Трубы, гдѣ прежде находился дворъ Дмитрія Шемяки.
Это были годы, когда Грозный царь учреждалъ себѣ Опричнину и задумывалъ устроить себѣ и въ самомъ Кремлѣ особое помѣщеніе, для чего еще въ 1565 г. повелѣлъ было мѣсто чистить позади стараго царскаго дворца, занимая мѣста и отъ дворовъ кн. Владиміра и отъ митрополичья, но послѣ упомянутаго пожара это намѣреніе было оставлено.
Извѣстна печальная участь князя Владиміра Андр. свирѣпый царь въ 1569 г. отравилъ его ядомъ. Вслѣдъ затѣмъ было погублено и все его семейство.
Съ этого времени въ большомъ комнатномъ приближеніи у свирѣпаго царя появляются Годуновы и первымъ Дмитрій Ив. Годуновъ, пожалованный въ 1571 г. въ постельничiе, затѣмъ въ 1573 г. въ окольничіе, а въ 1578 г. въ бояре. За нимъ слѣдуетъ и Борисъ Годуновъ, въ 1570 г. исполнявшій должность рынды; въ 1571 г. на свадьбѣ царя съ Собакиной, дружкою съ невѣстиной стороны и въ мыльнѣ съ государемъ, а потомъ въ 1578 г. кравчій и въ 1581 г. прямо мимо окольничества изъ кравчихъ бояринъ.
О большомъ приближеніи къ свирѣпому царю Бориса свидѣтельствуетъ въ точности его избирательная грамота, несомнѣнно подъ его руководствомъ и по его указанiямъ и написанная. Отсюда и можно видѣть, что дворъ Владиміра Андр., недолго спустя послѣ его опалы, поступилъ во владѣніе Годунова, женатаго къ тому же на дочери Малюты Скуратова и, слѣдовательно, состоявшаго въ прочномъ союзѣ съ этимъ свирѣпымъ опричникомъ. Съ кончиною Ивана Грознаго настаетъ прямое и сильное царствованіе Бориса подъ именемъ убогаго царя Ѳедора Ивановича. Борисъ шелъ къ своей цѣли очень твердыми и обдуманными шагами. Повидимому, эту цѣль онъ намѣтилъ еще при жизни Грознаго царя. По словамъ грамоты, утверждавшей его избраніе на царство, «онъ съ малолѣтства безотступно находился при царскихъ пресвѣтлыхъ очахъ Грознаго царя и потому навыкъ отъ премудраго царскаго разума Государственнымъ царственнымъ чинамъ и царскому достоянію». Это писано въ грамотѣ въ доказательство его способностей къ царствованію и его правъ на избраніе. Другои списокъ грамоты свидѣтельствуетъ, что Грозный за много лѣтъ до своей кончины взялъ въ свои царскія полаты еще малолѣтныхъ Бориса и его сестру Ирину и питалъ ихъ отъ своего царскаго стола, при чемъ Ирину назначилъ въ невѣсты сыну Ѳедору, а взялъ ее во дворецъ еще въ малолѣтствѣ, «седми лѣтъ, и была она воспитана въ царскихъ полатахъ до сочетанія брака». Вотъ каковы были начальные пути знаменитаго царедворца. Благозаконный бракъ царевича Ѳедора совершился, вѣроятно, около 1580 г. Никакихъ прямыхъ указаній по этому обстоятельству намъ не встрѣтилось, а это въ свой чередъ можетъ служить свидѣтельствомъ, что бракъ былъ совершонъ домашнимъ порядкомъ, безъ офиціальныхъ свадебныхъ разрядовъ и торжествъ, какъ бы утайкой, чтобы не помѣшала боярская среда.
Еще въ 1582 г. по случаю несчастной кончины сына, Ивана Ивановича, Грозный въ своей кручинѣ не чаялъ себѣ долгой жизни и потому говорилъ Борису, что отдаетъ на его попеченіе сына Ѳедора и Богомъ дарованную свою дочь царицу Ирину, присовокупивъ, «что какова мнѣ Ирина, таковъ и ты Борисъ въ нашей милости, какъ еси сынъ (родной)».
Другой списокъ грамоты разсказываетъ, что когда Борисъ былъ боленъ, то Грозный, по своему милосердному обычаю, жалуючи Бориса, пріѣзжалъ къ нему, и говорилъ ему государь отъ своихъ царскихъ устъ: «Борисъ! не ты боленъ, сынъ мой Ѳедоръ боленъ; не сынъ мой Ѳедоръ боленъ, Богомъ дарованная моя дочь, невѣстка Ирина, больна; и не невѣстка Ирина больна, я боленъ!» и простеръ свою царскую длань и показалъ на длани своей государскіе три перста, говоря Борису: «Борисъ! какъ тѣ три перста царской моей десницы видишь, такъ мой сынъ Ѳедоръ да Богомъ дарованная мнѣ дочь, Ирина, да ты, Борисъ, нашего царскаго величества въ милости какъ есть сынъ, а не рабъ» (Вивл., VII, 54.). Все это разсказывали патріарху на соборѣ сами бояре, приводя свидѣтельства объ особенной любви и милости Грознаго къ Борису.
Духовникъ государя архимандритъ Ѳеодосій также разсказалъ, что предъ кончиною онъ призвалъ его для исповѣди и принятія Св. Тайнъ. Борисъ въ это время находился при постели больного.
Когда духовникъ, приступая къ исповѣди, попросилъ Бориса выйти изъ комнаты, то государь не повелѣлъ ему выходить, сказавъ Борису: «Тебѣ душа моя обнажена вся». Послѣ причащенія государь со слезами обратился къ Борису: «Тебѣ приказываю душу свою и сына своего Ѳедора и дочь свою Ирину и все царство наше Великаго Россійскаго Государства; ты же соблюди ихъ отъ всякихъ золъ; если не соблюдешь ихъ, отдашь о нихъ отвѣтъ передъ Богомъ; на тебѣ взыщетъ Богъ души ихъ».
Такъ ли все это было, судить трудно, но грамота ясно выражала, что царь Иванъ Васильевичъ и при жизни и при кончинѣ назначилъ Борису быть царемъ, именуя его сыномъ, наравнѣ съ Ѳедоромъ, и потому оставляя его и наслѣдникомъ царства.
Въ ту же ночь, 18 марта 1584 г., какъ померъ Грозный царь, Борисъ началъ быстро очищать себѣ путь къ царству. Царевичъ Дмитрій тотчасъ былъ удаленъ въ Угличъ съ матерью своею и со всѣмъ родствомъ Нагихъ. Тогда же и многіе другіе потерпѣли крушеніе, конечно пока только тѣ, которыхъ особенно жаловалъ царь Иванъ, но которыхъ Годуновъ зналъ, какъ своихъ сопротивниковъ.
Все боярство очень хорошо знало, что новый царь Ѳедоръ слабоуменъ и совсѣмъ неспособенъ быть царемъ, что по слабоумію онъ находится въ рукахъ своей жены, царицы Ирины, а главное въ рукахъ и въ полномъ распоряженіи ея брата, самого Бориса. Въ думѣ, во дворцѣ боярству трудно было бороться съ самодержавнымъ властителемъ и потому оно перенесло свой протестъ на улицу.
Вскорѣ разнеслась по городу молва, что Богданъ Бѣльскій съ своими совѣтниками уморилъ царя Ивана Вас, хочетъ погубить и царя Ѳедора, и царскій родъ изгубить; хочетъ побить бояръ и прочитъ на царство совѣтника своего Бориса Годунова.
«И возмутися вся чернь и служивые Московскіе люди и пріидоша со многою силою и оружіемъ къ Кремлю, къ Фроловскимъ (Спасскимъ) воротамъ», которыя едва успѣли затворить и утвердить. Къ мятежникамъ пристали Рязанцы Ляпуновы и Кикины и иныхъ городовъ дѣти боярскіе. По другому свидѣтельству предводителями мятежа, по заводу бояръ Шуйскихъ, были именно упомянутые Рязанцы. Поставили большую пушку противъ воротъ, намѣреваясь ихъ выбить.
Царь Ѳедоръ, то-есть отъ его имени Борисъ Годуновъ, выслалъ къ мятежникамъ уговаривать и укрощать неукротимое ихъ суровство первостепенныхъ бояръ, Ив. Ѳед. Мстиславскаго и Никиту Романовича Юрьева, да дьяковъ двухъ, братьевъ Щелкаловыхъ. Очень вѣроятно, что переговоры происходили съ Кремлевской стѣны, съ выводной башни, существующей и донынѣ.
На вопросъ, зачѣмъ пришли въ городъ и на кого? мятежникк всѣ кричали: «Выдай намъ Богдана Бѣльскаго. Онь хочетъ извести царскій корень и боярскіе роды». Царь выслалъ сказать имъ, что повелѣлъ Бѣльскаго сослать въ Нижній. Слыша эти слова и видя всѣхъ бояръ, мятежники успокоились и разошлись по домамъ. По этому свидѣтельству возможно заключить, что къ мятежникамъ сказать имъ царево слово выходила вся боярская дума.
Народъ выкрикивалъ сущую правду, что во Дворцѣ гнѣздилась нечистая сила, готовившаяся извести царскій корень и боярскіе роды, какъ это въ полной точности и совершилось впослѣдствіи. Гласъ народа — гласъ Божій!
Кто же такъ исторически вѣрно понималъ эту вращавшуюся во Дворцѣ нечистую силу? Конечно, дальновидные изъ бояръ и. изъ знатныхъ купцовъ, хорошо и близко знавшихъ теченіе тогдашнихъ дворцовыхъ, то-есть Годуновскихъ, дѣлъ. Они и взволновали толпу посадской черни въ надеждѣ ниспровергнуть могущественнаго правителя и повелителя царству.
Само собою разумѣется, что Годуновъ, мстя бунтовой приходъ на Богдана Бѣльскаго, какъ должно распорядился съ мятежниками. Рязанцевъ и иныхъ дѣтей боярскихъ и многихъ посадскихъ людей повелѣлъ хватать и разсылать по городамъ и по темницамъ въ заточеніе и имѣніе ихъ разграбить.
Это былъ первый актъ начавшейся борьбы боярства съ Годуновымъ.
Все боярство раздѣлилось надвое, говоритъ лѣтописецъ. Съ одной стороны Годуновъ съ дядьями и братьями, съ своимъ родствомъ, и стоявшіе на его сторонѣ нѣкоторые бояре, думные дьяки и духовные и многіе служилые люди; съ другой стороны первой статьи бояринъ Ив. Ѳед. Мстиславскій, а главное князья Шуйскіе и приставшіе къ нимъ Воротынскіе, Головины, Колычовы и другіе служилые люди, и чернь Московская во главѣ съ купцами, то-есть весь Московскій посадъ, особенно чтившій Ивана Петровича Шуйскаго за Псковское дѣло. Шуйскіе вообще жили съ Московскимъ посадомъ въ большой дружбѣ.
Вражда разгоралась. Годуновъ держалъ великій гнѣвъ на Шуйскихъ. Шуйскіе, надѣясь на свою невинность, потому что стояли за правое дѣло, елико можаху сопротивлялись ему и никакъ ни въ чемъ не поддавались, опираясь главнымъ образомъ на гостей и торговыхъ и черныхъ людей Москвы, на торговыхъ мужиковъ, какъ выражался Годуновъ, стоявшихъ за Шуйскихъ неизмѣнно. Это была народная сильная и твердая почва, которою Годуновъ еще не успѣлъ овладѣть. Но зато онъ владѣлъ царскимъ именемъ и этимъ именемъ распоряжался по своему усмотрѣнію.
Митрополитъ Діонисій хотѣлъ примирить враждующихъ, созвалъ ихъ къ себѣ и умолялъ ихъ прекратить вражду. Они, конечно, не могли устоять противъ просьбъ и моленій святителя и помирились, но не истинно «сплеташе лесть въ сердцѣ своемъ». Собравшаяся толпа торговыхъ людей въ это время стояла на соборной площади противъ Грановитой полаты. Иванъ Петровичь Шуйскій, выйдя отъ митрополита и проходя мимо полаты, заявилъ, быть можетъ и съ искреннею радостью, что они съ Борисомъ помирились и впредь враждовать съ нимъ не хотятъ.
Тогда изъ толпы выступили два человѣка и сказали ему: «Помирились вы нашими головами, и вамъ, князь Иванъ Петровичъ, отъ Бориса пропасть, да и намъ погибнуть».
Въ ту же ночь тѣхъ двухъ человѣкъ Борисъ велѣлъ поймать и сослалъ ихъ невѣдомо куда; пропали они безъ вѣсти, никто не могь узнать, гдѣ они подѣвались. Этотъ случай являлся очень внушительнымъ предостереженіемъ для всего Московскаго посада. Наконецъ, въ 1586 г. составился противъ владычества Годунова большой заговоръ.