Младший сын кн. Никиты, Алексей Никитич, не кривил душою и остался на службе у царей в Москве.
Кн. Алексей Никит. Трубецкой был близким человеком царю Михаилу Федоровичу, а потому и в молодости занимал между сверстниками дворянами-стольниками передовое место. Во время царского столованья с 1618 г. он всегда «смотрел в большой стол», т. е. распоряжался угощением обедавших в должном порядке в главном столе. С 1622 г. в числе дворян он первым с товарищами присутствовал и за царскими праздничными и другими столами, когда по назначению государя были призываемы к столу и молодые дворяне. На свадьбе государя 19 сент. 1624 г. был в поезжанах за государем, вторым в числе приближенных лиц.
В 1628 г. он был отправлен на воеводство в Тобольск, что могло состояться и в честь ему, а также и по интригам тогдашних временщиков, с целью удалить от царя лишнего близкого к нему человека, особливо достойного по своим дарованиям. Однако в 1631 г. он возвратился из далекой стороны в Москву, но в следующем 1632 г. снова удален на воеводство в Астрахань, где оставался до 1635 г. В его отсутствие в 1633 г. погорела в Кремле вся сторона, где находился его двор. От его двора и пожар начался.
Заслуги, оказанные на этих дальних воеводствах, по всему вероятию выдвинули его вперед перед другими, как доброго полководца, а потому, когда в 1640 г. в Москву пришли вести, что идет к столице Крымская гроза, Алексей Никитич был отправлен в Тулу главным воеводой над всеми собиравшимися там полками. С половины марта до половины сентября, до тех пор, пока Крымцы не ушли восвояси, он оберегал Москву от обычного Татарского нашествия. В 1642 г., опять по таким же вестям, он снова был отправлен главнокомандующим на Тулу же и в сентябре 15, по миновании опасности, возвратился в Москву. В эти и последующие годы со стороны Крыма постоянно грозила опасность Татарского нашествия, почему в Тульских местах по разным городам безотходно стояли наши полки.
В 1645 г., при вступлении на престол царя Алексея Мих., князь Трубецкой был послан в эти полки приводить ко кресту на государское имя воевод и всю рать.
Такие важные государственные поручения он исполнял, бывши только в простом звании дворянина, т. е. не имея особого служебного чина.
7 сентября 1645 года, за три недели до своего коронования (28 сент.), молодой царь явил свое пожалование из всех первому Алексею Никитичу, возведя его прямо в сан боярина, как человека родовитого, иначе ему было бы дано только окольничество. Перед коронованием царь пошел к Троице (10 сент.) и там 13 сент. на обеде за монастырской трапезой угощал нового боярина, посадивши его на первое место.
Зимой того же года пришли под Курск Крымские царевичи; тотчас Алексей Никитич был послан по-прежнему главнокомандующим на Тулу. Назначался сильный поход против них к Белгороду, но Татары вскоре ушли домой и вся рать также была распущена по домам.
1 мая 1646 г. Алексею Никитичу было поручено заведывание Сибирским приказом, который и оставался в его ведомстве до самой его кончины в 1662 г.
В 1647 г., с титулом ближнего боярина и наместника Казанского, Алексей Никитич вел переговоры с послами Литовскими и Шведскими во главе других, назначенных к тому лиц. Такие же переговоры он вел с Литовскими послами в 1649 г.; в 1650 г. с Кизылбашским (Персидским) послом и Английским послом. На свадьбе царя в 1648 г. янв. 16 он состоял в сидячих боярах первый с государевой стороны[91]. Первым всегда присутствовал за столами и у царя, и у патриарха, и первым же назначался, по случаю выездов государя из Москвы, оберегать столицу и царский дом.
Таким же образом он первенствовал при торжественных встречах мощей патриарха Иова в 1652 г. апр. 5 и св. митрополита Филиппа июля 6 того же года, а потом встречал приезжавших в Москву Грузинского царевича Николая Давыд. в 1654 г. и Грузинского царя Теймураза в 1658 г.
Само собою разумеется, что во время начавшейся войны с Польшею в 1654 и 1655 гг., проведенной царем Алексеем Мих. с большим успехом и с большою славою, боярин Алексей Никитич в собранных полках занял по-прежнему первенствующее место и был отправлен вперед на Брянск и тамошние города: Рославль, Мстиславль, Шклов, Дубровну и прочие, которые затем были взяты или приступом или сдавались добровольно.
Никогда отпуск полков на ратное дело не происходил с такою торжественностью и с такими церемониями, как в это время.
В воскресенье, 23 апреля 1654 г., патриарх Никон с высшим чином духовенства служил литургию в Успенском соборе, назначенную именно для отпуска на войну ратных полков, с их воеводами. Государь стоял на своем царском месте у южных дверей собора. Что редко случалось, на литургии присутствовала и сама царица. Она стояла на своем царицыном месте, у столпа, близ Северных дверей собора; по левую сторону ее места стояли «боярския жены и прочая честныя жены». За государским местом стояли бояре, окольничие и думные люди по чину. Справа у государева места стояли бояры-воеводы: кн. А. Н. Трубецкой с товарищами, который стоял мало поровнявся с передним столбом государева места. За ним стояли его товарищи, а воеводские дьяки стояли позади государева места. Остальное пространство собора, с левой стороны государева места, наполняли передовые полчане (офицеры), стоявшие в 10 рядов до самой западной стены собора, именно стольники, стряпчие, дворяне, жильцы, полковники, головы и сотники стрелецкие. Стояли все пространно и благочинно.
Обедня началась в 4-м часу дня, по нашему счету в 8-м часу утра. После обедни служили молебен о победе на враги и зело благолепно и удивительно; запевы запевали протопопы и священники тихими гласы и умиленными, достойно слезам. К молебну государь сошел с царского своего места и стал у столпа среди церкви; справа от него рядом стояли бояре-воеводы.
После молебна все шли прикладываться к иконам, при чем читались молитвы на рать идущим с упоминанием имен бояр и воевод и прочих начальников. Затем государь поднес патриарху воеводский наказ, который патриарх положил в киот иконы Владимирской Богоматери на пелену и потом вручил боярам, т. е. кн. Трубецкому со товарищи. При этом государь держал речь ко всему воинству, чтобы служили честно, не уповали бы на многолюдство и своеумие, и на сребролюбие, и не боялись бы страху человеческого. После службы патриарх благословил государя просвирою, которую царь принял с честию и, поцеловав в руку пресветлейшего патриарха, поклонился ему по обычаю. Потом патриарх ходил к царицыну месту и благословил царицу просвирою. Царица после литургии стояла на своем месте за запоною, так как в это время в соборе происходило передвижение полчан, прикладывавшихся к иконам и слушавших речь государя. Потом следовал обряд целования царской руки, как символ прощания с государем. Все, друг за другом, подходя к государю, поклонялись ему до земли, целовали руку с радостными слезами и, отошедши, паки поклонялись перед государем до земли. Затем все ходили к благословению у патриарха. Для соблюдения порядка стояли три окольничих, один против государя, другой против патриарха, третий у патриархова рундука – помоста, чтобы проходили чинно и по чинам.
На прощанье с патриархом государь опять подходил к его благословению и, целовав в пречестную его руку, поклонялся ему по обычаю.
Выходя из собора южными дверьми, государь остановился и жаловал бояр и воевод и всех полчан, звал их к себе хлеба есть. Стол боярский для воевод и лучших людей происходил в передней палате Теремного дворца; остальные ели в Столовой избе. В Передней обряд столованья совершился таким образом: когда гости собрались, государь велел им сесть. Посидев немного, встал и говорил речь: «Суд бо Божий есть и честь царева суд любит». Потом жаловал всем по чарущнице вина из своих рук. Снова говорил речь, жаловал по второй чарушнице и затем велел садиться. Все поклонялись и потом садились. Во время столованья были читаны прибранные к настоящему случаю поучительные главы из посланий св. апостола Павла, например, к Римлянам, глава 14 и т. п.; а после того читали житие страстотерпца св. Георгия, ибо в этот день прилучилась его память. Промежду этих чтений певчие пели «мудрые и краснопопевистые стихи».
К концу столованья государь жаловал гостям по третьей чарушнице вина, а потом указал снимать скатерть, после чего встал со своего места, а за ним и все встали, так как в ту пору соборный ключарь стал совершать так называемую Панагию, обряд молитвенного освящения и вкушения Богородицына хлеба и Богородицыной чаши в честь Богородицы. По совершении установленных молитв ключарь поднес государю панагию с Богородицыным хлебом. Взяв своею царскою рукою часть хлеба, государь, стоя, с опасением потребил.
Потом ключарь поднес ему Богородицыну чашу, из которой испив трижды, государь возвратил сосуд ключарю, мало поклонившись ему. Боярам и воеводам Богородицыну чашу государь сам подавал. Все подходили к нему един за единым по чину и, приняв и выпив чашу, целовали царскую руку по чину же, как и в прочих столах бывает. Отпустя Панагию, государь сел за стол на прежнем месте, все гости стояли, и государь угощал их романеею и красным и белым медами.
На прощанье государь снова позвал бояр и воевод к руке. Все шли друг за другом по чину. Первым подошел главный воевода князь Трубецкой. Государь принял своими царскими руками к своим персем главу его «для его чести и старейшинства, зане многими сединами украшен и зело муж благоговеен и изящен, и мудр в божественном писании, и предивен в воинской одежде, и в воинстве счастлив, и недругам страшен». Видя такую отеческую премногую и прещедрую милость к себе, воевода со слезами до тридцати раз поклонился государю до земли.
Таковы были сердечные проводы начальных людей ратного ополчения.
После того на третий день, 26 апреля, государь проводил и всю собранную рать, которая проходила через Кремль от Никольских ворот в Спасские под переходы, соединявшие Цареборисовский двор с Чудовым монастырем. На этих переходах государь и патриарх Никон смотрели войсковое шествие, при чем патриарх бояр и воевод и ратных людей кропил св. водою