В таком положении дело оставалось до 1719 г., когда 15 мая игуменья Вознесенского монастыря Веденихта Пушкина с сестрами подала в Сенат челобитье, в котором излагала всю историю по этому делу и писала, что «хотя князья и получили землю и постройки из монастырских и из соседних дворов, но их собственный двор не был взять под площадь потому, что от цейхгаузного двора он стал через Большую Никольскую улицу, а князья между тем и до днесь владеют их монастырскими землями с церковью и с жилыми и с хлебными палатями и на тех их дворах живут княжеские люди, отчего монастырю учинено великое утеснение». Она просила, чтоб теми монастырскими дворами монастырю владеть по-прежнему и церковь с жилыми палатами пригородить к монастырю, прибавляя, что кн. Ив. Юр. обещал, когда она посылала к нему, те дворы ей отдать.
Сенат потребовал от князя сведение на письме, по какому указу он тем монастырским подворьем владеет. Князь отвечал, что даной на те места во владение ему не дано за отлучением из Москвы, что на взятом у него месте каменного строения не застроено, а его строение, которое на дворе было, сломано и снесено; а на данном монастырском подворье построено у них (князей) вновь многое каменное и деревянное строение.
По Сенатскому приговору 24 июля 1719 г. было решено: если место из двора кн. Трубецких под цейхгаузное строение не взято, а подворьем они владеют, то отдать то подворье по-прежнему в Вознесенский монастырь. Приговор подписал один обер-секретарь, а сенаторских рук не было положено.
Кн. Иван Юрьевич, получив это сенатское решение, не отдавая тех дворов, отъехал к полкам, а вести дело поручил своему человеку, который подал встречное челобитье, явно направленное только для затяжки дела.
Когда это решение стали приводить к исполнению и из Губернской канцелярии был послан дьяк и фискал с солдатами, то княжеские люди учинились указу не послушны, с дворов не сошли и двора не отдали.
В 1721 г. июля 26 игуменья снова подала просьбу, где обличала всю неправду, написанную в княжеской челобитной, прибавив, что такой челобитной «и примать было не довелось, не токмо следовать».
Между прочим в челобитной значилось, что князья на данной им земле построили многое деревянное и каменное строение и что на их прежнем месте будто сломано многое каменное и деревянное строение. Игуменья разъяснила, «что со двора их деревянное строение свезено к ним же на загородные дворы не для цейхгаузного строения, но для того, что по государеву указу повелено из Кремле и из Китае вынесть все деревянное строение; что по тому же указу в Кремль и в Китай деревянного строения строить не велено, а именно, таковое на монастырской земли они, князья, построили самовольно против запрещения, за что их люди довелись жестокого наказанья, потому что, опричь их самовольства в Кремле ни у кого деревянного строения нет и не строят; а они сами пишут, что у них на монастырской земле построено многое деревянное строение, чего ради подлежат штрафу, а люди их наказанию».
А что, действительно, настроили князья на новых своих местах, об этом свидетельствует произведенная в 1721 г. опись этих построек.
Они построили 6 палат поземных в длину на 12 саж:.; конюшенный каменный сарай в 10 саж. длины, к нему палатку 2 саж., конюшню в 6½ саж.; да деревянное строение: подле церкви светлицу с сеньми по 2½ саж.; два хлевка по 1½ саж., третий в 2½ саж.; подле церкви мазанка 1½ саж.; подле городовой стены одиннадцать клетушек людских, сажени по 1½ и по 2, крыто все дранью.
Таким образом оказывалось, что князья Трубецкие возле стен монастыря и города устроили свой задний двор со всеми его принадлежностями.
Игуменья вместе с тем объясняла, что у них иного монастырского двора в Кремль и близ монастыря нет, и того монастыря священники и всяких чинов монастырские служители живут по дальним разным местам в наемных и в иных домах, а лошади монастырские водовозные и возники держатся в самой нужде в монастыре и ради такой нужды и дрова монастырские ныне кладут на монастыре около и близ соборные церкви, отчего весною и летом духота бывает и из навозу вода подходит в церковь и в кельи; что князья Трубецкие, завладев их подворьем, учинили монастырю великую тесноту понапрасну.
Объясняя, что монастырь от княжеского навозу и от нарослой земли утеснен, игуменья настойчиво просила, чтобы согласно Сенатскому приговору, утвержденному и Юстиц-Коллегию, монастырские старинные их дворы возвратить в монастырь по-прежнему и княжеских людей с их дворов сослать, а деревянное строение, избы и чуланы и скотные хлевы, от той церкви, что на подворье, и от городовой стены, что у самого монастыря, сломать, дабы от тех изб, чуланов и скотских хлевов монастырю не учинилось разорение.
После многих настойчивых ходатайств игуменьи Веденихты Пушкиной прошло слишком 10 лет, а подворье все-таки не было возвращено монастырю. В 1731 г. новая игуменья Евстолия подала просьбу самой императрице Анне Ивановне, но встретила новый отпор со стороны князей, которые лично в Юстиц-Коллегии просили выдать им даную на пожалованные им оба подворья, а потому подали челобитную, объясняя свои права на это владенье и устраняя иск монастыря, как неправильный.
В это время князь Иван Юрьевич был уже генерал-фельдмаршалом, а Юрий Юрьевич – тайным действительным советником.
Не осталась без ответа и игуменья Евстолия. Жалуясь на то, что подворье и доныне, 1731 г., в монастырь не возвращено, она снова изъясняла, что «за не отдачею им того их подворья они имеют не малую обиду и великое утеснение зимою от снегу и от навозу и от лесных и всяких припасов, и за утеснением монастыря проход по монастырю весьма труден, а за неимением близ монастыря подворья, монастырские возники и разъезжие лошади стоят и привозные монастырские дрова кладутся в монастыри, от которой тесноты вешним временем в соборную церковь, где Ея Императорского Величества родители почивают, и в кельи, где жительство имеют монахини, вода идет».
Как ни были основательны жалобы и просьбы игуменьи о возвращении подворья монастырю, оно все-таки осталось во владении князей Трубецких. Мы не встретили сведений о том, чем окончились ходатайства монастыря, и пользуемся только известием, что в 1754 г. двор Трубецких принадлежал лейб-гвардии поручику кн. Дмитрию Юрьевичу Трубецкому, младшему сыну кн. Юрия Юрьевича. Кн. Иван Юрьевич не оставил по себе прямых наследников мужеского колена. У него был только побочный сын известный Иван Иванович Бецкий. При этом о Вознесенском монастыре упоминается, что его задние ворота выходили ко двору кн. Трубецкого. О подворьях уже нет и помину.
Весь этот угол Кремлевской местности занят теперь зданием Судебных мест, построенным по проекту архитектора Матв. Фед. Козакова в 1771–1785 гг. Оно также расположено угольником почти в самых тех же межах, какие ограничивали местность Трубецкого двора. Фасад, обращенный к зданиям Чудова монастыря, расположен отчасти на местах бывших двух подворий, Новоспасского и Вознесенского, Чудовского конюшенного двора и церкви Козмы и Дамиана, стоявшей против задних ворот Чудова монастыря. Угол Судебного здания, обращенный к этому монастырю, занял место так называемого Духовникова двора.
Двор князей Трубецких в широком своем конце, в 60 саж:., выходил к зданиям Чудова и Вознесенского монастырей, на другую улицу, которая шла от Троицких Кремлевских ворот и от Троицкого подворья к подворьям Новоспасскому и Вознесенскому, стоявшим у городовой стены. Эту улицу мы назвали Троицкою. Она пересекала Никольскую улицу перед углом Чудовского здания, сохраняя свое направление и доныне по боковому фасаду Судебных мест, обращенному к упомянутым монастырским зданиям. Но это продолжение Троицкой улицы именовалось Чудовскою улицей. Ее ширина при начале от Никольской улицы простиралась на 6 ½ саж., а далее только на 4 саж., почему в 1626 г. было указано устроить ее в 5 саж., как эта мира существует и доныне, образуя особый длинный двор к зданию Судебных мест. Место пересечения Никольской улицы именовалось в то время (1634 г.) Никольским хрестьцом, – крестцом (перекрестком), который любопытен тем обстоятельством, что его деревянную бревенчатую мостовую, слишком на 5 саж. в длину, повинен был мостить Патриарший дом, так как на крестец выходили его здания.
По левой стороне улицы, где теперь высится боковой фасад здания Судебных мест, находились следующие дворы и места.
Самый угол здания Судебных мест стоит на месте так называемого Духовникова двора, на месте жительства государевых духовников, обыкновенно протопопов Благовещенского собора. В 1657 г. мерою этот двор по Никольской улице простирался на 23 саж., поперек на 16 саж., со стороны от двора кн. Трубецких на 12 саж. Он примыкает к трапезе Церкви Козмы и Дамиана и к ее кладбищу. Но в 1639 г. его мера была в 20 саж. и со стороны 10 саж., как, вероятно, эта мера существовала от древнего времени. В 1504 г. здесь жил протопоп этого собора Фома, вероятный духовник вел. князя Ивана III, или первый из Благовещенских протопопов поселенец на этом месте[95].
Из числа царских духовников оставил по себе недобрую память Благовещенский протопоп Федор Бармин, о делах которого мы упоминали.
Другой случай с царским духовником занесен даже в списки Дворцовых Разрядов.
У царя Алексея Михайловича духовником был Благовещенский же протопоп Андрей Савинович, поставленный в протопопы и, следовательно, в духовники государю в 1666 г., марта 25, из священников церкви Григория Неокесарийского, что за Москвой-рекой в Дербицах, на Полянке, где он священствовал с 1660 г. Это был не только государев духовник, но и государев любимец, который успел так привязать к себе государя, что своим влиянием стал поперек дороги и самому патриарху Иоакиму. Первым его делом была постройка каменной церкви Григория Неокесарийского на счет государя, из собственных государевых сумм Тайного Приказа. Эта постройка началась на другой же год по определении протопопа в духовники и продолжалась в 1668–1669 годах, с небывалым велелепием во всех частях. Храм был украшен поливными изразцами и снаружи расписан цветными красками, а внутри стенописью. Все это стоило немалых расходов. Государь оказывал протопопу такую особую милость, что лично посещал его в его жилище (в 1668 г.). Словом сказать, протопоп сделался самым приближенным домашним человеком благочестивейшего царя, на что, между прочим, указывает и одна запись в сборнике Дворцовых Разрядов, где читаем следующее: