Еще далѣе къ Троицкимъ воротамъ у Кремлевской же стѣны въ началѣ ХVІІ ст. стояли малые дворишки, каждый по 4 1/2 саж. вдоль и поперекъ, въ которыхъ проживали разныхъ чиновъ служащіе люди.
У самыхъ Троицкихъ воротъ находился Судный Дворцовый приказъ.
Съ постройкою при Иванѣ III новаго каменнаго дворца отдача мѣстъ такимъ жильцамъ вблизи Великокняжескаго и потомъ Царскаго дворца ограничивалась только малыми дворишками для житья въ нихъ надобнымъ дворцовымъ же государевымъ слугамъ, какимъ былъ, напримѣръ, въ началѣ ХVІІ ст. часовникъ Мосѣйко, наблюдавшій за Кремлевскими башенными часами и жившій во дворикѣ въ 4 саж. въ квадратѣ возлѣ церкви Іоанна Предтечи у Боровицкихъ воротъ, откуда въ 1626 г. и былъ выселенъ, потому что этотъ его дворикъ стоялъ близко церкви и государевыхъ конюшенъ.
Подолъ
Подоломъ Кремля издревле называлась низменная набережная часть Кремлевской мѣстности, которая въ первоначальное время была значительно обширнѣе, чѣмъ теперь, особенно въ юго-восточномъ углу города, гдѣ стоитъ церковь Константина и Елены. Существующая теперь гора, какъ мы упоминали, состоитъ изъ насыпи, которая, при постепенномъ своемъ устройствѣ, необходимо засыпала и не малую часть подгорной низины. Въ первоначальное время заселенія Кремлевской горы, когда еще не было стѣнъ, зта низина, продолжавшаяся и за теперешнею стѣною Кремля въ Китай-городѣ къ Москворѣцкому мосту, по всему вѣроятію, служила мѣстомъ берегового пристанища для приходящихъ снизу и сверху рѣки судовъ. Построенныя въ 1156 г., потомъ въ 1340 г. деревянныя стѣны отдѣлили это пристанище отъ самаго города, захвативъ и значительную долю береговой низины. Такимъ путемъ и устроился Подолъ города, составившій особый отдѣлъ Кремлевской мѣстности, потребовавшій постройку и особыхъ Нижнихъ воротъ, какъ они иногда прозывались, для сообщенія и съ пристанищемъ и затѣмъ съ торговымъ посадомъ.
Въ XIV и въ XV ст. эти ворота назывались Тимоѳеевскими. Имѣя въ виду, что нѣкоторыя башни и ворота Кремля временами прозывались по именамъ жившихъ вблизи знатныхъ домовладѣльцевъ, можемъ съ большою вѣроятностью отнести прозваніе Тимофеевскихъ воротъ къ имени жившаго возлѣ нихъ окольничаго у Дмитрія Донскаго Тимоѳея Васильевича изъ знаменитаго рода Воронцовыхъ-Вельяминовыхъ, первыхъ тысяцкихъ города Москвы. Тимофей былъ третій сынъ второго тысяцкаго Василья Протасьевича и братъ третьяго тысяцкаго Василья Васильевича, съ сыномъ котораго Иваномъ, казненнымъ въ 1379 г. на Кучковомъ полѣ, прекратился и важный санъ Московскихъ тысяцкихъ. Можно полагать, что Иванъ побѣжалъ отъ вел. князя къ врагамъ Москвы именно по тому случаю, что не получилъ по наслѣдству великое званіе тысяцкаго.
Тимоѳей Вас, по сказанію житія преп. Кирилла Бѣлозерскаго, богатствомъ и честію (почетомъ) превосходилъ всѣхъ бояръ того времени. Въ 1376 г. онъ присутствовалъ первымъ при духовномъ завѣщаніи вел. князя. Онъ не мало прославился въ знаменитой битвѣ съ Мамаевымъ полчищемъ на рѣкѣ Вожѣ, гдѣ Тимоѳей съ одну сторону, князь Данило Пронскій съ другую, а князь Великій въ лицо встрѣтили натискъ Татаръ и разбили ихъ, какъ до тѣхъ поръ не бывало. Враги побѣжали къ Ордѣ безъ оглядки, оставивъ побѣдителямъ всѣ свои обозы со множествомъ всякаго товара. Это случилось 11 августа (въ среду) 1378 г. На этой битвѣ захватили и попа, посланнаго бѣглецомъ Иваномъ изъ Орды съ мѣшкомъ какихъ-то лютыхъ зелій.
На Куликовскомъ побоищѣ Тимоѳей Вас. также былъ великимъ воеводою, какъ именуетъ его лѣтописецъ. Въ числѣ убитыхъ на этомъ побоищѣ упомянутъ и Тимоѳей Васильевичъ, но это, по всему вѣроятію, описка вмѣсто Тимоѳея Волуевича, такъ какъ Тимоѳей Вас. упоминается позднѣе въ числѣ бояръ вторымъ, сидѣвшимъ при духовномъ завѣщаніи Дмитрія Донскаго, написанномъ незадолго до его кончины въ 1389 г. Тимоѳей Волуевичъ предводительствовалъ Владимірскимь полкомъ.
Тимоѳей Вас. достопамятенъ еще и тѣмъ, что въ его домѣ воспитывался преп. Кириллъ (въ міру Козма) Бѣлозерскій. Онъ находился въ родствѣ съ Тимоѳеемъ Вас, почему по кончинѣ родителей былъ отданъ на его попеченіе. Бояринъ очень полюбилъ отрока. Когда онъ достигъ возраста, Тимоѳей Вас. сподоблялъ его даже и сидѣнія на трапезѣ съ собою, а потомъ опредѣлилъ его казначеемъ своего имѣнія. Но казначей Козма отъ раннихъ лѣтъ помышлялъ о другомъ, стремясь всею душою служить Богу, но не міру, и вопреки желанію боярина удалился въ монастырь, вначалѣ въ Симоновъ, а затѣмъ и въ пустыню на Бѣлоозеро.
Неподалеку отъ мѣстожительства Тимоѳея Вас, у самыхъ Спасскихъ воротъ, стояла церковь Аѳанасія патріарха Александрійскаго, о которой впервые упомянуто въ лѣтописяхъ по случаю пожара въ 1389 г. Впослѣдствіи при этой церкви упоминается уже монастырь Аѳанасьевскій, какой, по всему вѣроятію, существовалъ тутъ съ самаго начала. Затѣмъ при монастырѣ появляется и подворье Кирилло-Бѣлозерскаго монастыря. Это даетъ поводъ предполагать, что и въ прежнее время, еще при жизни Преподобнаго и при жизни Тимоѳея Вас, съ этою церковью у нихъ были добрыя связи, почему при ней и устроилось Кирилловское подворье.
Когда скончался бояринъ Тимоѳей Васильевичъ, неизвѣстно. Но память о немъ больше ста лѣтъ сохранялась въ имени воротъ, возлѣ которыхъ находился его дворъ. Ворота еще въ 1498 г. прозывались Тимоѳеевскими, хотя въ 1490 г. они именуются уже Константино-Еленскими отъ стоявшей неподалеку церкви во имя Константина и Елены, впервые упоминаемой лѣтописцами по случаю пожара въ 1470 г.
Въ 1475 г. октября 2, въ 4 часу дня, загорѣлось внутри города «близъ вратъ Тимоѳеевскихъ». Князь великій самъ со многими людьми прибылъ на пожаръ и вскорѣ угасилъ его. Оттуда вел. князь пошелъ во дворецъ къ столу на обѣдъ, но въ тотъ же часъ загорѣлось и у Никольскихъ воротъ, и пожаръ такъ распространился, что выгорѣлъ мало что не весь городъ, едва уняли въ 3 часу ночи, самъ вел. князь со многими людьми. Однѣхъ церквей каменныхъ обгорѣло 11, да 10 застѣнныхъ каменныхъ, да 12 деревянныхъ.
А Подоломъ погорѣло по дворъ боярина Ѳедора Давыдовича. Этотъ дворъ находился близь Тайницкихъ воротъ, который вообще указываетъ, что въ ХІV и ХV столѣтіяхъ на Кремлевскомъ Подолѣ, кромѣ простыхъ обывательскихъ, существовали и дворы боярскіе. Такой дворъ находился и вблизи наугольной башни Кремля, принадлежавшій боярину Никитѣ Беклемишеву, именемъ котораго стала прозываться и упомянутая башня Беклемишевская. Дворъ потомъ перешелъ къ его сыну Ивану Никитичу, прозваніемъ Берсеню.
Сколько можно судить по свѣдѣніямъ, какія даютъ объ этомъ дворѣ лѣтописныя и другія указанія, Берсеневъ дворъ отличался своимъ крѣпкимъ устройствомъ, а потому служилъ какъ бы крѣпостью, для заключенія въ немъ опасныхъ людей или такихъ, которыхъ надо было держать подъ стражею.
Въ 1472 г. сюда былъ посаженъ вмѣсто смертной казни Венеціанскій посолъ Иванъ Тревизанъ за то, что обманулъ Государя, хотѣлъ проѣхать въ Орду къ Хану Ахмату подъ видомъ простого купца.
Бояринъ Никита извѣстенъ своимъ посольствомъ къ Крымскому Хану въ 1474 г. Сыну его Ивану также поручались посольскія дѣла. Въ 1490 г. онъ встрѣчалъ въ теперешней дачной мѣстности Химкахъ (тогда называемой на Хынскѣ) Цесарскаго посла, а въ 1492 г. отправился посланникомъ къ Польскому Королю въ званіи Боярскаго сына, которое въ то время означало не рядового помѣщика, а прямого сына боярина. Въ 1502 г. онъ ѣздилъ посланникомъ въ Крымъ къ государеву другу, къ хану Менгли Гирею. Все это обнаруживаетъ, что Иванъ Берсень, конечно за свои способности, пользовался значительнымъ вниманіемъ со стороны государя Ивана III. Очень умнымъ человѣкомъ онъ оказался и при сынѣ государя, при первомъ царѣ Васильѣ Ивановичѣ, съ которымъ однако онъ очень не поладилъ и подвергся большой опалѣ. Имѣя несчастіе быть умнымъ человѣкомъ, онъ относился съ разсужденіемъ очень критически къ наступившей при Василіи Ивановичѣ крутой перемѣнѣ во внутренней политикѣ новаго государя, когда вмѣсто Единодержавія и Самодержавія, столько полезнаго для государства, появилось на поприщѣ Управленія Государствомъ безграничное и свирѣпое Самовластіе, развившееся до сумасшествія при Иванѣ Грозномъ.
Берсень виноватымъ оказался за то, что говорилъ Государю встрѣчно, т.-е. съ противорѣчіемъ, по какому-то поводу о Смоленскѣ.
Новый Государь не любилъ такихъ возраженій и крикнулъ на него: «Поди, смердъ, прочь, ненадобенъ ты мнѣ«. Тутъ и послѣдовала на него опала.
Бесѣдуя нерѣдко съ пріѣзжимъ ученѣйшимъ человѣкомъ того времени, съ Максимомъ Грекомъ, Берсень такъ описывалъ происходившую на Руси перемѣну въ отношеніяхъ и дѣлахъ:
«Государь (Васил. Ив.) упрямъ и встрѣчи противъ себя не любитъ; а кто молвитъ противъ государя и онъ на того опалится. А отецъ его Вел. Князь противъ себя встрѣчу любилъ и тѣхъ жаловалъ, которые противъ него говаривали… Добръ былъ Князь Великій Иванъ и до людей ласковъ, и пошлетъ людей на которое дѣло, ино и Богь съ ними; а нынѣшній Государь не потому ходитъ, людей мало жалуетъ. А какъ пришла сюда мать Вел. Князя, Софья съ вашими Греками, ино Земля наша замѣшалась; а дотолѣ Земля наша Русская жила въ тишинѣ и въ миру; теперь пришли нестроенія великія, какъ и у васъ въ Царегородѣ. Вѣдаешь ты самъ, а и мы слыхали у разумныхъ людей, которая Земля переставливаетъ обычаи свои, и та Земля не долго стоитъ; а здѣсь у насъ старые обычаи Князь Великій перемѣнилъ… Нынѣ Государь нашъ, запершися, самътретей у постели всякіе дѣла дѣлаетъ… Таково несовѣтіе и высокоуміе…»
Правда, что Берсень отстаивалъ ветхозавѣтную старину. но старину съ извѣстной стороны очень добрую, которая, быть можетъ, не допустила бы развиться такому государственному безобразію, какимъ явился свирѣпый самовластитель и губитель Иванъ Грозный.
Новое поведеніе государя, не ограниченное правомъ боярской Думы и Совѣта, являлось, по убѣжденію бояръ, зловредной новостью, которая въ боярской же средѣ естественнымъ, вполнѣ логическимъ путемъ привела къ общей Смутѣ и чуть не къ погибели Государства.