– Он подарил. Ша Ху! Он говорит, что вы ему когда-то оказывали особые почести, рассказывали про Гегеля! Так ведь, Ша Ху? Его же Гегелем зовут? Вот если бы вы и мне тогда про Гегеля этого рассказывали, я, готов побиться об заклад, теперь тоже в Пекине бы жил! Он специально вас, старика, навестить приехал. Этой водки вам на долгое время хватит, ну а если всю выпить не сможете, можете ею в унитазе вместо воды смывать, или лицо умывать, – пошутил над стариком Нин Дацян.
– Ша Ху? Чего-то я не помню такого. Эх, постарел я, только про «Сяошао» и помню, остальное всё забыл, – старик, похоже, был уже не в своем уме, он опять забыл, кто такой этот Ша Ху, с которым видался еще час назад.
– Пойдем отсюда, старик только и знает, что пить, целыми днями либо спит, либо пьяным валяется. Эти пятьсот цзиней водки в Туцзыво теперь превратятся в большую сенсацию. Ну ты и даешь, Ша Ху! Крутой! Да в наше время даже сыновья родным отцам жалеют водку покупать! Не то что пятьсот цзиней, даже если на Новый год или другой праздник купят старикам две бутылки «Сяошао» и не подменят водку водой, то уже можно считать их почтительными к старшим! Ай, ладно! – Нин Дацян вывел Ша Ху за руку из темной комнатки старика Е.
По пути Нин Дацян поведал Ша Ху:
– Старику Е в последние годы не удается свободно по улицам разгуливать, поэтому он, как выпьет, становится болтлив и рассказывает тем, кто под руку попадается, одни и те же две истории.
Первая – о том, что Компартия противостояла японцам и Гоминьдан тоже противостоял японцам, но в итоге коммунисты, которые воевали с японцами, получили пенсионное довольствие, а гоминьдановцы, которые воевали с японцами, могут только на минимальное социальное обеспечение рассчитывать. Он воевал в войсках Гоминьдана, и в Освободительной армии тоже воевал. Но в результате люди помнят только про Гоминьдан, а про Освободительную армию и не вспоминают. А вспоминая про Гоминьдан, даже и не упоминают, что в сражениях с японскими чертями он лишился своего члена. Эх, бедный старик. Хорошо еще, что Министерство гражданской администрации ежемесячно выдает ему немного денег, можно сказать, заботится о нем. Сейчас много и среди молодых тех, кто не может найти работу и заработать денег, так что он еще неплохо устроился.
Ну а вторую историю старик тоже никак позабыть не может, чуть что – начинает ее рассказывать. Он говорит, что третий сын заики Суня, который жил на задней улице поселка Туцзыво, Сунь У, во время культурной революции был бунтарем, возглавляя отряд хунвэйбинов, чинил разгром, воровал и убивал, именно он насмерть избил учителя Суна по кличке Сун Большой Рот, который прежде преподавал в средней школе арифметику. Старик Е рассказывает, что он своими собственными глазами это видел. Сунь У тем вечером вместе с несколькими пособниками ворвались в дом и начали бить его школьной скамьей по лицу. Торчавшие из ножек скамьи гвозди исцарапали лицо учителя Суна в кровь. А потом Сун Большой Рот испустил дух, и они его куда-то отволокли. Ты еще помнишь, как нам в детстве говорили, что учитель Сун совершил «самоубийство во избежание наказания» и утопился в море? Было же такое? Старик Е говорит, что они его избили до бездыханного состояния. Разве он смог бы выскочить из окна, добежать десять с лишним верст до моря и утопиться в нем? Даже не знаю, правда это или ложь. Никто это дело не расследовал. А помнишь еще, однажды… твоя семья тогда уже переехала. Это было в 1978 году, однажды днем из уезда приехала полицейская машина и увезла Сунь У с собой. Старик Е сказал, что его арестовали, потому что он видел, что на руки Сунь У надели наручники. Но потом Сунь Заика сказал, что его сына пригласили на работу в полицию – не в тюрьму посадили, а полицейским сделали! Старик Е в результате едва под суд не попал, потому что семья Суня заявила, что он распространяет клевету, порочит доброе имя семьи Сунь. Старик Е по этому поводу сказал: «Тьфу, да откуда у вас взяться доброму имени». В наши годы уже и не поймешь, кто прав, а кто виноват. Тот, кто однозначно был преступником, в результате стал полицейским, где же такое видано, чтобы преступник становился полицейским. Знаешь что, Сунь У сейчас такой крутой! Он самый большой чиновник, который когда-либо рождался в нашем поселке Туцзыво – этот малый сейчас занимает должность замначальника Департамента общественной безопасности на региональном уровне! Ну, как бы то ни было, многие старики рассказывают, что этот малый, Сунь У, натворил прежде в Туцзыво много лихих дел. У старика Е нет ни сыновей, ни дочерей, он холостяк, да еще и в таком почтенном возрасте, он уже одной ногой в могиле стоит, поэтому не боится говорить всё как есть, а другие-то и слово молвить боятся! Я никак не могу понять, вот ты – профессор, у тебя высокое образование, широкий кругозор, вот ты и скажи мне, правда ли то, о чем этот старик рассказывает? Я послушал и решил, что правда, ведь ему уже недолго жить осталось, опасаться нечего, мне кажется, он не стал бы врать. Кстати, однажды, примерно три – четыре года тому назад, старика сбила машина, и он свалился под мост. Этот старик в рубашке родился, он после этого еще и выжил. Люди у нас в поселке тайком поговаривали, что его, возможно, хотели убрать как ненужного свидетеля. Ладно, не будем больше об этом, это темное дело, старые счеты, никто уже о нем не помнит и никто не станет расследовать, а я – человек простой, продам немножко водки, сам выпью немного и тем счастлив! Сюда, сюда, нам сюда! Мы пришли, предлагаю пообедать в этом ресторане морепродуктов. А ведь уже половина второго, мне надо скорее всех сюда звать.
9
В ресторане морепродуктов было два этажа. Дацян, заигрывая с владелицей ресторана, выпросил у нее самый большой кабинет на втором этаже. Он наказал хозяйке как следует позаботиться о Ша Ху:
– Это, между прочим, большой профессор из Пекина, и математику, и физику, и химию знает, не то что ты, чтобы посчитать, ботинки снимаешь и пальцы ног перебираешь!
Ша Ху выпил несколько глотков чая и съел немного шариков из квашеного теста, утолив голод. К этому моменту вернулся Дацян:
– Я всем сообщил, они скоро будут.
– А кто вообще придет? Ты слишком много-то людей не зови, все же своими делами заняты, не надо чересчур хлопотать, – Ша Ху действительно чувствовал себя как-то неловко. Изначально, собираясь съездить в Туцзыво, он не собирался встречаться с одноклассниками, он вообще приехал сюда по наитию лишь из-за того, что за день до этого увидел старика Е во сне. Когда-то Ша Ху переехал в город, пошел в среднюю школу старшей ступени, поступил в университет, закончил магистратуру и докторантуру, прошел через разные этапы своей ученической карьеры, ну а одноклассники из начальных классов и средней ступени средней школы уже давно превратились в туманные, неопределенные, далекие воспоминания. Разница в возрасте, в социальном окружении, в профессиональной иерархии сказалась на его круге общения. Прежние его товарищи теперь уже стали людьми среднего возраста, которым перевалило за сорок, и поверхностных чувств, которые связывали их в детстве, уже было недостаточно, чтобы противостоять бесчувственному потоку времени. Ша Ху попивал чай, душа его пребывала в смятении. Ему очень сложно было отчетливо припомнить, как выглядел хотя бы один из его прежних одноклассников.
– Ша Ху, – сказал Нин Дацян, – я пригласил главу нашего поселка. Ты ведь всё-таки такой крупный профессор – неудобно выйдет, если руководство поселка лично тебя не поприветствует. Самые большие чиновники в нашем поселке – секретарь да глава поселка, село у нас маленькое, и ранг у чиновников невысокий. Поэтому, сколь бы высокий чиновник ни прибыл, у нас в Туцзыво всё равно эти двое его встречают, ты уж не взыщи.
– Не надо, не надо, не надо, Дацян, да что же ты напрасно такой шум поднял. У нас же просто встреча одноклассников, зачем ты главу поселка переполошил, ну не глупость ли. К тому же ты что-то слишком большую честь на себя взял, еще и самого главу поселка пригласил, – Ша Ху поспешил ему воспрепятствовать.
– Да нет, это же тебе оказывается большой почет! Вот если бы ты не приехал, разве мы смогли бы подлизаться к главе поселка? Всё благодаря твоей славе! Ты же знаком с главой поселка, он тоже с нами в одном классе учился, – Да Цян уселся за стол и тоже отхлебнул чаю.
– И глава поселка тоже наш одноклассник? Который?
– Не думай, что только ты один далеко пошел. Помнишь Горошинку?
– Помню, помню, он был вот такой – росточка низенького, с детским личиком, при разговоре сразу краснел, а смеялся вот так: «Га-га-га!», отрывисто, будто бы кто горошинки на счетах перебирает, вот поэтому все его и звали «Горошинкой», это прозвище дали ему за его странный смех, а имя-то его было У Юньхай! Что, этот малец стал главой поселка? – Ша Ху вновь воодушевился.
– Ну еще бы нет, конечно, это он. Он сейчас уже совсем не такой, как в детстве, ты его точно с первого взгляда узнать не сможешь, здоровяк, каланча ростом метр восемьдесят с лишним; даже когда при десяти тысячах человек анекдоты рассказывает – не краснеет. Люди меняются! – Дацян сначала покивал, а потом покачал головой.
– Ну, говори же скорее, кого ты уведомил, чем они сейчас занимаются? – Ша Ху хотелось поскорее узнать о том, как сейчас обстоят дела у его прежних одноклассников.
– Точно, Ша Ху, я забыл тебя предупредить, – Дацян принял серьезный вид. – Подожди, когда все соберутся, тебе нужно будет угадать, кто из них кто. Я думаю, что ты, дружок, мало кого узнаешь, ну а имена вообще вряд ли какие-нибудь вспомнишь. Вот как поступим: я сяду с тобой рядом и буду тебе тихонько подсказывать, чтобы не вышло слишком неловко, как когда мы с тобой встретились перед полуднем, – ты тогда знай себе настаивал, что мы не знакомы. И вот еще что, если они сами ничего не захотят говорить, ты уж лучше не приставай с расспросами о том, чем они сейчас занимаются. Все наши одноклассники, и мальчики, и девочки, в жизни неплохо устроились. Ну, неплохо-то оно, конечно, неплохо, но это смотря с кем сравнивать. Если с тобой, то, конечно, их жизнь и в подметки твоей не годится, у большинства нет постоянного занятия. Сеют землю, мелкой торговлей промышляют, ну и еще на временных работах подрабатывают, тянут лямку понемногу! – Дацян снисходительно улыбался.