[676]. Так сильно было впечатление, произведенное на султана этим союзом. Чего бы нельзя было достигнуть, если бы Запад решился послать через Дунай войско в балканские земли, чтобы отомстить за поражение при Никополе!
Выдачи Афин, постановленной в мирном договоре, Венецианская синьория так и не добилась от Антонио. Наоборот, ей пришлось притвориться довольной и с осени 1402 года вести с узурпатором переговоры о новом соглашении.
Папа Иннокентий VII, король Владислав Неаполитанский и влиятельный кардинал Анжело Аччьяйоли деятельно работали в его пользу, а сам Антонио обращал к дожу настойчивые просьбы принять его в состав республики в качестве ленника. Сравнив издержки и усилия, которых стоило бы ей насильственное удаление Антонио из Афин, с действительными выгодами ее непосредственного господства в Аттике, республика пришла к заключению, что лучше отказаться от фактического владения Афинами и, сделав сына Нерио своим вассалом, оставить страну в его руках. Договор был заключен 31 марта 1405 года в Венеции. Из внимания к важным заступникам Антонио республика принимала его в свое лоно как своего сына; она разрешала ему владеть страной, крепостью и городом, «в новейшие времена носящим название Sythines», со всеми принадлежностями, правами и преимуществами. В ознаменование этого он и его наследники должны ежегодно в день Рождества жертвовать церкви Св. Марка в Венеции шелковую плащаницу ценой в 1000 дукатов. Он обязан быть другом друзей и врагом врагов Венеции, ни одного противника республики не пропускать через свою землю, а ее войскам давать свободный пропуск и провиант. В случае нападения на венецианские владения он должен идти на помощь. Торговля между его страной и Венецией объявляется свободной, установлена взаимная выдача беглых колонов. Антонио возмещает все убытки, понесенные венецианскими подданными во время войны, и возвращает все военные снаряды, попавшие в его руки при взятии Афин. Имущество бывшего правителя Афин, покойного храбреца Веттури, он должен отдать его детям. Республика прямо требует от Антонио, чтобы он изгнал из всех своих владений архиепископа Макарона, врага и предателя христианства, и выдал его Венеции, если ему удастся захватить архиепископа. Все прежние договоры, заключенные между герцогством Афинским и Негропонтом, возобновляются этим миром; договор распространяется также на маркграфа Бодоницы, гражданина и друга Венеции.
В сущности, положив оружие перед удачей решительного авантюриста, приняв его в число своих граждан и признав повелителем Афин, Республика св. Марка потерпела чувствительное поражение. Ее отступление из Аттики произошло в тот самый момент, когда влияние ее стало вновь усиливаться и ее морское могущество было еще вполне нераздельно. Она владела островами Критом и Эвбеей; ей принадлежали в Ионическом море Корфу, в Далмации и Албании — Дураццо и целый ряд других гаваней и островов; в 1407 г. она приобрела город Лепанто, а затем Патрас с его областью[677]. В Пелопоннесе ей принадлежали Модон и Корон, Аргос и Навплия. Ее колониальные владения были так обширны, что при доже Томмазо Мочениго она достигла вершины своего могущества на море и высшего расцвета своей торговли, между тем как торговое значение ее соперницы Генуи уже пришло к концу. Но Венеция была истощена тяжелой войной с неудержимо надвигавшимися на ее владения османами, изменившими взаимные отношения держав на Востоке, и уже при доже Франческо Фоскари осторожная республика старалась приобрести точку опоры на итальянской terra firma, чтобы таким путем положить твердые основы своему национальному государству.
2. В течение десяти лет тянулись войны из-за султанского трона между четырьмя сыновьями Баязета, пылавшими завистью и ненавистью друг к другу. К счастью для восстановленной турецкой монархии, она не была раздроблена между враждующими братьями; основной принцип дома османов — династическое единство — остался неприкосновенным. В 1410 году Сулейман был свержен с трона и умерщвлен своим братом Музой в Адрианополе; в 1413 году Могамет I, третий и счастливейший из братьев, лишил Музу трона и жизни. Он восстановил османскую монархию, а последствия распри дали Греции немного покоя. Деспот Феодор мог возвратиться в Мизитру. Он продал этот город родосцам, но епископ и граждане смело изгнали явившихся рыцарей. Оскорбленный народ лакедемонский сохранял еще отчасти мужественную гордость своих предков; он не хотел гнуться под ярмом иоаннитов. Лишь на унизительных условиях принял он греческого деспота в свои правители. Баронство Коринфское Феодор также выкупил у рыцарей.
В франкской Морее произошли в это время важные династические перемены. Бордо де Санкт Суперан умер в 1402 году, оставив так называемое княжество Ахайское своим детям от брака с Марией Цаккариа. Этот знаменитый генуэзский род благодаря талантливости, геройскому мужеству и торговым спекуляциям, а также покровительству императора Михаила Палеолога и Филиппа Тарентского, приобрел Фокею с неисчерпаемыми залежами квасцов, остров Хиос с его масличными лесами и другие острова, добившись таким образом богатства и величия. Изгнанные в 1329 году с Хиоса императором Андроником, Цаккарии явились в качестве феодалов в Пелопоннес, где Мартино посредством брака с Жакелиной де ла Рош приобрел Велигости, Дамалу и Халандрицу. Внучкой Мартино и была эта Мария, жена Суперано, дочь Чентурионе I, владетеля Дамалы и Халандрицы. Она была регентшей, правя вместо своих детей и детей Суперана, еще несовершеннолетних, но ее племянник, хищный барон аркадийский Чентурионе и, сын ее брата Андронико Азана, изгнал ее с детьми из их родовых владений и провозгласил себя князем морейским. Король Владислав признал в 1404 году и этого узурпатора. Распадение последней частицы княжества Ахайского пошло так далеко, что византийцы получили возможность, опираясь на Мизитру, покорить всю франкскую Морею. Полтора века стремились они к этой цели и достигли ее по странной случайности как раз тогда, когда приблизился их последний час. Деспот Феодор готовился оружием вытеснить Чентурионе из Ахайи, но в 1407 году умер среди этих приготовлений в Мизитре, не оставив наследников, так как брак его с Барталомеей Аччьяйоли был бесплоден. Тогда Мануил II назначил его преемником своего сына Феодора.
Давно уже греческие императоры не были в таких мирных отношениях со своими наследственными врагами — турками. Мануил даже оказывал помощь Магомету I в его войне с Музой, и султан был ему благодарен за это. Если бы Мануил по возвращении своем с Запада сумел с известной дальновидностью воспользоваться этим обстоятельством, он, быть может, приобрел бы славное имя в ряду византийских государей, став восстановителем склонившейся к упадку империи. Но Мануил не сделал ровно ничего, удовлетворившись обещаниями султана Сулеймана, а потом Магомета I, который даровал мир ему и деспоту Мизитры. Собственный интерес заставлял султана, человека от природы мягкого и умеренного, серьезно соблюдать этот мир, избегая всякого столкновения с государствами Запада. Однако он вместе с тем показал, что не отказался от продолжения завоеваний своего отца. В июне 1414 года войска его осадили Бодоницу. Это старинное и вследствие близости Фермопильского прохода все еще важное франкское маркграфство дома Паллавичини досталось через Вильгельму, наследницу этого дома, ее второму мужу, венецианскому дворянину Никколо Джиорджи, у преемников которого султан отнял Бодоницу, несмотря на протесты Венеции[678].
Обеспечив себя миром с султаном, греческий император получил возможность посетить жалкие остатки монархии Константина, провести целый год в Фессалониках, владениях своего сына Андроника, и затем в 1415 году отправиться на такое же время в Мизитру, где он рассчитывал подчинить своему другому сыну деспоту Феодору II непокорных топархов и привести в его подданство весь этот полуостров. Он заботился также с чрезвычайным усердием о постройке Гексамилиона, стены через Истм, которую начал строить при помощи венецианцев[679]. Греки воображали, что и теперь, точно во времена персов, такая преграда сделает Пелопоннес недоступным для неприятеля. Тысячи рабочих трудились над этим гигантским сооружением. 13 марта 1415 года он прибыл в Кенхрею, где его приветствовали представители венецианских правителей Модона и Корона; 8 апреля приступили к работам, и в 26 дней между двумя морями выросла громадная стена со рвами, двумя крепостями и 153 укрепленными башнями. 26 июня император написал из Гексамилиона письмо дожу Томмазо Мочениго, где сообщал ему об окончании работ, и венецианцы поздравили его[680]. Современники были поражены этим сооружением, точно оно было подобно знаменитым валам Адриана, но им вскоре предстояло убедиться, что для янычар оно вовсе не было недоступно[681].
В то самое время, как Северная Эллада уже попала в руки турок и облако гибели носилось над всей Византией, последние проблески национального сознания греков собралась не в Аттике, а в Пелопоннесе. Мануил II мог считаться верховным властелином и во франкской Морее, где Чентурионе принес ему присягу. Таким образом, центр тяжести греческой монархии, потерявшей почти все свои составные части, был перенесен в ее исходную точку — в землю Пелопса, пока еще сравнительно безопасную от натиска турок. Мизитра или Спарта является в эту эпоху политическим и духовным средоточием эллинизма. Здесь были усыпальницы деспота Мануила и его брата Матфея, их отца императора Кантакузена и деспота Феодора I. Теперь Мануил II составил похвальное слово этому бесславному своему брату; оно дошло до нас и при всей своей превыспренности служит источником для истории этого времени, делая в то же время честь таланту зам