Вышеупомянутые дворы, названные местами, оставались, по-видимому, именно пустыми местами после непрерывных опустошительных пожаров в 90-х годах ХV ст. и были вел. князем Иваном III променены кн. Ивану Юрьевичу Патрикееву на его старый двор у Боровицких ворот, тот древний двор, где жил св. Петр митрополит.
Построился ли на этих местах Патрикеевич, неизвестно.
Над этою чистою площадью, освященною в наше время памятником императора Александра II, носятся имена славных сподвижников Ивана Третьего и его сына Василия, славных созидателей Московского единодержавия, созидателей того Русского могущества, перед которым пали и Татарское владычество и разновластие Русской земли, не менее, если не более Татар целые века державшее Русскую народную силу в политическом расслаблении.
Славны были имена князей Ряполовских, из которых князь Иван Иванович во время Шемякиной смуты (в 1446 г.), служа верою и правдою вел. князю Василию Темному, с двумя своими братьями спасал маленьких его сыновей Ивана и Юрья от грозивших им напастей и спас того малолетнего Ивана, который стал потом достославным государем всея Руси и который, однако, не пощадил его сына, ближайшего, первенствующего боярина князя Семена Ивановича, и отсек ему голову за крамолу против вел. княгини Софьи и за высокоумие, как сам обозначил его поведение.
Славны были имена Григория Васильевича Морозова и князя Данилы Васильевича Щени (Патрикеевича), окончательно покоривших в 1489 г. ни от кого независимую Вятку. Данила Щеня особенно прославился небывалым поражением в 1500 г. Литовской рати на реке Ведроши, когда в число пленных попал и сам Константин Острожский (Кар., VII, 186). Сын Данилы Михаил и внук Петр Щенятевы столько же работали на военном поле. Но Петр, в малолетство Грозного, запутался в боярских крамолах и потом погиб от Грозного мучителя. Двор Щенятевых находился возле двора Морозовых (Кар., IX, пр. 26).
Славно было и имя Челядниных. Их имя носила сестра любимца вел. княгини Елены Глинской, князя Ивана Федоровича Овчины-Телепнева-Оболенского, Аграфена Челяднина, которая была мамкою малолетнего Ивана Грозного. Вел. князь Василий Иванович на смертном одре внушительно наказал ей ни пяди не отступать от своего пестуна.
Упомянутый выше двор кн. Ивана Вас. Сицкого поступил в его владение, несомненно как родовое наследство от отца кн. Василия Андреевича, женатого на Анне Романовне, дочери Романа Юрьевича Захарьина, от имени которого происходит и фамильное наименование Романовых. Кн. Иван Васильевич также был женат на Романовой, на Евфимии Никитичне, дочери Никиты Романовича, дедушки царя Михаила Федоровича. Таким образом Сицкие поселились в этом дворе несомненно по случаю родства с Романовыми. В 1601 г. царь Борис Годунов, истребляя родство Романовых, сослал князя Ивана Васильевича в Кожеозерский монастырь, где он и скончался в 1608 г, а жену его – в Сумский острог, где она скончалась в 1601 г. При царе Михаиле Фед. двор Сицких оставался во владении боярина кн. Алексея Юрьевича († 1644 г.).
Переходим ко двору князей Мстиславских. Князья Мстиславские происходили от Гедемина, великого князя Литовского, и вместе с тем от Рюрикова колена, от великих князей Тверских через знаменитого Ольгерда, женатого на дочери Тверского князя Александра Михайловича. От соединения великокняжеских колен, Литовского и Русского, произошел князь Федор Михайлович Мстиславский, прозванный так от города Мстиславля, которым владела его мать. В 1526 г. он отъехал из Литвы служить в Москву, где, конечно, был принят с радостью, пожалован многими вотчинами и в том числе необходимым жилищем, двором в Кремле, принадлежавшим в прежнее время боярам Плещеевым, о чем скажем в своем месте. Первоначально этот двор находился между двором кн. Владимира Андреевича (после Цареборисовский) и двором митрополичьим и выходил лицом к Троицкой улице, где неподалеку стояла деревянная церковь Рождества Христова, престол которой потом в 1555 г. был перенесен к Ивану Святому под колоколы (Кар., VIII, пр. 153. Никон., VIII, 42).
Князь Федор Михайлович помер в 1540 году, оставив наследство и двор сыну Ивану (в 1541 – крайчий, с 1548 г. боярин, † 1586 г.).
Иван Федорович приходился племянником Ивану Грозному, хотя и был несколько старше его по летам. Он был женат на племяннице государя, дочери Казанского царевича Петра, который, приняв Православную веру, был женат на государевой сестре Евдокии. Само собою разумеется, что уже одно родство ставило его в самые близкие отношения к малолетнему государю, а потому он скоро занимает очень важную должность. В 1541 году одиннадцатилетний государь жалует его к себе крайчим, которого обязанность была стоять у государева стола и подавать, отведывая, кушанья и питья, т. е. охранять государево здоровье в пище и питье.
На свадьбе государя, когда Грозный женился в 1547 г. на Настасье Романовой, Мстиславский тоже является в числе самых близких людей к государю: он спит у постели новобрачного с Никитою Романовым Юрьевым и находится в спальниках и мовниках в мыльне у государя с тем же Романовым и с любимцем Алексеем Адашевым.
Почти в одно время с государем и по его назначению женился и Мстиславский на княжне Ирине Александровне Горбатовой-Суздальской. Свадьбу справляет сам государь на дворцовый счет и обещает притом, что и вперед хочет жаловать своего племянника с его новобрачной и новым родством великим своим жалованьем. Действительно, обещание это было в точности исполнено, и Мстиславский во все царствование Грозного постоянно был впереди всего боярства не по одной знатности своего рода, но и по особому расположению к нему государя, так часто опалявшегося почти на всех своих приближенных. Конечно, при Грозном мудрено было не попасть в какую-либо беду и не поселить в государе какого-либо подозрения к своим действием. Случалось это с Мстиславским. Но гроза к счастью проходила благополучно. По всему видно, что князя спасал его характер, не отличавшейся ни особым честолюбием, ни способностью заводить интриги и крамолы. Князь вовсе не принадлежал к тому разряду приближенных лиц, из которых выработался впоследствии Борис Годунов. Он был вполне преданным и самым послушным племянником государю и всегда удалялся от всякой борьбы с боярами и от всякого участие в их крамолах.
В 1548 г. Мстиславский пожалован из кравчих в бояре и по знатности рода занял тотчас самое видное место в кругу бояр. Во время знаменитого похода под Казань в 1552 году он был первым воеводою в большом полку, что равнялось званию генерал-фельдмаршала. Точно также и во время похода на Ливонию в 1559 г. был тоже первым воеводою. И там и здесь он ратоборствовал успешно, хотя и не отличился никаким особенно блистательным делом. В 1565 г., в год учреждения Опричнины, двор Мстиславского и с двором кн. Владимира Андреевича сгорел.
Когда на другой год (1566) Грозный царь позволил Владимиру Андреевичу выстроить себе хоромы на старом месте, подле Митрополича двора и посторонь Троицкого двора (подворья), то, для пространства, отдал ему и место Мстиславского двора. В это время, по всему вероятию, Мстиславскому было отведено новое место неподалеку от Гостунского собора, именно то место, которым в XVII ст. владел уже его сын Федор Ив. Мстиславский (в 1577 году из крайчих боярин, † 1622 г.).
При разделении государства на Опричнину и Земщину Грозный оставил и Мстиславского в Земщине вторым после Ив. Дм. Бельского. Это значило, что он был во главе Земского или общегосударственного правительства. С этой поры, как известно, дела в государстве приняли другой оборот и новые походы и войны оказывались весьма неудачными.
Так, в 1571 г., когда шел к Москве Крымский хан Девлет-Гирей, Московские воеводы, в том числе вторым Мстиславский, не успели дать отпор хану и пропустили его к самой столице. Москва вся была сожжена. Посмотревши на небывалый пожар, хан без дела отправился домой. Конечно, не один Мстиславский был виноват в этом несчастии. Тогда от внутренней, собственно царской и дворской, смуты все Русские люди были поколеблены нравственно и готовы были изменять и желать всякого врага своему же государству. Но Грозный обвинил именно Мстиславского в том, что он с товарищами боярами изменил, навел на Русскую землю хана, и вдобавок соблазнился в вере и помышлял отъехать в Литву. Оправдываться было нечего, ибо царь обвинял сколько самого Мстиславского, столько же вообще все боярство, которого Мстиславский был только передовым представителем. По ходатайству митрополита и духовенства, первенствующий боярин был прощен; от него взята клятвенная запись за поручительством троих бояр, обязавшихся внести царю 20 000 р., если князь отъедет; за бояр еще поручилось 285 человек, разверставши эту сумму, кто сколько мог уплатить, так что порука стала самая крепкая. Князь обещал к иной вере не приставать, веру христианскую держать твердо.
Ровно через десять лег опять он попадает и с двумя сыновьями в какие-то изменные вины и дело опять оканчивается только новою клятвенною записью, по которой боярин с сыновьями дает клятву не отъехать ни к которому государю.
Грозный, как известно, очень боялся боярской измены и отбирал такие записи по первому сомнительному поводу от и каждого знатного боярина, стоявшего впереди других. Однако за Мстиславского бояться было нечего: это был человек смирный и неспособный сделать какое-либо решительное дело. Грозный, вероятно, очень хорошо знал это и не лишал князя своего прежнего родственного расположение. В своем духовном завещании 1572 года он оградил его и со стороны пожалованных вотчин, завещав сыновьям следующее: «А что отец наш вел. князь Василий пожаловал кн. Федора Мстиславского и что я придал сыну его кн. Ивану, и сын мой в ту у него вотчину и у его детей не вступается; а отъедет куда-нибудь, и та вотчина сыну Ивану».
Однако и после этой милости по каким-то случаям снова восставал гнев царя. В страшные времена беспощадных казней, в 1574 г., по свидетельству одной позднейшей летописи (История Соловьева, VI, 235, пр. 84, 94), царь Иван Васильевич «казнил в