й, Газский (Паисий), Сербский, Амосийский. Поминки происходили в монастырской трапезе, где государь жаловал всем владыкам и меньшему духовенству раздавал поминовенные деньги[107].
Семен Лукьянович был женат на княжне Марье Алексеевне Лыковой. Этот брак состоялся еще в то время, когда он был стольником, в 1637 г. мая 21, и, несомненно, по сватовству самого государя. Перед свадьбою, по дворцовому обычаю для ближних людей государя, и жених, и отец невесты являлись к государю звать его, жених к себе на свадьбу, а будущий тесть на свадьбу к своей дочери. Так с этим зовом 15 мая 1637 г. представились государю и Семен Лукьянович и стольник же князь Алексей Федорович Лыков. Обоим им за этот зов государь пожаловал по кубку серебряному, в 2 фунта веса с лишком каждый; по портищу золотного атласа – Стрешневу лазоревого цвета, Лыкову черленого (красного) и по сороку соболей. На другой день свадьбы новобрачный неотменно приезжал к государю челом ударить, и государь снова жаловал ему благословение образом и обычные дары. 22 мая Семен Лук. получил в благословение образ Благовещение Пр. Богородицы и дары: кубок серебряный весом в 3 ф.; атлас по серебряной земле золото, портище атласу обычного, портище камки черленой, портище желтой и сорок соболей, всего слишком на 123 р. (А. О. П., № 961).
По некоторым указаниям видимо, что у С. Л. Стрешнева вначале существовал двор, примыкавший к зданиям царского Хлебенного дворца и находившийся между Патриаршим двором и Троицким подворьем. При нем существовала и церковь Пятницы вблизи упомянутого подворья.
Этот двор через Троицкую улицу находился против Голицынского двора, которым также владел Семен Лукьянович по наследству от отца, как упомянуто выше.
Эти оба двора получают особое значение при царе Федоре Алексеевиче, когда, по придворным интригам и несомненно по внушениям сторонников царевны Софьи, молодой царь вознамерился в 1677 г. выселить из старого дворца царицу Наталью Кирилловну с сыном царевичем Петром. Это происходило в тот год (1677), когда царевичу Петру исполнилось 5 лет и с рук мамы он должен был поступить на руки дядьки, когда, следов., должен был устроиться особый штат служебных лиц при царевиче, потребовавший более широкого помещения, чем то, какое было в хоромах царицы. 26 окт. того года последовал царский указ построить хоромы для царицы и царевича на бывшем дворе боярина Стрешнева.
Но перед тем, еще в августе, Стрешневский двор был измерен, при чем оказалось, что по улице против Троицкого подворья его межа простиралась на 55 саж:., по другой улице Житницкой, против городских Житниц на 57 саж., с противоположной стороны от Конюшенного патриаршего двора 27 саж. и затем со стороны примыкавшего ко двору старинного Симоновского подворья 35 саж., всего в окружности 174 саж. По-видимому, этого пространства было недостаточно для постройки нового дворца, а потому было повелено взять к этому месту и Симоновское подворье, которое вскоре и было переведено с своего старинного места на новое, на пустовавший Лыков двор близ Никольских ворот.
Это подворье находилось между двух улиц Никольской и Житницкой и простиралось со стороны Стрешневского двора и патриаршего Конюшенного на 41 саж, со стороны переулка между упомянутыми улицами на 32 саж., в ширину по Никольской улице оно имело 12 саж. и по Житницкой 10 саж.
Таким образом Стрешневское место с прибавкою этого подворья увеличивалось на 10 и 12 саж. в обоих концах.
В октябре того же года подворье со своими строениями было перевезено и построено на новом Лыковском месте, о чем мы говорили выше.
Осталась на прежнем месте только старинная каменная церковь подворья, Введение.
Тогда же было повелено около двора и подворья сделать ограду каменную (А. И., V, 39).
Но начиналась ли здесь постройка самого здания этого отдельного Дворца, сведений об этом мы не имеем. Известно только, что царица Наталья Кир. не согласилась выехать из старого дворца, и по этому случаю Крекшин рассказывает что малолетний царевич Петр сам ходил к своему брату царю Федору Ал. жаловаться на нового Годунова, на приближенного к царю думного постельничего Ивана Максим. Языкова, устроившего это перемещение царицы Натальи и с сыном. «Жалобу приношу, – говорил (будто бы) плачущий ребенок, – на Годунова, нарицаемого Языкова, который хочет меня нечестно и с матерью моею выслать из дома моего отца и от тебя, государя, как древний Годунов царевича Димитрия». Конечно, так говорил не ребенок, а повествователь этой истории, несомненно пользовавшийся в этом случае придворною молвою. Крекшин добавляет, что царь, оправдывая Языкова, ответил, что повелел в прибавку дать царице новое помещение во дворце. Это происходило уже в 1679 г., когда около предположенного нового царского двора была построена и каменная ограда, остававшаяся на протяжении по улице на 100 саж. до разобрания ее при постройке Арсенала в 1702–1706 гг.
Однако, после жалобы царевича, эта затея сторонников царевны Софии осталась неисполненною. Вместо дворца царицы здесь был устроен дворцовый новый Запасный двор, где появились сахарные палаты, дровяной двор, многие ественные печи, очаги и т. п. Церковь св. Пятницы стала обозначаться: что́ на новом Запасном государевом дворе, а также – что на дворе Стрешнева. Последнее обозначение сохранялось даже и в 1722 г., когда и Симоновская церковь Введения тоже обозначалась: что на дворе Стрешнева, на Стрешневом дворе.
В конце ХVII в. на этом Запасном дворе, где находился дворцовый плотничный двор и поварни, было устроено подворье Донского монастыря, переведенное потом на Лыков двор и занявшее там местность Архангельского подворья, которое к тому времени было упразднено (наше Описание Донского монастыря, изд. 2, с. 120).
Как бы ни было, но впоследствии все-таки суждено было на этом самом месте построиться новому уже Императорскому дворцу.
В 1730 г. императрица Анна Ивановна, прибывшая в Москву для коронования, с трудом должна была поместиться в Кремле в палатах древнего Потешного дворца, наскоро устроенных для ее житья. Старый царский Кремлевский дворец в это время был в великом запустении, а отчасти и в развалинах. Испытывая тесноту и глухоту помещения от многих старых строений, окружавших Потешный дворец, императрица задумала, для необходимого пребывания в Кремле, построить себе новый дворец и выбрала для него место возле новостроящегося Арсенала, именно то место, где находился двор Стрешнева. Дворец был выстроен деревянный в течение лета того года по проекту обер-архитектора графа фон Растрелли. В половине сентября в нем топили уже печи и устраивали домовую церковь, для которой иконостас и царские двери взяты из бывшей церкви при хоромах царицы Натальи Кирилловны и царевича Петра, во имя Петра и Павла, а различная утварь была взята из старых дворцовых церквей. Октября 28 императрица праздновала в нем свое новоселье и наименовала этот дворец Аннингофом. По отзыву современников, дворец был выстроен очень красиво.
В том же 1730 г. имя Аннингоф было перенесено и на нововыстроенный дворец на Яузе, возле Головинского дворца.
Кремлевский Аннингоф но указу императрицы17 марта 1736 г. был разобран и перевезен к Аннингофу Яузскому, где таким образом появились Аннингофы летний и зимний.
Историей местности Стрешнева двора оканчивается наше обозрение Житницкой улицы, которая в 1701 г. с боярскими и поповскими дворами подверглась пожарному опустошению, а потом вся ее площадь была покрыта громадным зданием Арсенала.
В первый же год нового столетия, 1701-й, старый Кремль был очищен пожаром от старозаветных скученных деревянных построек. Это случилось 19 июня в присутствии в Москве самого Петра Преобразователя, который в письме к Федору Матв. Апраксину так описывает этот пожар:
«Здесь иных ведомостей нет, только июня в 19 день был пожар в Кремле; загорелось на Спасском подворье, от чего весь Кремль так выгорел, что не осталось не токмо что инова, но и мостов по улицам, кроме Житнова двора и Какошкиных хором, которые остались; разломанные хоромы в Верху и те сгорели; также и Садовники все от мосту до мосту; а Каменной мост у пильной мельницы отстояли мы; на Ивановской колокольне колокола, обгорев, попадали, из которых большой и Успенский, упад, разбились».
Подробнее об этом пожаре рассказывает одна современная летописная запись.
«1701 года июня в 19-м числе, на память святого апостола Иуды, в 11 час, в последней четверти волею Божиею учинился пожар в Кремле городе, а загорелись кельи в Новоспасском подворье, что против задних ворот Вознесенского монастыря. И разошелся огонь по всему Кремлю, и выгорел царев двор весь без остатку, деревянные хоромы и в каменных все, нутры и в подклетах и в погребах запасы и в ледниках питья и льду много растаяло от великого пожара, не в едином в леднике человеку стоять было невозможно; и в каменных сушилах всякие запасы хлебные, сухари, крупы, мяса и рыба. И Ружейная палата с ружьем, и мастерские государевы, палаты. В начали святые церкви, кои были построены вверху и внизу, в государеве доме, кресты и кровли и внутри иконостасы и всякое деревянное строение сгорело без остатку. Такожде и дом святейшего патриарха, и монастыри, и на Иване Великом самые большие колокола и средние и малые, многие от того великого пожара разселись и все государевы Приказы и, многая дела и всякая казна погорела; и соборные церкви великие; выносили святые образы местные и Ризу Господню и святых мощи и сосуды и иные драгие вещи, убоясь великого пожара, на Арбат в Воздвиженской монастырь и обночевали тамо, и на утро паки принесены была в соборную церковь многими архиереи и архимандриты и игумены и всем освященным собором с подобающею честию, со звоном и с великими слезами. А святейший Адриан патриарх прежде за год того умре. И соборного протопопа с братиею и протчих соборов и боярские дворы, и кои ни были живущие в Кремле городе, – все без остатку погорели; и по монастырям монахов и монахинь и священников белых и мирских людей много погорело. И на Тайницких воротах кровля, и набережные государевы палаты, и верхние и нижние, кои построены в верхнем саду, выгорели; и на Москве-реке струги и на воде плоты и Садовническая слобода без остатку погорели; и в Кадашове многажды загоралось. И того дня было в пожар в Кремле невозможно проехать на кони, ни пешком пробежать от великого ветра и вихря; с площади, подняв, да ударит о землю и несет далеко, справиться не даст долго; и сырая земля горела на ладонь толщиною».