чение чем дальше, тем больше, даже если мы всё свое имущество распродадим, всё равно столько не соберем. Так что я в этом году буду поступать в училище!
Дун Баошую изначально не хотелось, чтобы Муцай уезжал учиться в университет; он хотел, чтобы хоть кто-нибудь из сыновей остался рядом с ним. В училище Муцай мог учиться на год меньше, поэтому отец не стал протестовать. За два этих года двое его сыновей разлетелись из родового гнезда кто куда, и теперь он чувствовал в душе неприятную пустоту и ждал, когда сыновья, наконец, вырастут, когда из них выйдет толк, но не успел и глазом моргнуть, как дети разъехались, кто на север, кто на юг, и его это расстраивало.
– Эх, взрослым детям отец не указ, молодежи до старшего поколения дела нет, пусть уж будет по-ихнему! – Он согласился на то, чтобы Муцай поступал, как знает.
На самом деле была еще одна причина, по которой Муцай хотел годом раньше поступить в училище. В те два года, что Муцай учился в городской средней школе старшей ступени, он влюбился в одну девушку. Эта девушка закончила неполную среднюю школу и работала клерком в городском книжном магазине «Синьхуа». Она была юной и очаровательной, разговорчивой и улыбчивой; когда Муцай пришел в книжный магазин покупать сборники упражнений, он влюбился в нее с первого взгляда. Муцай отличался от своего старшего брата Цзиньцая: влюбившись, он сказал об этом девушке напрямую, да еще и беззастенчиво похвалил ее красоту и сексуальность. Хоть девушка и отличалась великодушием, ей редко попадались нахалы, которые при первой же встрече начинали оказывать ей знаки внимания, и такие люди, как Муцай, ей не нравились; она даже подумала, что он какой-то хулиган.
С тех пор, как Муцай повстречал эту девушку, он целыми днями не находил себе места, практически ежедневно ошивался в книжном магазине, проводя там всё свое время, свободное от занятий. Не прошло и двух недель, как он пригласил девушку в кино, на прогулку, в парк. Он и сам понимал, что нельзя больше медлить: даже если он проучится в средней школе старшей ступени не три года, а четыре или пять, толку всё равно не выйдет, а о поступлении в университет нечего и мечтать.
К тому же даже если он и поступит в университет, то еще неизвестно, в какой дальней дали он будет расположен, а после окончания университета его могут отправить по распределению в Тибет, в Синьцзян, на Хайнань – а как он тогда ее потом разыщет? Нет уж, Муцай в душе уже принял твердое решение, что в этой жизни женится только на ней. Он уж как-нибудь обойдется училищем, выберет то, что находится в их провинции. Идеально вышло бы, если, окончив учебу, он вернулся бы в уездный город. Главное – быть с ней рядом, а чем при этом заниматься – всё равно.
Девушка тоже боялась, что Муцай ее поматросит и бросит, часто заводила эту песню при разговоре и всё повторяла, что если Муцай поступит в университет, то там наверняка влюбится в другую, а ее бросит. Муцай, отчаянно жестикулируя, сыпал в ответ страшными клятвами, до того пугая девушку, что та зажимала ему рот.
Муцай, как он сам того и хотел, поступил в провинциальный педагогический техникум, который позже переименовали в высшее училище, и выбрал факультет китайского языка. Он обучался педагогике, во-первых, из-за того, что его семья была стеснена в средствах, а во-вторых, из-за влияния, которое оказал на него в младших классах учитель грамоты Янь Большой Рот. Когда ему было семь – восемь лет, он частенько забирался на окно того класса, в котором занимался его старший брат, и тайком слушал лекции Яня Большого Рта, а стихотворение «Старый торговец углем» излечило его от заикания и даже оказало влияние на всю его жизнь. И то, что он выбрал факультет китайского языка, тоже имело отношение к «Старому торговцу углем».
Получив извещение о зачислении, Муцай, исполненный огромной радости, вернулся домой, чтобы сообщить об успехе. Он приблизился к дедушкиному уху и сказал:
– Твой внук принял участие в государственных экзаменах и стал победителем, его теперь ждут великие дела!
Отец спросил:
– Куда ты поступил? Дорогое там обучение?
Муцай поднял голову и сказал:
– Отец, не волнуйся! Твой сын чтит старших, он тебя не разорит, я поступил в педагогический! Будут бесплатно кормить, бесплатно учить, бесплатно в общежитии держать, ни копейки не потратим, я свободен от оплаты обучения!
Дун Баошуй недоверчиво попрекнул его:
– А ты знаешь, где бывает бесплатный сыр? Ишь, бесплатная еда, бесплатное жилье, бесплатное обучение! Как по мне, так ты – идиот!
16
У Иньцая, который прославился в армии своей игрой на зурне, появлялось всё больше и больше возможностей себя проявить. Он начал выступать на новогоднем вечере роты и дошел до фестиваля художественной самодеятельности всего военного округа.
Сначала Иньцай выступал в полку, потом – в штабе дивизии, а потом – в армейском корпусе. Выступая в полку, он представлял свой батальон, выступая в диви зии – полк, выступая в армейском корпусе – дивизию. В конце концов он от лица всего армейского корпуса принял участие в фестивале художественной самодеятельности военного округа.
Иньцай провел среди низшего армейского состава не более трех лет, и на протяжении этих трех лет его многократно отправляли для общих репетиций в полк и дивизию. Впоследствии он по несколько раз в год давал низшему составу утешительные концерты, но проводил там очень короткое время, никогда не задерживаясь больше, чем на несколько дней. К тому же артистов из отряженного руководством художественного ансамбля считали в роте гостями, поэтому условия питания и проживания им предоставлялись куда лучше, чем простым солдатам. Больше Иньцай не видел во сне бабушку и не слышал, как она кричит: «Холодно!»
При смотре роты, который осуществлял глава военного округа, через три года после тех новогодних праздников, что Иньцай провел с солдатами и офицерами, он получил еще одну возможность продемонстрировать свои таланты. Ему посчастливилось участвовать в фестивале художественной самодеятельности низшего армейского состава, который проводился в округе. Глава военного округа, послушав концерт, в дружеской атмосфере побеседовал со всеми артистами. Когда глава военного округа приблизился к Иньцаю, юноша отдал честь и взволнованно сжал обеими руками ту мягкую и тяжелую ладонь, что когда-то хлопала его по плечу. С искренней любовью он устремил взгляд на доброе лицо главы военного округа и, не упустив подходящего момента, громко доложил:
– Боец Дун Иньцай крепко помнит ваши наставления, упорно тренируется и служит Отечеству!
Но этот намек не смог тотчас же пробудить в главе военного округа нужные воспоминания. На несколько минут глава погрузился в размышления, а потом осведомился у стоявшего рядом старшего офицера:
– Кто этот сорванец? Что-то я его не помню.
Этот офицер как раз когда-то встречал вместе с главой военного округа Новый год в роте Иньцая, и его поразительная память открыла Иньцаю новый путь для дальнейшего развития. Старший офицер в деталях напомнил главе военного округа о той трогательной сцене, которая произошла, когда они тремя годами ранее встречались с солдатами роты под Новый год, и еще раз представил ему товарища Дун Иньцая. Глава военного округа очень обрадовался и по просьбе Иньцая еще и сфотографировался с ним вместе на память. Глава военного округа вновь положил свою мягкую руку на плечо Иньцая и сказал сопровождавшим его кадровым офицерам:
– Хорошо, хорошо, хорошо! Вот таких отличных бойцов мы и должны воспитывать! Весь наш кадровый состав должен уметь обнаруживать и тщательно развивать таланты, смело использовать таланты, мне вот кажется, что это малый – на редкость талантлив! Его зовут Дун Серебро, но при этом он такой скромный! Почему тебя не назвали «Дун Золото»?
– Позвольте доложить, товарищ глава военного округа: потому что моего старшего брата зовут Дун Цзиньцай! – громко ответил Иньцай. Все покатились со смеху.
Глава военного округа сказал:
– Хорошо, хорошо! И золото, и серебро – это национальные богатства! Хорошенько трудись, побольше учись, стремись к еще большим успехам!
Иньцай не забыл наставлений главы военного округа и за последующие десять с лишним лет прошел курс средней школы старшей ступени и еще был на три года отправлен учиться в военную академию.
Теперь Дун Иньцая уже повысили до звания майора, и он работал замдиректора художественного ансамбля военного округа. Он женился, взял в жены племянницу того самого главы военного округа, которая работала бухгалтером в военном госпитале. У них родилась дочка, которую назвали Яфэй; при гадании на первый день рождения она схватила стетоскоп.
Иньцай сказал:
– Это хорошо, пусть будет врачом, как ее мама.
Жена в ответ закатила глаза и недовольно буркнула:
– Да я бухгалтер, а не врач!
Иньцай хотел было огрызнуться: «Но ты же всё равно работаешь в больнице!», но успел сдержать свои слова. Он знал, что у его жены дурной характер, она то и дело пыталась вывести его на чистую воду, говорила, что он примазался к успехам ее дяди, и при каждой ссоре язвительно бросала: «Да ты только и умеешь, что на дудке дудеть!»
В глубине души Иньцай понимал, что под этим она подразумевает не только то, что он играет на зурне, но и то, что он подхалим. Такова уж женская натура! Так он частенько утешал себя, прощая жену.
17
Цзиньцай учился и собирал мусор; за этими занятиями пролетели четыре года. На третьем курсе Цзиньцай стал начальником университетского центра обслуживания студентов, совмещающих работу и учебу, и не только мобилизовал учащихся собирать вторсырье, но и привлек малоимущих студентов к санитарно-гигиенической уборке университетских аудиторий, студенческих общежитий, общественных туалетов и столовой. Он также учредил газетный киоск, с доходов которого шли деньги на финансовую поддержку малоимущих собратьев, и снискал похвалу однокурсников и университетской администрации.