Начался террор раскулачивания, когда десятки казаков были лишены прав и имущества, а многие сосланы на север. Некоторые старочеркасские казаки, не дожидаясь прихода беспощадных партийно-комсомольских активистов, бросали свои дома с имуществом и убегали подальше от родной станицы. Так поступил торговый казак Кузнецов, владевший роскошным двухэтажным кирпичным домом, находившегося напротив дома Булавина. Торговый казак Белаков, узнав, что его объявили «враждебным элементом» и намеревались сослать с семьей в Сибирь, бросил кирпичный дом с бельведером по нынешней улице Малосадовой, 22 и скрылся с домочадцами в неизвестном направлении.[1240] Отобранный дом с ухоженной усадьбой «новые хозяева» превратили в колхозную кладовую, где хранили строительные материалы, сельхозпродукты, инструменты.
«Уже после создания колхоза, – вспоминал секретарь В. Матёкин, – одним из знаменательных событий было появление в станице трактора «Фордзон»…А вот кто будет им управлять, пока еще приходилось много думать, так как из числа членов колхоза таких специалистов не было. Райком комсомола бросил клич: «Молодежь! На трактор!».[1241]
Одновременно с коллективизацией и раскулачиванием в Старочеркасске были закрыты Воскресенский собор, Преображенская, Петропавловская и Донская церкви. В соборе в 1930 году был открыт музей,[1242] а остальные храмы приспособлены под пекарню и колхозные склады. С соборной колокольни сняли старинные колокола и отправили на переплавку в Новочеркасск.
Эпоха террора 1937–1938 годов уменьшила население Старочеркасска. Незаконным репрессиям были подвергнуты десятки ни в чём не повинных жителей станицы. Прежде всего были репрессированы те, кто, по мнению большевистской власти, «служил царскому режиму», – офицеры и Георгиевские кавалеры. В августе 1937 года был арестован старочеркасский казак, подхорунжий русской армии, кавалер Георгиевских крестов 4 и 3-й степеней Алексей Васильевич Давыдов, погибший от тюремного истощения в 1942 году. Такая же судьба у кавалера Георгиевского креста 4 степени, старочеркасского казака Павла Ивановича Фарапонова. За антисоветскую агитацию 28 декабря 1937 года в Ростове был «подвергнут расстрелу с конфискацией лично принадлежащего ему имущества» старочеркасский казак Николай Евграфович Николаев, реабилитированный 31 июля 1989 года.[1243] И таких людей – десятки, с семьями – сотни…
Великая Отечественная война
В июне 1941 года на Дон пришла общая беда – грянула Великая Отечественная война. Сотни старочеркассцев ушли на фронты Отечественной войны, сотни работали на местах, выращивая урожай для нужд фронта.
24 июля 1942 года в станицу Старочеркасскую вошли оккупационные германские войска (самая первая оккупация длилась всего неделю с 21 по 29 ноября 1941 года). На сходе избрали станичного старосту, колхоз был распущен, а колхозная печать и документы торжественно «погребены» на Ратном кладбище. Из антисоветски настроенных казаков была сформирована казачья сотня под командованием Павла Туроверова. На соборной колокольне немцы и румыны оборудовали наблюдательную площадку с пулеметами. Для станичников наступил период оккупационного режима. По рассказам очевидцев, в станице Старочеркасской и окрестных хуторах «стояло не менее роты немцев и румын; жили они по частным домам, передвигаясь на конях и машинах».[1244]
Осенью 1942 года донские казаки, сражавшиеся на стороне вермахта, устроили на Монастырском урочище, под Старочеркасском, торжества с молебном и панихидой. 14 октября 1942 года, впервые с 1919 года, по настоянию походного атамана Всевеликого Войска Донского Ерофея (Сергея) Васильевича Павлова была проведена традиционная панихида. Из Новочеркасска, станицы Старочеркасской, окрестных станиц и хуторов на Монастырское урочище съехались сотни казаков. Участник этого действа один из ближайших помощников Павлова писатель-эмигрант Пётр Донсков так описал это событие: «Мчатся иностранные автомобили, влекомые интересом к стихийному созданию сил казачества, мчатся впереди их лихие конники, и кажется, мчится то вольность казачья, вырвавшаяся из многолетнего красного полона. И, пока эта вольность казачья сидит на коне с клинком в руках, она не позволит никому прикоснуться к святыням своего прошлого…Стала во единый круг многотысячная масса и замерла при звуках речи походного атамана Павлова. По старому казачьему обыкновению, атаман читал перед панихидой грамоту царя и великого князя Михаила Федоровича от 2 декабря 1641 года. Чеканные слова царской грамоты, свидетельствующие о непревзойденной славе казачества при защите Азова, уходят в далекую, бескрайнюю степь и клятвой к новой славе стучат в восторженных сердцах. Не войсковой хор величием траурного напева наполняют придонские просторы, нет, поют все, чей голос превозмог порыв печали, чьи чувства вышли из потока слез…Не парадными рядами стоят войска у разрушенного пьедестала былой славы, а редкие ряды старейших казаков, георгиевских кавалеров, сохранивших под страхом смерти свои воинские отличия. Не воинская сила казачьего парада стоит за ними, нет, стоит за ними непобедимая боевая мощь казачьего духа».[1245] В общем строю казачества стояли и немецкие захватчики во главе с полковником Левенихом.
Вкушать «поминальную хлеб-соль» все отправились в станицу Старочеркасскую, которая «выбросила… большевистскую нечисть – портреты предателей казачества Подтелкова и Кривошлыкова из старого Войскового собора, превращенного большевиками в музей». Во время застолья атаман Павлов, писатель Донсков произносили тосты о прежних военных доблестях казачества и «великой надежде на возрождение казачества». Немецкий же полковник Левених в своей застольной речи сказал: «Героический облик вашего народа знаком нам из истории… Желаю вам, господа казаки, нашей общей победы над большевиками и воссоздания вашего прекрасного Тихого Дона. Пью за ваш успех и ваше здоровье!».[1246] Но успех уже склонялся на сторону Красной Армии…
В начале января 1943 года после разгрома под Котельниково и Тормасино группировки фельдмаршала Эриха Манштейна, пытавшейся деблокировать окружённую в Сталинграде армию Паулюса, командование Южного фронта начало Ростовскую наступательную операцию. Для жителей станицы Старочеркасской и окрестных хуторов наступило долгожданное время освобождения…
На рассвете 20 января 1943 года в хутор Задон (Красный Ловец), расположенный напротив Старочеркасска, вошла рота минометчиков 2-го механизированного корпуса и огневой взвод 62-го гвардейского стрелкового полка под командованием младшего лейтенанта Александра Михайловича Вавилова.[1247] Разгорелся бой. С соборной колокольни били фашистские пулемёты, из-за стены Ефремовского подворья ожесточенно обстреливали вавиловцев немцы и полицаи. Вражеская авиация начала активно бомбить позиции наших бойцов в хуторе Задон, поливая их на бреющем полете огнём из пушек и пулеметов. Было убито много красноармейцев, погиб и их доблестный командир младший лейтенант Вавилов. Наши вынуждены были отступить на исходные рубежи к станице Манычской, пополнившись здесь живой силой и боеприпасами.
С 5 февраля кровопролитные бои возобновились на рубежах хуторов Краснодворский, Черюмкин, станицы Старочеркасской. На восточной окраине Старочеркасска вели ожесточенные бои 387-я и 33-я гвардейские стрелковые дивизии. В этом районе у немцев действовали арьергарды 16-й мотопехотной дивизии и 17-й танковой дивизии вермахта.[1248]
7 февраля 1943 года «2-я гвардейская армия в составе семи стрелковых дивизий и одного механизированного корпуса под командованием генерал-майора Я. Г. Крейзера начала наступление одновременно с 5-й ударной армией. К исходу первого дня наступления соединения армии заняли Старочеркасскую, Красный Двор, Ольгинскую и вышли к реке Аксай, где встретили упорное сопротивление противника с заблаговременно оборудованных позиций».[1249]
В сражении за станицу Старочеркасскую приняли участие подразделения 24-й гвардейской стрелковой дивизии, в частности, роты под командованием гвардии лейтенантов Фёдора Афанасьевича Холманского, Александра Леонтьевича Арношкина.[1250] По воспоминаниям жителей станицы, в частности, Виктора Петровича Яковлева, в эти дни февраля «стоял жуткий мороз, через Дон даже проходили танки по настилу из досок. Немцы, поставив на колокольне пулеметы, убивали наших бойцов на левом берегу Дона. Наши сбрасывали бомбы на станицу, много было разрушений, частично был разрушен и наш дом. Бомба упала возле нынешнего входа (калитки) в монастырь. Женщины, дети, старики укрылись в подвалах собора, закрывшись ключом изнутри. Там мы просидели два дня, испытывая тяжкие страдания. У Лены Приказчиковой, помню, от свечи загорелись волосы. Наконец в металлическую дверь соборного подвала постучали наши бойцы в белых халатах – пришло освобождение».[1251]Многие станичники прятались в погребах и подвалах своих домов, где и встретили радостную весть об освобождении.
Начались скорбные мероприятия по погребению павших воинов-освободителей. «Наших погибших солдат, – вспоминает В.П. Яковлев, – свозили со всех сторон станицы к нынешнему двухэтажному кирпичному магазину; здесь вплотную к стене магазина с трудом был вырыт огромный котлован, где и похоронили наших солдат и офицеров». Сюда на санках через Дон свезли наших бойцов, погибших в хуторе Задон во главе с гвардии младшим лейтенантом А.М. Вавиловым. Привезли павших в боях за хутор Краснодворский (например, красноармейца Николая Алексеевича Лебедева).