Благословенье в действительности произвело решительный поворот смутных дел в пользу вел. князя, и потому потомки Темного свято чтили эту заслугу далекого и славного с тех пор монастыря.
В царском быту в XVII ст., а так несомненно было и в XVI ст., установился обычай на богомольных выходах, особенно на Святой неделе, посещать монастыри и христосоваться с монастырскою братиею. В эти дни цари обыкновенно ходили в монастыри Чудов, Вознесенский и на подворья Троицкое и Кирилловское, в Афанасьевский монастырь. Подворья в этих случаях служили как бы живыми представителями своих знаменитых святочтимых монастырей. Эти выходы мало-помалу стали прекращаться со времени преобразователя Петра, который едва ли не в последний раз совершил такой выход в 1692 г., когда в субботу на Святой по упомянутым монастырям и подворьям ходил царь Иван Алексеев., а на другой день, в воскресенье, и сам царь Петр Алексеевич.
В этот день в Успенском соборе происходило поставление в Сибирь в Тобольск в митрополиты Новоспасского архимандрита Игнатия. У действа присутствовали оба государя в государских порфирах и диадимах и в Мономаховых шапках, а бояре, окольничие и думные и ближние люди были в золотных кафтанах. После поставления из собора царь Иван удалился переходами в свои хоромы, а царь Петр шествовал в Вознесенский монастырь, на Кирилловское подворье, в Чудов монастырь и на Троицкое подворье, а потом к себе в хоромы. Не упомянуто, ходил ли он во всем описанном царском наряде или переменил одежду.
Кроме таких обычных установленных выходов, бывали выходы и по особым богомольным случаям, при чем монастырские старцы всегда получали царский корм. Об этом рассказывает одно письмо Афанасьевских старцев к боярину Вас. Ив. Стрешневу в 1634 году.
«Государю Василию Ивановичу Кириллова монастыря с Кирилловского подворья старцы 14 человек Бога молим и челом бьем, – писали старцы. – Умилостивися государь Василий Иванович, была государыня благоверная Царица и Вел. княгиня Евдокия Лукьяновна на Кирилловском подворье, молилася Богу и Пречистой Богородице и преподобному Кириллу Чудотворцу и пожаловала корм на братию, а дьяки говорят, дворцовые, приказу де нам не бывало. Пожалуй государь Василий Иванович, доложи государыне о том и прикажи нам дати милостыню, или корм пожаловати. Пожалуй государь Василий Иванович!»
В 1674 г. окт. 24, когда царь Алексей Мих. переселялся со всем семейством на временное житье в село Преображенское, царица Наталья Кирилловна, вслед за царем, также ходила Богу молиться в Вознесенский и Чудов монастыри и на Троицкое и Кирилловское подворья со всеми детьми, в сопровождении ближних бояр, мам и верховых боярынь.
В 1690 г. по какому-то случаю царь Петр Алексеевич мая 4 за 5 часов до вечера ходил в Вознесенский монастырь и на Кирилловское подворье, а также и в Алексеевский девичий монастырь.
Подворье с самого начала было основано для приезда и пребывания в Москве монастырских властей, обязательно приезжавших к государю с святой праздничной Кирилловской водой и на Святой с обычными дарами монастырских изделий, как равно и по собственным нуждам монастыря.
Достаточно удаленное от государева дворца, находившееся у самых ворот Кремля, Кирилловское подворье служило много раз местом пребывания заезжих высоких иноземных православных духовных властей.
В 1649 г. на нем останавливался иерусалимский и всея Великия Палестины патриарх Паисий, 4 февраля торжественно принятый царем Алексеем Мих. в Золотой палате и 7 мая в той же палате также торжественно отпущен домой. Слишком три месяца он прожил на подворье и перед отъездом, 5 мая, написал здесь же грамоту по-гречески о поставлении Новоспасского архимандрита Никона, будущего патриарха, в Митрополиты Великого Новгорода.
Очень вероятно, что и прежде приезжавшие в Москву иерусалимские же патриархи, Иеремия в 1589 г. при поставлении первого Моск. патриарха Иова и Феофан в 1619 г. при поставлении патриарха Филарета, также пребывали на Кирилловском подворье.
В 1655 г. февраля 2 прибыл в Москву на подворье Макарий, патриарх Антиохийский и всего Востока, с своим сыном, архидиаконом Павлом Алеппским, оставившим нам превосходнейшее описание этого пребывания и всех порядков тогдашней Московской жизни, редчайшее и несравнимое по живости наблюдений и по наивной искренности рассказа, подаренное Русской Науке в прекрасном переводе, почтенным Г. Муркосом.
В это время царя Алексея Мих. не было в Москве: он возвращался победителем из славного Литовского похода и уже приближался к Москве.
Свой приезд архидиакон Павел описывает следующим образом:
«В день Сретения (2 февраля 1655 г.) мы въехали в город Москву. Сначала мы вступили чрез земляной вал и большой ров, окружающие город; потом въехали во вторую, каменную стену, которую соорудил дед теперешнего царя, Федор, коим насыпан также и земляной вал. Окружность вала 30 верст; он снабжен кругом деревянными башнями и воротами. Вторая же, каменная стена имеет в окружности семь верст. Затем мы вступили в третью окружную стену, также из камня и кирпича, а потом в четвертую, называемую крепостью. Она совсем неприступна, с весьма глубоким рвом, по краям которого идут две стены и за которыми еще две стены с башнями и многочисленными бойницами. Эта крепость, составляющая дворец царя, имеет по окружности пять ворот; в каждых воротах несколько дверей из чистого железа, а посредине решетчатая железная дверь, которую поднимают и опускают посредством машин. Все бойницы в стенах этого города имеют наклон к земле, так чтобы можно было стрелять в землю, и потому никак нельзя ни скрыться под стеной, ни приблизиться к ней, ибо бойницы весьма многочисленны.
По въезде нашем (в Кремль) чрез царские ворота нас поместили в каменном монастыре, что близ них, в месте остановки патриархов; он во имя свв. Афанасия и Кирилла Александрийских и другого Кирилла, известного под именем Белозерского, из их новых святых.
Когда мы въехали в город, наши сердца разрывались и мы много плакали при виде большинства домов, лишенных обитателей, и улиц, наводящих страх своим безлюдием – действие бывшей тогда сильной моровой язвы. Наш владыка патриарх благословлял людей направо и налево, я же, архидиакон, вместе с архимандритом сидели, по обычаю, сзади у углов саней. Приехав на место, мы пали ниц и возблагодарили со многим славословием Всевышнего Бога, который даровал нам милость и благоволил нам увидеть этот великий град, столицу, новый Рим, город церквей и монастырей, славный во всем мире, о коем мы расскажем, описывая его красоты, в своем месте. С нашей души спала великая забота и мы много радовались; да и как могло быть иначе, когда мы, стремясь сюда, целые три года без десяти дней странствуем среди опасности, страхов и трудов неописуемых? Теперь же благодарим Бога вторично и молим Его, чтобы Он, как привел нас сюда целыми и невредимыми, так же облегчил нам и возвращение в свою страну обогащенными и дал нам увидеть свои родные места.
Переводчики учили нас всем принятым порядкам, и кроме них решительно никто к нам не являлся, ибо существует обычай, что до тех пор, пока архиерей или архимандрит не представится царю и не будет допущен к руке, ни сам он не выходит из дому, ни к нему никто не приходит, так что и мы совсем не могли выходить из дому. Таков обычай. Наш владыка патриарх никогда не снимал с себя мантии и панагии, и никто даже из переводчиков не входил к нему иначе, как после доклада привратника, чтобы предупредить; тогда мы надевали на владыку мантию – посох же висел подле него – и тот человек входил. Таков устав не только у архиереев, но и у настоятелей монастырей, ибо и они никогда не снимают с себя мантии и клобука, даже за столом, и мирянин отнюдь не может видеть их без мантии.
Тут-то мы вступили на путь усилий для перенесения трудов, стояний и бдений, на путь самообуздания, совершенства и благонравия, почтительного страха и молчания. Что касается шуток и смеха, то мы стали им совершенно чужды, ибо коварные Московиты подсматривали и наблюдали за нами и обо всем, что замечали у нас хорошего и дурного, доносили царю и патриарху. Поэтому мы строго следили за собой, не по доброй воле, а по нужде, и против желания вели себя по образу жизни святых. Бог да избавит и освободит нас от них!..
В субботу, 3 февраля, на другой день нашего приезда, прибыл в свои палаты кир Никон, патриарх Московский, после того как он с августа месяца находился в отсутствии в степях и лесах, из боязни чумы. Он поехал потом с царицей к царю в Вязьму, куда тот возвратился из страны Ляхов и где остался, проведя здесь праздники Рождества и Крещения. Долгое его пребывание там имело ту цель, чтобы совершенно исчезли следы моровой язвы в столице, где она продолжалась до Рождества. Мы очень обрадовались приезду патриарха: это была первая приятная весть и радость после забот и большой тоски. Стали приходить одно за другим известия о скором прибытии царя. В пятницу вечером, 9 февраля, возвратилась в свой дворец царица.
В субботу утром, 10 февраля, бояре и войска, по их чинам, приготовились для встречи царя, так как он провел эту ночь в одном из своих дворцов, в 5 верстах от города. В этот день, рано поутру, царь, вставши, прибыл в монастырь во имя св. Андрея Стратилата, что близ города, где слушал молебствие. По выходе его оттуда, загремели все колокола, ибо то место близко к городу. Тогда вышел патриарх в облачении и митре, поддерживаемый и окруженный, по их обычаю, диаконами; перед ним священники в облачениях несли хоругви, кресты и многочисленные иконы; позади него шли архиепископ Рязанский и четыре архимандрита в облачениях и митрах; тут были все городские священники; один из диаконов нес подле него крест на блюде. Все двинулись и встретили царя у Земляного вала. Наш владыка патриарх желал видеть въезд царя, но это было невозможно, пока он не послал испросить разрешения у министра. Мы сели в одной из келий монастыря, где проживали, и смотрели тайно на торжественное шествие и толпу из окон, выходящих на царскую (главную) улицу. Городские торговцы, купцы и ремесленники вышли для встречи царя с подарками: с хлебом, по их обычаю, с посеребренными и позолоченными иконами, с сороками соболей и позолоченными чашами. Показались в шествии государственные чины и войско. Вот описание их процессии. Сначала несли знамя и подле него два барабана