ремя и самъ государь. 11 марта государь снова отправился воевать съ Польскимъ королемъ и, идучи къ молебну, былъ въ Золотой полатѣ и тамъ пожаловалъ Семена Лукьян. въ бояре, повелѣвъ ему идти съ собою въ его государевомъ полку.
Это былъ достославный походъ царя Алексѣя Мих., когда въ одно лѣто была завоевана почти вся Бѣлая Русь. Торжествующій побѣдитель возвратился въ Москву 10 декабря.
Подробностей о службѣ Семена Лукьян. въ этотъ походъ, какъ и подробныхъ записокъ о самомъ походѣ, кь сожалѣнію, не сохранилось.
На слѣдующій годъ, 12 генваря, въ именины царевны Татьяны, къ государеву столу были приглашены, кромѣ Грузинскаго и Сибирскихъ царевичей, главный воевода этого похода кн. А. Н. Трубецкой и съ нимъ Семенъ Лукьян., да окольничій С. Р. Пожарскій.
Затѣмъ, 29 апрѣля, также послѣ стола въ Столовой избѣ государь жаловалъ всѣхъ воеводъ за службу и Семену Лукьяновичу, какъ и всѣмъ другимъ, была пожалована шуба, отласъ золотной, кубокъ серебряный и къ прежнему его окладу денежная придача.
Мая 15, на Вознесеньевъ день государь, предпринялъ новый походъ уже противъ Шведовъ въ Ливонію. Съ государемъ пошелъ въ числѣ другихъ близкихъ бояръ и Семенъ Лукьяновичъ. Въ Смоленскѣ, куда явился посолъ отъ Курляндскаго князя Якубуса, Семенъ Лукьян. 6 іюня былъ на переговорахъ съ этимъ посломъ, въ качествѣ намѣстника Нижняго-Новгорода, вторымъ послѣ боярина кн. Н. И. Одоевскаго.
Изъ Смоленска 20 іюня государь пошелъ подъ Ригу и 30 іюня изъ Витебска послалъ Семена Лукьян. подъ Динабургъ, куда и самъ пришелъ 24 іюля и на другой же день 25 іюля послалъ Семена Лукьян. дальше подъ Нѣмецкій городъ Куконосъ.
31 числа самъ государь осадилъ Динабургъ и взялъ, о чемъ на радости поспѣшилъ увѣдомить Семена Лукьян., и 3 августа пошелъ къ нему подъ Куконосъ.
14 августа Семенъ Лукьян. въ присутствіи государя взялъ приступомъ этотъ Куконосъ, по какому случаю 17 августа послѣ стола въ шатрахъ государь пожаловалъ Семену Лукьян. за его службу, за взятіе Нѣмецкаго города Куконоса, что онъ былъ на приступѣ: шубу отласъ золотной, да кубокъ, да отласъ золотной, да два сорока соболей, сто рублевъ денегъ.
21 августа государь пришелъ подъ Ригу и остановился, не доходя за 5 верстъ, а потомъ 23 августа подвинулся къ городу за 2 версты. Здѣсь военныя дѣла пошли весьма неудачно, по случаю измѣны Нѣмецкихъ офицеровъ, служившихъ въ нашихъ полкахъ, такъ что государь 5 октября принужденъ былъ идти домой.
На возвратномъ пути въ Полоцкѣ 31 октября государь получилъ весьма пріятную вѣсть, что послѣ нашихъ переговоравъ съ Польскими послами его избрали Польскимъ королемъ и великимъ княземъ Литовскимъ. Съ этою радостною вѣстью государь послалъ къ царицѣ, къ сыну царевичу Алексѣю Алексѣевичу и къ отцу своему и богомольцу патріарху Никону боярина Семена Лукьяновича Стрѣшнева.
По случаю морового повѣтрія царица съ семействомъ пребывала въ это время въ Вязьмѣ, куда потомъ пришелъ и государь и возвратился въ Москву уже 14 генваря 1657 г.
Послѣ военныхъ трудовъ Семену Лукьяновичу въ томъ же 1657 году было поручено управленіе гражданскими дѣлами. Для завѣдыванія завоеванными Литовскими и Бѣлорусскими городами былъ учрежденъ Приказъ Великаго Княжества Литовскаго, въ который начальникомъ съ помощью дьяка и былъ посаженъ Семенъ Лукьяновичъ.
Вмѣстѣ съ тѣмъ ему же былъ отданъ въ управленіе и другой весьма значительвый Приказъ-Устюжская Четверть, гдѣ въ 1663 г. онъ, по повелѣнію государя, исполнилъ важнѣйшее по тому времени дѣло, — это уничтоженіе съ 15 іюня чекана мѣдныхъ денегъ и заведеніе вновь чеканки серебряныхъ денегь.
Обоими Приказами онъ управлялъ до самой своей кончины, съ 1657 по 1666 годъ.
Въ эти самые годы произошла извѣстная и для того времени весьма печальная распря или смута между царемъ и патріархомъ Никономъ, къ которой оказался прикосновеннымъ между другими и Семенъ Лукьяновпчъ.
Никонъ, собинный другъ царя, пользовавшійся его сердечною привязанностью и безграничнымъ вниманіемъ, такъ возмечталъ о высотѣ своего сана, что въ концѣ-концовъ ставилъ даже вопросъ, кто выше-государь самодержецъ или онъ, патріархъ самодержецъ? На этомъ корнѣ возродилась и разросталась упомянутая распря. Само собою разумѣется, что царская Полата, царскій синклитъ, то-есть все боярство было на сторонѣ государя, тѣмъ болѣе, что Никонъ въ сношеніяхъ съ царскою Полатою давалъ ей сильно чувствовать свое высокоуміе и высокомѣріе.
Его невыносимое поведеніе сдѣлалось, наконецъ, предметомъ общаго разсужденія и осужденія. Но боярство не имѣло законнаго да и нравственнаго права судить и осуждать патріарха, какъ церковнаго владыку, котораго могли судить только высшія же церковныя власти. Въ самый разгаръ смуты и пререканій (въ 1662 г.) въ Москву прибылъ Газскій митрополитъ, родомъ Грекъ, Паисій Лигаридъ, человѣкъ въ высокой степени образованный и умный. И для Никона, и для синклита онъ являлся тою нейтральною, третьею стороною, которая могла разсудить дѣло по справедливости; для синклита же онъ являлся полнымъ авторитетомъ, какъ высокая церковная и притомъ ученѣйшая власть, которая могла по праву опредѣлить, справедливы ли и вѣрны ли обвиненія и обличенія дѣлъ Никона.
Съ этою цѣлью, какъ представитель царской Полаты и несомнѣнно по волѣ самого государя, Семенъ Лукьян. Стрѣшневъ подалъ Паисію длинный списокъ вопросовъ, числомъ 30, о различныхъ дѣяніяхъ Никона, а отчасти и о правахъ царя, прося рѣшительныхъ отвѣтовъ на эти вопросы, для представленія самому государю. Почему именно Семенъ Лукьян. явился ходатаемъ въ этомъ случаѣ, это можно объяснить особою близостью его къ государю, а также и тѣмъ обстоятельствомъ, что онъ самъ испытывалъ въ это время суровую тяжесть Никоновскаго самоволія и самоуправства. Никонъ наложилъ на него церковное проклятіе за то, что будто Семенъ Лукьян. у себя въ дому, назвався самъ патріархомъ, творилъ благословеніе попатріарши и сверхъ того еще научилъ свою собаку сидѣть и передними лапами благословлять какъ патріархъ, въ поруганіе благословенію Божію, и называлъ собаку Никономъ патріархомъ. Никонъ узналъ объ этомъ, какъ самъ же свидѣтельствовалъ, только по слуху. На соборѣ, который въ лицѣ Вселенскихъ патріарховъ судилъ Никона, царь Алексѣй Мих. утвердилъ, что Стрѣшневъ передъ нимъ, государемъ, сказалъ съ клятвою, что ничего такого не бывало.
Въ числѣ упомянутыхъ вопросовъ Семенъ Лукьян. вставилъ и такой послѣдній, тридцатый вопросъ: достойно ли проклинать человѣка за это?
Паисій, конечно, принялъ сторону царя и синклита и на всѣ вопросы далъ отвѣты въ осужденіе поведенія Никона. По поводу проклятія онъ объяснилъ, что, «Если бы мышь взяла освященный хлѣбъ, нельзя сказать, что она причастилась; такъ и благословеніе собаки не есть благословеніе». Шутить святыми дѣлами не подобаетъ; но въ малыхъ дѣлахъ недостойно употреблять проклятіе, потому что тогда считаютъ его за ничто. Къ тому же не должно проклинать безъ суда, а судитъ ли Никонъ въ этомъ случаѣ?
Вопросы Стрѣшнева и отвѣты Паисія распространились между боярами во множествѣ списковъ и, конечно, дошли и до Никона, который съ негодованіемъ написалъ на нихъ возраженія въ объемѣ большой тетради, чуть не цѣлой книги. Всего больше его раздражило мнѣніе Стрѣшнева, что собственно государь поручилъ ему, Никону, надзоръ надъ церковными судами и доставилъ ему многія преимущества. Здѣсь въ раздраженіи Никонъ и высказалъ коренное начало всѣхъ своихъ дѣяній и всего своего поведенія, именно свой взглядъ на отношенія царской власти къ патріаршей, — такой взглядъ, который вовсе не сходился съ преданіями восточной Церкви и тѣмъ еще менѣе сходился съ понятіями Русскаго общества и съ преданіями всей нашей Исторіи. Мнѣніе Стрѣшнева онъ обозвалъ гордостью демона и пояснилъ, что не отъ царей пріемлется начальство святительское, но цари отъ святителей на царство помазуются; что священство выше царства и т. д. Въ этомъ убѣжденіи высокомѣрнаго патріарха и скрывалась, какъ упомянуто, коренная основа всей распри и смуты между нимъ и царемъ. И во всемъ этомъ дѣлѣ поведеніе царя Алексѣя Мих. сіяло высоконравственною и въ полномъ смыслѣ христіанскою красотою, между тѣмъ какъ поведеніе патріарха отличалось въ высокой степени гордыми и грубыми поступками и вспыльчивыми неразумными, бранными и оскорбительными рѣчами.
Во всемъ дѣлѣ, во всѣхъ разъясненіяхъ отношеній Никона къ царю самымъ существеннымъ вопросомъ былъ одинъ вопросъ: Что есть царъ? Кроткій и тишайшій государь пожелалъ этоть вопросъ разъяснить окончательно и потому за такимъ разъясненіемъ обратился даже къ Вселенскимъ патріархамъ, которые, четыре патріарха, въ 1663 г. доставили ему это разъясненіе за своею подписью и за подписью двадцати другихъ меньшихъ духовныхъ лицъ области Константинопольскаго патріарха. Ихъ разъясненія прямо и начинаются вопросомъ: что есть царь?
Этотъ вопросъ съ великою скромностью просвѣчивалъ и въ вопросахъ Семена Лукьяновича.
О Никоновскомъ проклятіи Стрѣшнева и на соборѣ Вселенскихъ патріарховъ было утверждено, что оно было наложено неправильно, понапрасну.
Впослѣдствіи, еще до собора, Никонъ простилъ Семена Лукьяновича, разрѣшилъ отъ клятвы и грамоту къ нему прощальную прислалъ. Говорили, что за это Никонъ взялъ съ Семена Лукьяновича сто рублей; но патріархъ объяснялъ, что простилъ его потому, что Стрѣшневъ добилъ ему челомъ и обѣщался Воскресенскому (Новый Іерусалимъ) монастырю работать, и деньги прислалъ вкладомъ въ монастырь послѣ прощенія спустя года съ полтора.
По всему видимо, что Семенъ Лукьяновичъ былъ большой знатокъ церковной книжности и очень любилъ о ней бесѣдовать, такъ что даже и на охотѣ онъ находилъ время разсуждать съ знающими людьми о различныхъ вопросахъ этой книжности. Объ одномъ случаѣ въ этомъ родѣ (1643 г.) разсказываетъ нѣкій Иванъ Бѣгичевъ, получавшій отъ него вначалѣ премногую милость и благопріятство незлобивое, а потомъ оказывавшаго ему гнѣвъ и негодованіе и безстудное поношеніе предъ людьми, называя его отступникомъ Вѣры Христіанской. Оправдывая себя, Бѣгичевъ писалъ слѣдующее: