непрерывный или, во всяком случае, редко нарушаемый мир усилил эти естественные опоры. Ни внутренние смуты, ни чужестранные предприятия не налагали на страну тягостных налогов.
Миролюбивые герцоги афинские даже не пытались основать свое морское могущество; у них не было военных кораблей ни в Пирее, ни в Навплии и Ливадостро; из этих портов они высылали лишь корсаров на морской разбой. Да и Венеция не потерпела бы создания афинского флота, как не позволила иметь таковой князьям ахайским. Вообще, несмотря на длинную береговую полосу и множество гаваней, франки даже в Пелопоннесе, как истинные территориальные бароны, сидели по своим поместьям и замкам, не чувствуя никакой склонности к морскому делу. Причин того явления, что французы в Средние века — не исключая даже провансальской Марсели — не соперничали с испанцами и португальцами, с норманнами и итальянцами в морских предприятиях, должно искать в географическом положении, а также в феодальной системе Франции.
Можно, конечно, поставить ла Рошам в упрек, что они не воспользовались береговым положением своего государства для прибыльной морской торговли; мы, по крайней мере, не имеем об этом никаких известий и нигде в левантинских портах не нашли афинских купцов или факторий. Кажется, ла Роши улучшили вирейскую гавань для купеческих кораблей. В XVI веке она называлась Порто Леоне от стоя