[52] с ветхой обложкой, на которой уже невозможно было ничего прочитать, и вся семья одновременно и возликовала и встревожилась. Если ребенок из крестьянской семьи осмеливается прикоснуться к книжке с письменами, то это исключительный случай. Потому что для необразованных людей книга – это «чудесное приспособление». До того как революционный комитет Дунцзягоу подарил каждой семье сборник трудов председателя Мао, во всём поселке практически никто, кроме редких семей, за всю жизнь не видал книги. Дун Яньшэ так обрадовался тому, что его внук выбрал книгу, что даже затряс своей козлиной бородкой. Он постукивал чашечкой курительной трубки о край кана и постоянно восхищался:
– Хорошо, хорошо! Мой старший внучок далеко пойдет, в будущем, может, до университета доучится, большим чиновником станет, обретет популярность. Хорошо! Утром ты еще был крестьянским парнем, а к вечеру сумел попасть в императорские палаты. Этот малец такой бойкий и упитанный, на чиновника похож, дедушка однажды погреется в лучах его славы!
А Дун Баошуй хоть и посмеивался и для виду соглашался с точкой зрения старика, но на душе у него было не так радостно. Он думал, что необязательно у его сына окажутся способности к учебе, а даже если он и обладает нужным потенциалом, в наше время он всё равно не сможет поступить в университет. К тому же студенты в Дунцзягоу не были какой-то редкостью: за минувшие несколько лет в поселке как минимум двоим удавалось стать студентами, фамилия одного была Фу, а другого – Ся. Студента по фамилии Фу вскоре после того, как он закончил университет, выслали из Цинхая домой: говорят, что он подверг злостным нападкам «Великого Спасителя», которому предан и поклоняется народ всей страны, за что был осужден и в результате заболел шизофренией. Дун Баошуй впервые слышал слово «шизофрения» и не мог понять, что это такое – болезнь, или ошибка, или же какое-то наказание. Одно время он считал, что шизофреники – это кто-то вроде правых, контрреволюционеров, вредителей и других «четырех преступных элементов» или «пяти преступных элементов», и лишь спустя долгое время он наконец-то понял, что на самом-то деле шизофрениками называют сумасшедших и дураков. Ну а другой студент, по фамилии Ся, уже накануне окончания учебы влюбился в свою одногруппницу и, не спросив у нее разрешения, потрогал ее за руку, одногруппница же сочла его хулиганом и донесла в университетское правление о его хулиганских действиях и злодейских намерениях. Руководство университета проявило усердие и вызвало студента Ся на ковер, строго раскритиковав его недостойное поведение. Студент Ся сначала безостановочно хохотал, потом начал громко выть во весь голос, затем из глаз его, словно ливень, хлынули слезы, сознание стало смутным и беспорядочным, и в итоге он вернулся в поселок, не дождавшись выпуска.
4
Насколько было известно Дун Баошую, за всё время, что он себя помнил, только два выходца из их поселка становились студентами, которые в результате либо сошли с ума, либо слетели с катушек: у одного случилась шизофрения, а у другого – психоз. Если студентам уготована такая участь, то он предпочел бы, чтобы его сын остался дома и просто пахал землю.
Второй внук Дун Яньшэ, второй сын Дун Баошуя – Дун Иньцай – при гадании на свой первый день рождения схватил флейту, вызвав у всей семьи недовольство. Флейта – это музыкальный инструмент, а по мнению стариков это несерьезная вещица. Крестьяне считают себя людьми добросовестными, целыми днями играть на дудке и напевать – не самое достойное занятие. По мнению многих жителей поселка Дунцзягоу, среди певцов и танцоров порядочных людей нет, одни только отбросы вроде тунеядцев и повес.
На основании того, что профессия, которую символизировала флейта, а также моральный облик занимающихся этой профессией людей не получили одобрения со стороны большинства членов семьи Дун и в особенности старика Дун Яньшэ, когда в гадании по случаю дня рождения участвовал Дун Муцай, на печь не стали класть такую неблагонадежную вещь, как флейта, и заменили ее старыми плоскогубцами. Когда весы, счеты, «Цитаты Мао Цзэдуна», бумажную банкноту и старые плоскогубцы с налетом ржавчины тщательно разложили на печи, мама сначала помыла ручки Муцая теплой водой, а потом отнесла его на печку. Дедушка и бабушка сидели в самом теплом углу печи, остальные стояли на полу и сосредоточенно ожидали, когда Муцай схватит то, чего они так от него ждали – бумажную банкноту номиналом в один юань. Все люди жаждут богатства, о богатой жизни мечтали несколько поколений семьи Дун подряд. И в особенности Дун Яньшэ, отец Дун Баошуя, возлагал на своих потомков особые надежды, связанные с состоятельностью. На самом деле они не то чтобы слепо верили в традицию гадания на день рождения, но, когда приходило время гадать, начинали невольно принимать всё за чистую монету. Муцаю только-только исполнился один год – откуда ему было знать, какие сложные и сокровенные переживания кроются в душах взрослых. Он поползал среди разложенных на печи вещей и, совершенно не обращая внимания на намеки и знаки дедушки, бабушки, отца и матери, в конце концов положил свою маленькую ручку на те старые плоскогубцы.
Дед Дун Яньшэ с некоторым разочарованием похвалил его:
– Хорошо, хорошо, хорошо! В будущем этот ребенок не будет пахать землю, он сможет стать рабочим, каждый месяц будет получать зарплату, зарабатывать деньги!
На душе у Дун Баошуя было совсем безрадостно, потому что он знал, что плоскогубцы символизируют вовсе не рабочего; изначально-то он собирался положить на печь какой-нибудь сельскохозяйственный инвентарь – вилы, заступ или мотыгу, но эти вещи показались ему слишком большими, и тогда он кое-как отыскал проржавевшие плоскогубцы. В его понимании плоскогубцы ничем не отличались от заступа, мотыги или навозных вил: они символизировали физический труд, при котором тратится много сил. Согласно его представлениям о жизни, тяжелым трудом больших денег не заработать, и никакая богатая жизнь в связи с этим не светит.
Муцай попытался ухватить плоскогубцы, но они никак ему не поддавались. По тому, как изменилось лицо мужа, мама Муцая поняла, что ребенок сделал не самый лучший выбор, и поспешно взяла сына на руки и поцеловала его в личико, а потом согласилась с дедом:
– Верно дед говорит, когда вырастет, станет рабочим, будет ежемесячно получать зарплату, каждый день есть пельмени. Умница мой, далеко пойдешь.
Дун Баошуй, нахмурившись и сцепив зубы, улучил момент и ущипнул Муцая за задницу; ребенок изо всех сил зарыдал от боли.
– Заткнись! – громко выкрикнул Дун Баошуй, так выпучив при этом глаза, что они вот-вот должны были выпасть из орбит. Муцай тотчас же перестал плакать и после этого уж больше не издавал ни звука и только к пяти годам выдавил через зубы слово «Горячо!».
После того как Муцай женился, его супруга однажды заметила, что у него на ягодице есть заметное родимое пятно, и обратила на это внимание мужа. Муцай холодно сказал:
– Это не родимое пятно, это меня отец ущипнул.
5
Дурак Фу по имени Фу Вэньцюань и дурак Ся по имени Ся Жэньсинь всегда были двумя больными местами в сердце Дун Баошуя. Если бы его старший сын, Дун Цзиньцай, в свое время не схватил тот потрепанный «Словарь иероглифов с кодом поиска по четырем углам», то Дун Баошуй, возможно, и не стал бы обращать внимание на каждое действие и слово дураков Фу и Ся.
В поселке Дунцзягоу дураков было навалом, практически один – два в каждом доме. Ну а если людей в семье было много, то этого в особенности было невозможно избежать. Неизвестно, было ли это вызвано неблагоприятными свойствами местности или браками между кровными родственниками, но, как бы то ни было, дураки были разновидностью особой продукции поселка.
Дурак Чжан, дурак Ван, дурак Чжао, дурак Гуань… Такие обращения в поселке использовались довольно часто, при встрече люди обычно величали друг друга дураками и делали это так же естественно, как если бы обращались к собеседнику «товарищ» или «господин». С течением времени людям начало казаться, что в обращении «дурак» нет ничего невежливого или непривычного – даже кадровые работники из деревни удостаивались звания «дурак». Конечно, среди этих именуемых дураками людей некоторых считали дураками ошибочно, а на некоторых несправедливо наговаривали: например, в семье дурака Чжана дураков не было, но завистливые соседи всё равно, как бы между прочим, называли его дураком. Ну а некоторые дураки унаследовали этот титул от своих отцов или еще более старших родственников, хотя сами при этом были отнюдь не глупы: например, сельского старосту, дурака Бая, дураком называли только из-за его деда.
Дураки в поселке были делом обычным, и поэтому никто не придавал им особого значения. Но с Фу Вэньцюанем и Ся Жэньсинем дело обстояло иначе. Эти двое, хоть и были дураками, но при этом не настоящими, эти дураки учились в университете, они были образованными, культурными дураками. Поэтому они всё-таки отличались от людей, родившихся и выросших здесь, бывших дураками еще в материнских утробах.
Дурак Фу Вэньцюань в детстве был умным и сообразительным, отличался красноречием, и все, кто был с ним знаком, хвалили его, называя талантливым. В ряды поселковых дураков Фу Вэньцюань попал, когда на него наклеили ярлык «шизофреник», что нанесло огромный удар по самолюбию его односельчан. В первые дни, когда Фу Вэньцюань только-только вернулся в поселок, никто не верил, что шизофреник – это и есть дурак, все с особой осторожностью и почтением пытались с ним поговорить, но в результате полностью уверились, что именно дураком-то он и является. Некогда талантливый студент действительно поглупел, причем поглупел не на шутку, до состояния шизофреника; он раз за разом, безостановочно рассказывал жителям поселка о «пяти основных особенностях империализма», срывая горло до хрипоты. По ночам он не спал, слонялся без дела по улочкам поселка и помимо «пяти основных особенностей империализма» бормотал себе еще под нос, что «обстановка отличная, не хорошая, не очень хорошая, а отличная».