Победители поделили между собой замки и поместья, а также жен и дочерей рыцарей, убитых при Кефиссе[484]. Похищение сабинянок повторилось в Аттике и Беотии; вернее, каталанцы повторили прием норманнов после покорения Англии, когда вдовы саксонских дворян, павших при Гастингсе, были обязаны передать победителям самих себя и свои имущества[485] Каждому наемнику, смотря по его положению, доставалась жена; некоторые получили жен такого высокого происхождения, «что едва ли достойны были подать им воду для умывания». Так приятно складывалась жизнь отряда, говорит Мунтанер, и, при известном благоразумии, каталанцы могли навеки удержаться в этом положении. Но они были слишком малочисленны, чтобы наполнить всю покоренную страну; поэтому они пригласили даже своих союзников, турок, поселиться в герцогстве. Турки не согласились. Они разбогатели и, расставшись друзьями с испанцами, пожелали возвратиться к своим соплеменникам в Малой Азии; вскоре затем они погибли от рук византиицев и генуэзцев[486].
В качестве предводителя наемников Рожер Делор не медлил извлечь для себя возможно большую выгоду из гибели франкского государства. Каталанцы, как сообщает без всяких комментариев Мунтанер, дали ему вдову последнего Стромонкура, павшего при Кефиссе, и вместе с ней большой лен Салону в Фокиде. Если честолюбивый руссильонский рыцарь стремился к более значительной цели, то он не достиг ее. Ибо, несмотря на гигантские успехи, каталанцы были в положении не менее тяжелом, чем во времена Энтенцы и Рокафорте. Все государства на востоке и западе, князь Ахайский, который был ленным господином герцогства Афинского, Ангелы в Фессалии и Эпире, греческий император, короли французский и неаполитанский, Венеция, владевшая соседней Эвбеей, — все могли видеть в завоевателях Фив и Афин лишь шайку разбойников, стоящую вне международного права. При Анжуйском дворе искала убежища вдова убитого Вальтера и требовала от короля неаполитанского и от папы, чтобы они помогли ей получить обратно герцогство Афинское, наследственный удел ее сына Вальтера. Ее наместник Фушероль защищал для него Аргос и Навплию.
2. Наемники поняли, что без помощи какого-нибудь могущественного монарха им не удержать добычи в своих руках. Нужда принудила их снова войти в сношения с Арагонским домом и стать под покровительство Фредерика Сицилийского, от службы которого они и ушли первоначально на восток. Они уж состояли раз под его властью, но отказались от нее вследствие непокорства Рокафорте и восстания в лагере. Конечно, эти люди, привыкшие за много лет к полной независимости, неохотно склонялись под ярмом королевской власти. Послы каталанцев отправились из Афин в Мессину предложить Фредерику II покоренную греческую землю; одному из его сыновей они вручили власть над собой и герцогский сан и передали ему все крепости Аттики и Беотии. Король, победоносно защищавший корону Сицилии от Анжуйского дома и папы, вдруг увидал себя в положении, дающем ему возможность осуществить старые планы своих нормандских предшественников в Греции. Смутные картины возможных выгод, которые рисовались ему семь лет тому назад, когда он отпустил Рожера де Флор в Византию, стали превращаться в действительность.
Банда наемников завоевала для него большое греческое государство, в котором он — точно в заморской колонии — будет верховным властелином. Это приобретение может при данных обстоятельствах увеличить если не силу, то престиж Сицилии; очевидно, потребуется много усилий, чтобы защитить его от столь многочисленных врагов. Оно, однако, может служить опорой в зарождающемся противодействии Сицилии на востоке Анжуйскому дому, а также привести за собой более оживленные торговые сношения с Левантом. Король с радостью принял предложение каталанцев, которого ждал, так как, конечно, сам внушил его через своих агентов.
Наемники вели с ним переговоры совершенно как политическое правительство, фактически владевшее герцогством по праву завоевания. Они договорились не только о том, чтобы за ними закреплено было их владение, но и о том, чтобы отряд их был признан впредь автономной, управляющейся по своим собственным статутам военной республикой. Их прокураторы заключили с королем формальный договор, коим определялись взаимные отношения обеих сторон и основные черты государственного устройства сицилийско-каталанского герцогства Афины[487].
Итак, Фредерик II сделался главой каталанцев и был признан государем герцогства. Он присоединил его к своей короне, как секундогенитуру (удел второго сына) Арагонской династии в Сицилии, передав права суверенитета с титулом герцога одному из членов своего рода.
Он заместил все должности как в гражданском управлении, так и в войске. Доходы его слагались из фискальных рент, платежей городов и местечек (rendita regia в Сицилии), ленных повинностей (relevia) и государственных имуществ, до завоевания принадлежавших французскому герцогу. Король не позволил, чтобы каталанские офицеры объявляли себя феодальными владетелями в Афинах, Фивах или иных значительных крепостях.
Вообще же распределение старых ленных поместий между конквистадорами было подтверждено королем. Каталанские ленники, ставшие потомственными владетелями, вступили поэтому в такие же феодальные отношения к своему новому главе, в каких ранее состояли бургундские дворяне к ла Рошам. Упорядочение этих земельных отношений, в данный момент нарушенных испанским нашествием, могло быть достигнуто только новой регистрацией ленов, которая поэтому рано или поздно должна была быть выполнена в герцогстве Афинском[488].
Каталанцы остались законными владетелями страны, и их военный строй стал основой нового государства. Они по-прежнему называли себя «счастливым войском франков в Романии» или герцогстве Афинском; также называл их король Сицилии[489]. Они осуществляли свои права как политическая единица, принимали участие вместе и наряду с герцогским правительством в государственных делах, постановляли решения в своих собраниях и выпускали акты, подписанные их представителями и снабженные их обыкновенной печатью рядом с королевской[490]. Их солдатский устав из времен их военных странствий остался неприкосновенным. Как и прежде, обычные четыре советника, нотариус и канцлер, писцы, судьи, стряпчие, синдики составляли гражданские элементы их товарищества. Важную должность канцлера герцогства заменял, правда, сам король по своему назначению, но он представлял товариществу этого чиновника, который присягал на Евангелии. Все гражданские должности вообще считались в распоряжении компании, хотя назначение или утверждение делалось от имени короля или герцога.
Те же отношения установлены были и в войске, на которое опирались сила и самостоятельность товарищества, равно как охрана покоренной страны. Высшие военные должности замещались из среды каталанцев, но герцог и здесь получил право утверждения, а затем и назначения. Маршал герцогства должен был олицетворять собой совокупность военной силы, а равно и политические права товарищества. Хотя в должности этой утверждал сам герцог, однако каталанцы не позволили, чтобы он замещал ее посторонним человеком. Она даже стала наследственной в семье Новеллес, одного из старейших офицерских родов в наемном войске. Во влиятельном положении маршала коренится поэтому зародыш розни между каталанцами и правительством герцога. Войском должен был управлять сам герцог лично или, если это было невозможно, его уполномоченный вице-король или же генеральный викарий (vicarius generalis, viceregens), которого избирали (по beneplacitum) на время. Перед отъездом в Грецию викарий должен был дать герцогу присягу в верности, а затем в Фивах или Афинах также торжественно присягнуть пред синдиками каталанцев и представителями городов в том, что будет исполнять свои обязанности справедливо и по совести. Как alter ego герцога, он имел его права суверенитета, высшую власть во всех отраслях суда и управления; он заботился о защите страны, распоряжался всеми необходимыми для этого средствами, устанавливал налоги и повинности, собирал доходы с конфискованных имений, решал вопрос о войне и мире и мог даже заключать ввиду этого союзы с другими державами. При нем был штат придворных и майордом[491]
Таковы были основные черты договора, заключенного уполномоченными каталанцев с Фредериком Сицилийским и скрепленного с обеих сторон клятвой. Затем каталанские послы присягнули второму сыну короля, Манфреду, которого король назначил герцогом Афинским. Это был пятилетний ребенок. Хотя тот факт, что герцогство Афинское становилось отныне уделом малолетних инфантов Сицилийского дома, был следствием случайных обстоятельств, однако случайность эта вполне соответствовала видам герцога, который таким образом оставался фактическим правителем герцогства. Генеральным викарием от имени инфанта Манфреда Фредерик назначил заслуженного рыцаря дона Беренгара Эстаньоль де Ампуриас.
3. Год, протекший между завоеванием Афин и прибытием этого вице-короля, был, вероятно, полон ужасов самой необузданной анархии. Если господство каталанцев в Аттике и Беотии могло когда-либо быть названо разбойничьим, то оно заслуживало, несомненно, это название лишь в тот период, когда все гражданские учреждения страны вдруг были низвергнуты и государство, законы, суды, администрация и церковь попали в своевольные руки банды наемников. Эстаньоль прибыл с пятью галерами в Пирей в 1312 году. Он принял присягу каталанского войска, и Рожер Делор, сложив в себя временный сан, удалился в свое поместье Салону.
Задача первого вице-короля Каталанского герцогства была одна из труднейших, какие можно себе представить. Ему предстояло воскресить разрушенное государство, на развалинах которого расположилась одичавшая наемная банда, нагруженная награбленным добром и готовая с мечом в руках отразить наступление соседних врагов. Но банда была уже организованной и признанной самим королем Сицилийским военной республикой, которую — без перенесения суверенных прав на этого монарха — можно было бы сравнить с государством иоаннитов на Родосе.