луг Степана Даниловича, черкасские казаки ударили в набат всеми колоколами соборной колокольни. Донцы, сорганизовавшись, двинулись к крепости Димитрия Ростовского, освобождать своего атамана. По дороге к ним стали присоединять казаки соседних станиц.
Добравшись до крепости, казаки потребовали освобождения атамана, грозя в случае отказа штурмом захватить крепость, а гарнизон перебить. Комендант крепости Потапов, у которого с Ефремовым сложились дружеские отношения, уговорил его выйти на стену крепости и объяснить казакам, что едет в Петербург. Степан Данилович вышел на вал и обратился к казакам с речью, в которой заявил, что «взят по приказанию императрицы, на любовь которой к нему и к войску Донскому вполне надеется, и что он скоро вернется к ним и порадует их новыми царскими милостями».[507] Услышав это, казаки поуспокоились и вскоре разошлись по станицам.
После непродолжительного заключения в крепости Димитрия Ростовского, Степан Ефремов под конвоем был отправлен в Петербург.[508] Коменданту крепости Потапову Степан Данилович подарил «седло с полной верховой сбруей в благодарность за хорошее с ним, Ефремовым, обхождение».[509]
Потапов оповестил оставшееся в Черкасске войсковое начальство и всё Войско Донское, что атаман Ефремов «взят в силу высочайшего указа за ослушание трех присланных к нему из государственной коллегии повелений». Окончательно успокоила взбунтовавшееся казачество грамота Екатерины II, присланная на Дон в декабре 1772 года. В ней говорилось: «Буде же паче чаяния и к возбуждению праведного гнева нашего, нашлись бы в Донском войске нашем такие преступники, кои бы и после обнародования сего повеления нашего дерзнули еще продолжать неспокойство и волнение, то да ведают, что тогда не избегнут злодеи и возмутители достойной себе казни; впрочем, все пребывающие в повиновении верные рабы Донское войско наше навсегда пользоваться будут монаршим благоволением нашим, к коим и пребываем императорскою милостию нашею благослонны».[510]
Опираясь на эту монаршую грамоту донское войсковое начальство обратилось к императрице с ходатайством о прощении всех казаков, принимавших участие в так называемом «Череповском бунте» и в деле атамана Ефремова. Поскольку шла тяжелейшая война с Османской империей и на полях сражений с ней нужны были подвижные донские полки, Екатерина II направила в Черкасск свой рекрипт, в котором «высказала свое монаршее благоволение и всем виновным прощение, что последние могут загладить вину свою в войне с турками, куда они должны быть отправлены без очереди».[511]
По горячим следам событий в крепости Димитрия Ростовского по делу арестованного атамана Ефремова была создана следственная комиссия из семи человек под председательством обер-коменданта. Комиссия выяснила, что Степан Ефремов получал по 200–300 рублей «в знак благодарности» за производство в чин старшины. Она же открыла крупные растраты войсковой казны. Но точные размеры их трудно было определить, так как по приказу войскового атамана 24 апреля 1765 года казак Пётр Буданов сжёг приходно-расходные книги за 1754, 1760 и 1762 годы, по которым значилось более 45 тысяч рублей войсковых денег. Кроме того, опального атамана обвинили в произведении тайных обмеров крепости Димитрия Ростовского, в перехвате секретных писем Военной коллегии. Эта же комиссия занималась и делами 30 наиболее активных казаков по так называемому «Череповскому бунту».
Активность комиссии ввиду продолжавшейся войны с Турцией была остановлена новой грамотой Екатерины II на Дон, в которой она повелела «все следствия по делу о взятии Ефремова оставить и уничтожить, казаков, содержащихся по сим делам под стражею, выпустить и простить…И все сие милостивое наше соизволение учинилось в разсуждении верной и усердной службы войска Донского, нам оказанной в сей турецкой войне».[512]
Ефремова привезли в Петербург закованным в кандалы, и вскоре над ним начался военный суд. Следствие по разнообразным преступлениям атамана производилось сравнительно недолго. Пока оно тянулось, Степан Данилович вёл деятельную переписку со своей женой, некоторыми своими сторонниками на Дону и даже с целыми станицами. В письмах своих он живо интересовался делами родины, показывал бодрость своего духа и полную уверенность в том, что невинность его восторжествует.
Произведённое над ним следствие обвиняло его в преступлениях, разделённых следственной комиссией, заседавшей то в крепости св. Димитрия, то в Черкасске, на три разряда: 1) о расхищении денежной казны, 2) о взятках и 3) о бое и выгоне из Черкасска генерал-майора Черепова. В приговоре же военного суда к этим трём разрядам прибавлены и другие.
Как производился этот суд, как и чем защищался на нем подсудимый атаман – из дел не видно, известно, что на суде в качестве свидетеля присутствовал и доносчик Сидор Кирсанов.[513]
Суд, производивший следствие по делу Степана Ефремова уже в Петербурге, признал его также виновным в следующих преступлениях: «1) в неисполнении многих распоряжений главнокомандующих армиями; 2) в 1769 г, собрав до 10 тыс. казаков, продержал их долгое время без всякой пользы; 3) после разорения станицы Романовской (1771 г.) не велел преследовать татар дальше р. Ей; 4) ослушался шести указов военной коллегии о немедленном выезде в Петербург; 5) этим неповиновением он дал повод к возмущению казаков против ген. Черепова и 6) публично, пред старшинами, с дерзостью и угрозами, забыв подданническую к ея императорскаго величества должность, выговаривал непристойныя слова». Кроме того, «найден и в других противных законах и чести поступках». [514]
За все эти преступления государственная Военная коллегия приговорила Степана Ефремова к смертной казни через повешение.[515] Но Екатерина II своим указом от 13 марта 1773 года переквалифицировала наказание и вместо смертной казни повелела «лишить его начальства над Донским войском» и «жить в Пернове», маленьком эстонском городке на берегу Балтийского моря, предварительно лишив бывшего атамана имущества.[516]А имущество было огромным. Сделанная при аресте опись констатировала наличие у Степана Ефремова «золотой и серебряной монеты на сумму 147 тысяч 619 рублей; по векселям и кабакам розданных – 39 тысяч 604 рубля. Разных вещей и уборов дворового и хоромного строения на 112 тысяч 644 рубля. Мельниц со всем пристроем, скотом и хлебом – 2 на 2286 рублей, а всего наличных денег – на 302.155 рублей. Без цены дворовых людей и крестьян – 291 душа. При конских табунах крепостных калмыков-надсмотрщиков – 24 семьи, всего обоего пола 267 душ. Лошадей и жеребят – 3472, крупного рогатого скота – 346, овец – 674, верблюдов – 100 голов».[517]
Трудно определить мотивы монаршей милости по отношению к Степану Ефремову. Можно лишь предположить, что Екатерина II вспомнила свой петергофский поход, когда в свержении своего законного мужа и государя Петра III ей помогал донской атаман Степан Ефремов. Впрочем, Екатерине Алексеевне чужды были сантименты. Скорей всего её поступками руководил холодный политический расчет. Ведь известно, что на Дону и Волге в то время была напряжённая социально-классовая обстановка. Казнь донского атамана, пользовавшегося известной популярностью на Дону, могло привести к бунту. Впрочем, в том же 1773 году вспыхнула крестьянская война под руководством Емельяна Пугачёва, что явилось следствием усиления крепостничества.
Имения и все огромные богатства опального атамана были описаны в казну. Его семье, продолжавшей жить на родовом подворье, назначено денежное и продуктовое содержание. В частности, особым распоряжением властей было определено жене Степана Меланье Карповне «выдавать из имения мужа по 600 рублей в год, да сверх того: муки ржаной по 90, пшеничной по 30, пшена по 15, круп гречневых по 7,5, овса по 45 четвертей. Яловиц по 15, баранов по 60, масла коровьего по 15, конопляного по 15, соли по 35 пудов, вина виноградного и горячего по 60-ти ведер на каждый год, начиная с 1774 года».[518]
Некоторое время спустя Степану Ефремову было разрешено вернуться в Петербург. Но он хотел в Черкасск, о чем ходатайствовал перед императрицей. Рассмотрев его, Екатерина Вторая писала князю Григорию Потемкину: «Ефремова прошу в мое рождение и будет о том указ надобно, то подпишу».[519] 21 апреля 1778 года императрица подписала указ, разрешавший Степану Ефремову переселиться на жительство в Таганрог. Своим ордером от 30 апреля того же года князь Потёмкин известил об этом «всемилостивейшем соизволении» опального атамана.[520] Однако Степан Ефремов, уже привыкший к комфортной петербургской жизни, не воспользовался этой милостью фаворита императрицы и остался жить в северной столице.
Атаман С.Д. Ефремов умер 15 марта 1784 года от «злой язвы». Его похоронили на территории Александро-Невской Лавры. На могиле Степана Ефремова была положена плита, где кроме трудно читаемых пустых виршей имелась надпись: «Сей представившийся Степан Данилович Ефремов был сын тайного советника и донских войск атамана Данилы Ефремова… скончался 1784 г. марта 15; житья ему было 69 лет».[521] Однако надгробная плита с могилы Степана Ефремова исчезла, и теперь невозможно даже примерно установить место захоронения некогда полновластного правителя Дона.