Въ сохранившихся многочисленныхъ рукописныхъ сборникахъ всегда можно находить вплетенныя особыя тетради разнаго времени и разнаго содержанія, которыя и составляли нѣкогда литературный товаръ этого рода, и благочестивый и неистово смѣхотворный.
Рукописные тетради и листы нерѣдко украшались раскрашенными рисунками, что составляло особый отдѣлъ этой литературы. Въ концѣ ХVІІ ст. Москвичи догадались, что такіе рисунки возможно печатать деревянными досками по образцу Фряжскихъ и Нѣмецкихъ гравированныхъ листовъ. Умноженіе такимъ способомъ печатныхъ листовъ вскорѣ обратило на нихъ вниманіе Ду-ховной власти, увидавшей, что на этихъ листахъ дѣлаются священныя изображенія не по подобію и очень безграмотно. Въ одной изъ грамотъ патріарха Іоакима (1674–1690) это производство описывается слѣдующимъ образомъ:
«Вѣдомо великому господину святѣйшему Іоакиму Патріарху учинилося, что многіе торговые люди, рѣзавъ на доскахъ, печатаютъ на бумагѣ листы иконъ святыхъ изображенія, иніе же велми неискусніе и неумѣющіе иконнаго мастерства дѣлаютъ рѣзи странно и печатаютъ на листахъ бумажныхъ развращенно образъ Спасителя нашего Іисуса Христа, и Пресвятыя Богородицы и небесныхъ силъ, святыхъ угодниковъ Божіихъ, которые ни малаго подобія первообразныхъ лицъ являютъ, токмо укоръ и безчестіе наносятъ церкви Божіей, и иконному почитанію, и изображеннымъ лицамъ святымъ, тѣмъ неискусствомъ своимъ; и тѣ печатные листы образовъ святыхъ покупаютъ люди и украшаютъ тѣми храмины, избы, клѣти и сѣни, пренебрежно, не для почитанія образовъ святыхъ, но для пригожества, и дерутъ тыя и мещутъ въ попраніе безчестно и безъ страха Божія; еще же торговые люди покупаютъ листы на бумагѣжъ нѣмецкіе печатные, и продають, которые листы печатаютъ нѣмцы еретики Лютеры и Кальвины, по своему ихъ проклятому мнѣнію, неистово и неправо; на подобіе лицъ своея страны и во одеждахъ своестранныхъ нѣмецкихъ, а не съ древнихъ подлинниковъ, ко-торые обрѣтаются у православныхъ; а они еретики святыхъ иконъ не почитаютъ, и ругаяся развращенно печатаютъ въ посмѣхъ христіанамъ и таковыми листами иконы святыя на доскахъ пренебрежны чинятся и ради бумажныхъ листовъ иконное почитаніе презирается, а церковію святою и отеческимъ преданіемъ иконное поклоненіе и почитаніе издревле заповѣдано, и утверждено, и писати на доскахъ, а не на листахъ велѣно. И того ради велѣти бы о томъ кликати биричу, чтобъ на бумажныхъ листахъ иконъ святыхъ не печатали и нѣмецкихъ еретическихъ не покупали, и въ рядахъ по крестцамъ не продавали; а если сему кто учинится преслушенъ, и начнетъ, ради корысти своей, такими листами впредь торговать и развращенно неправо печатать, тому быти отъ Великихъ Государей въ жестокомъ наказаніи, и тѣ продажные листы вземше безцѣнно истребятся, а сверхъ того на томъ доправятъ большую пеню».
Повидимому, зта грамота представляла только проектъ о запрещеніи печатанія упомянутыхъ листовъ, какъ можно судить по отсутствію дальнѣйшихъ распоряженій по этому предмету. Дѣло оставалось безъ движенiя до Петровскихъ временъ, когда 20 марта 1721 г. явилось подобное же постановленіе Синода.
Св. Правит. Синодъ приказали: «Продаемые въ Москвѣ на Спасскомъ Мосту и въ другихъ мѣстехъ листы разныхъ изобра-женій (лубочные) и службы и каноны и молитвы, которые снабжены и сочиняются разныхъ чиновъ людьмя самовольно писменные и печатаются кромѣ типографіи неопредѣленными къ тому указомъ но своевольно дерзающими безъ свидѣтельства и позволенія, въ чемъ отъ противныхъ церкви Святѣй есть и не безъ порицанія, описавъ всѣ обрать въ Приказъ Церковныхъ Дѣлъ и, запечатавъ, держать до указу-и тѣхъ людей, которые продаютъ, взявъ и отъ кого оные къ продажѣ получаютъ и кѣмъ сочинены и писаны и печатаны, сыскавъ, о такой ихъ дерзости и по какому указу то они чинятъ, допросить. . и изслѣдовать о томъ достовѣрно. . съ доставленiемъ въ Синодъ по одному экземпляру вышеобъявленныхъ листовъ, каноновъ и прочаго». Людямъ сказанъ былъ Государевъ указъ «дабы впредь въ такіе непозволенные имъ дѣйства самовольствомъ весьма не вступали подъ страхомъ жестокаго отвѣта и безпощаднаго штрафованія». Несмотря на строгіе запреты, листы печатались даже и во второй половинѣ XVIII ст. попрежнему безъ всякой цензуры самовольно, по собственному замыслу и, конечно, въ инымъ случаяхъ не только въ грубомъ, но и въ нелѣпомъ видѣ, какъ могли воспроизводить простонародныя невѣжественныя понятія о святынѣ и святости. На большой картинѣ Страшнаго Суда Богородица, напр., изображена въ обычномъ костюмѣ Русской Цариды.
Въ 1760 г. своеволіе этой печати дошло до того, что на Спасскомъ мосту появились въ продажѣ листы съ изображеніемъ новоявленнаго въ это время Чудотворца Митрополита Ростовскаго Димитрія съ его чудесами, которые Св. Прав. Синодомъ не были еще апробованы. Между тѣмъ указами еще въ 1744 г. и потомъ въ 1745 г. было уже запрещено печатать листы съ неискусно сдѣланными изображеніями Святыхъ и печатать не иначе, какъ по разсмотрѣнію епархіальнымъ архіереемъ самыхъ гравированныхъ досокъ.
Всѣ эти указы и запрещенія касались однако только священныхъ изображеній, о которыхъ заботилось главнымъ образомъ только духовное вѣдомство. Листы свѣтскаго содержанія предоставлены были полнѣйшему произволу ихъ сочинителей и свободно распространяли въ народѣ свои остроумные шутовскіе, а иногда и очень циническіе рисунки и тексты. Это была въ полномъ смыслѣ литература простонародная [134].
То же самое должно сказать и относительно священныхъ изображеній и писаній, которыя потому и являлись неискусными, грубыми, неистовыми, что производилъ ихъ и въ рисункахъ и въ писаніяхъ главнымъ образомъ простой народъ, стремившійся съ выгодою для себя удовлетворять потребностямъ невѣжественнаго крестьянства, находившаго въ этихъ произведеніяхъ болѣе или менѣе яркіе живые отвѣты на запросы его духовныхъ требованій.
Само собою разумѣется, что въ числѣ листовъ священнаго и свѣтскаго содержанія появились и печатные портреты Императорскихъ лицъ, обработанные также очень по простонародному.
Въ 1742 г. академикъ Штелинъ надписалъ на купленномъ имъ такомъ портретѣ слѣдующую отмѣтку:
«Эту омерзительно великолѣпную гравюру купилъ я въ одной картинной лавкѣ въ Москвѣ, подъ Кремлевскими (Спасскими) воротами, и представилъ ее черезъ одного придворнаго Ея Императорскому Величеству осенью 1742 г. Вслѣдъ затѣмъ 6 апрѣля 1744 г. вышло изъ Сената Высочайшее повелѣніе: всѣ экземпляры этого портрета у продавцовъ отобрать и дальнѣйшую продажу ихъ подъ большимъ наказаніемъ воспретить, съ тѣмъ чтобы никто на будущее время не осмѣливался портретовъ Ея Импер. Величества безъ апробаціи Спб. Академіи гравировать или продавать».
Такихъ листовъ въ то время было собрано въ Спасскихъ воротахъ, Печатнаго двора у батырщика 22, Архангельскаго собора у дьячка 22; за Спасскими воротами у воротъ Новгородскаго подворья (на Ильинкѣ) у вдовы кудца 29, всего 73, въ томъ числѣ Ея Величества 50, Его Высочества Наслѣдника 23.
Гравюра, по словамъ академика, была омерзительно великолѣпна, то-есть омерзительно неистова, но вѣдь народъ требовалъ Императорскаго портрета, а Нѣмецкая Академія, понапрасну называвшаяся Россійскою, вовсе и не думала объ этомъ. Народъ посвоему добывалъ надобные для его жизни различные предметы умственной и нравственной пищи и воздѣлывалъ ихъ попросту, какъ Богъ вразумилъ, не видя и не ожидая помощи и пособій оть богатаго верхняго общества и даже отъ духовной власти, которая вмѣстѣ съ свѣтскою властью только запрещала и запрещала.
Художественность изображенія въ простонародныхъ понятіяхъ и представленіяхъ заключалась не въ правильности рисунка, а въ цвѣтности раскраски, и такъ какъ красивый одного корня съ краснымъ, то и верхомъ красоты для простого народа и до сихъ поръ, покрайней мѣрѣ въ Московской сторонѣ вообще у Великоруссовъ, почитается или красный цвѣтъ, или яркіе другіе цвѣта неотмѣнно яркіе. Поэтому и въ лубочныхъ листахъ красный цвѣтъ горѣлъ на всѣхъ изображеніяхъ, о чемъ засвидѣтельство-валъ одинъ писатель того времени (1769 г.), разсказавшій шутовской сонъ, какъ его лицо было взмарано красноватымъ сокомъ. «И началъ я походить тогда на Евдона или на Берфу, которыхъ видалъ въ Москвѣ на Спасскомъ мосту въ продажѣ«(Сатирическій журналъ И то и сiо, 1769 г. январь). Евдонъ и Берфа была ходячая въ то время повѣсть, герои которой изображались въ качествѣ портретовъ на особомъ листѣ.
Цвѣтность раскраски въ старой жизни была господствующимъ выраженіемъ народнаго вкуса, и потому вся домашняя утварь, деревянная, распестрялась цвѣтными узорами и травами. Въ зодчествѣ церковномъ и домовомъ господствовала та же пестрота раскраски, не говоримъ объ одеждѣ, которая всегда была цвѣтною. Теперешній господствующій въ мужскомъ нарядѣ черный цвѣтъ привелъ бы въ уныніе тогдашнихъ людей.
Итакъ, Спасскій пресловутый Мостъ въ старой Москвѣ былъ основателемъ и распространителелъ той литературы, которую, какъ мы упомянули, не безъ основаній возможно называть простонародною и въ церковничьихъ и въ свѣтскихъ ея произведеніяхъ. Толпа безмѣстныхъ поповъ, собиравшаяся у Спасскихъ воротъ, поспособствовала своею грамотностію завести здѣсь книжный торгъ письменами и листами. Повсему вѣроятію, сначала этотъ торгъ былъ походячій, т.-е. въ разноску, а затѣмъ несомнѣнно появились и скамьи, лавочки, столы, гдѣ съ другимъ мелочнымъ товаромъ продавались писаные тетради, листы, столбцы.
Съ постройкою черезъ широкій ровъ каменнаго моста на немъ по сторонамъ устроились и лавки, какъ доходныя статьи того вѣдомства, которое охраняло этотъ мостъ.
На Спасскомъ мосту, кромѣ лавокъ, существовало особое довольно высокое зданіе для книжной торговли подъ названіемъ Библіотека. Такъ это зданіе обозначено въ полицейскихъ дѣлахъ 1729 г. и на старинномъ глазомѣрномъ планѣ 1738 г., которое, по всему вѣроятію, было построено при Петрѣ, если еще не при царѣ Ѳедорѣ Алексѣевичѣ.
Зданіе зтой Библіотеки находилось, идя оть Спасскихъ воротъ по Спасскому мосту, въ концѣ моста на правой сторонѣ въ 15 саж. оть воротъ. Оно занимало пространство въ 5 саж. въ квадратѣ и было двухъэтажное съ