всех бояр, мятежники успокоились и разошлись по домам. По этому свидетельству возможно заключить, что к мятежникам сказать им царево слово выходила вся боярская дума.
Народ выкрикивал сущую правду, что во Дворце гнездилась нечистая сила, готовившаяся извести царский корень и боярские роды, как это в полной точности и совершилось впоследствии. Глас народа – глас Божий!
Кто же так исторически верно понимал эту вращавшуюся во Дворни нечистую силу? Конечно, дальновидные из бояр и из знатных купцов, хорошо и близко знавших течение тогдашних дворцовых, то есть Годуновских, дел. Они и взволновали толпу посадской черни в надежде ниспровергнуть могущественного правителя и повелителя царству.
Само собою разумеется, что Годунов, мстя бунтовой приход на Богдана Бельского, как должно распорядился с мятежниками. Рязанцев и иных детей боярских и многих посадских людей повелел хватать и рассылать по городам и по темницам в заточение и имение их разграбить.
Это был первый акт начавшейся борьбы боярства с Годуновым.
Все боярство разделилось надвое, говорит летописец. С одной стороны Годунов с дядьями и братьями, со своим родством, и стоявшие на его стороне некоторые бояре, думные дьяки и духовные и многие служилые люди; с другой стороны первой статьи боярин Ив. Фед. Мстиславский, а главное князья Шуйские и приставшие к ним Воротынские, Головины, Колычевы и другие служилые люди, и чернь Московская во главе с купцами, то есть весь Московский посад, особенно чтивший Ивана Петровича Шуйского за Псковское дело. Шуйские вообще жили с Московским посадом в большой дружбе.
Вражда разгоралась. Годунов держал великий гнев на Шуйских. Шуйские, надеясь на свою невинность, потому что стояли за правое дело, елико можаху сопротивлялись ему и никак ни в чем не поддавались, опираясь главным образом на гостей и торговых и черных людей Москвы, на торговых мужиков, как выражался Годунов, стоявших за Шуйских неизменно. Это была народная сильная и твердая почва, которою Годунов еще не успел овладеть. Но зато он владел царским именем и этим именем распоряжался по своему усмотрению.
Митрополит Дионисий хотел примирить враждующих, созвал их к себе и умолял их прекратить вражду. Они, конечно, не могли устоять против просьб и молений святителя и помирились, но не истинно «сплеташе лесть в сердце своем». Собравшаяся толпа торговых людей в это время стояла на соборной площади против Грановитой палаты. Иван Петрович Шуйский, выйдя от митрополита и проходя мимо палаты, заявил, быть может и с искреннею радостью, что они с Борисом помирились и впредь враждовать с ним не хотят.
Тогда из толпы выступили два человека и сказали ему: «Помирились вы нашими головами, и вам, князь Иван Петрович, от Бориса пропасть, да и нам погибнуть».
В ту же ночь тех двух человек Борис велел поймать и сослал их неведомо куда; пропали они без вести, никто не мог узнать, где они подевались.
Этот случай являлся очень внушительным предостережением для всего Московского посада.
Наконец, в 1586 г. составился против владычества Годунова большой заговор.
Митрополит Дионисий, премудрый граматик, князь Иван Петрович Шуйский и прочие от больших бояр и от вельмож Царевы палаты, и гости Московские, и все купецкие люди учинили совет и укрепились между собою рукописанием бить челом царю Федору, чтоб он принял второй брак ради царского чадородия, так как царица Ирина Фед. многое время неплодна и потому отпустил бы царь ее во иноческий чин.
Народ Московский с митрополитом во главе и при помощи князей Шуйских заботился и хлопотал о том, чтобы не угас царский корень. Это была всенародная правда, привлекавшая на свою сторону всех правдивых людей, не служивших целям Годунова.
Несомненно, Шуйские потому и пользовались дружным расположением посада, что поставляли пред всеми своими сторонниками именно эту цель для своей борьбы с Годуновым, почему летописец и упоминает, что в этой борьбе они надеялись на свою невинность, на праведное дело, для которого работали, «елико можаху».
Конечно, Годунов тотчас узнал об этом совете, и аки буря зольная разметал всех советников, и митрополичьих и княжеских, кого куда, не вдруг, потому что надо было найти разумные поводы для их истребления. Обычный его прием в этих случаях заключался в привлечении боярских или княжеских людей доводить на своих господ всяческую клевету. Так сталось и с Шуйскими. На них их людьми была доведена измена, обвинение страшное по тому времени.
Многих людей Шуйских «изымав, пытаху и кровь зверски проливаху, а с ними пытаху и гостей Московских, Федора Нагая с товарищи». Князей Шуйских похватали и посажали за стражу во узилища, а с ними дворян Татевых, Колычовых и многих других. Иван Петр. Шуйский был сослан сначала в свое имение, а потом на Белоозеро и там удавлен, задушен сеном; князь Андрей Ив. – в Каргополь и там удавлен. Все другие советники также были сосланы по далеким городам и посажены в темницы на вечное жительство. А гостей Федора Нагая и с ним шесть человек казнили в Москве «на Пожаре, на Красной площади, перед торговыми рядами, главы им отсекоша».
Митрополит Дионисий и его собеседник Крутицкий архиепископ, видя такое изгнание боярам и многое убийство и кровопролитие неповинное, начали обличать в этом Годунова и говорить царю Федору о его неправдах. За это обличители лишились своих санов и были сосланы в заточение в Новгородские монастыри, там и скончались.
На митрополию возведен был преданный Годунову архиепископ Ростовский Иов, будущий патриарх.
Так были укрощены Шуйские и преданный им Московский Посад, в лице знатных купцов-гостей.
Борьба с другими первостепенными боярами вначале требовала других приемов. Их надо было утишить и обворожить лестью.
С первым великим боярином князем Ив. Фед. Мстиславским Годунов сначала жил в большой дружбе (называл его себе отцом, а тот называл его сыном. Однако рассказывали, вероятно сторонники Годунова, что Шуйские успели привлечь боярина на свою сторону и с ним составили будто бы заговор, позвать Годунова к Мстиславскому на пир и там убить его. Верно только одно, что он с Шуйскими враждовал против Годунова и потому вскоре был обвинен в измене, сослан в заточение в Кириллов монастырь, там пострижен и умер в 1586 г.
Другой великий боярин Никита Романович Юрьев в то же время в 1585 г. «ко Господу отыде», говорили, что от отравы. Оставались его сыновья, Федор Никитич с братьями. С ними на первое время надо было поступить умеючи, потому что это был род очень опасный для всякого подыскателя царского сана, именно по своему родству с самим царем Федором. Остававшиеся Романовы были двоюродные братья ему. Борис вначале умиротворил их тем же порядком, как и Мстиславского; держал их сначала в любви и даже клятву страшную дал, что будут они братья ему и помогатели царствию, в особенности Федор Никитич, а впоследствии рассеял их точно так же, как рассеял и разметал Шуйских.
Годуновское время в сущности было продолжением царствования царя Ивана Губителя.
Не больше как в два или три года он вполне расчистил поле для своего владычества, усмирил духовную власть в лице митрополита, осилил первостепенное боярство, укротил весь Московский Посад, всех торговых мужиков и чернь-народ. Но если во Дворце страхом или лестью легко было водворить молчание, своего рода спокойствие, или послушание пред владыкою царства, зато для полного усмирения и привлечения на свою сторону улицы, хотя и укрощенной казнью больших купцов-гостей, но всегда грозной всенародным множеством, потребовались совсем другие приемы.
Улица, как рабочая и промышленная сила, могла быть успокоена только заданною ей работою.
И вот в тот же 1586 г. (или, по другим свидетельствам в 1587 г.), когда совершилось рассеяние упомянутого Совета о втором браке царя Федора, Московскому Посаду была задана очень большая работа, отвлекавшая умы народа от наблюдений над тем, что творилось во Дворце.
«Царь Федор Иванович, – пишет летописец, вероятно, со слов сторонников Годунова, – видя в своем государстве пространство людем и всякое благополучное строение (устройство), повелел на Москве делати град каменный около большого посада подле земляной осыпи (вокруг земляного вала), и делали его семь лет, и нарекоша имя ему Царев-град, а мастер был Русских людей, именем Федор Конь».
Новые стены города были кладены из белого камня и потому впоследствии сохранили название вместо Царева – Белый город.
В то время, когда постройка этих стен приближалась уже к концу, 15 мая 1591 г. последовало необычайное, ужасающее для народа событие – убиение в Угличе маленького царевича Дмитрия. По всенародному мнению, это злодейство совершено по научению Годунова, всеми мерами истреблявшего царский корень. Событие вполне подтверждало убеждение народа в коварных замыслах Годунова, высказанных народом прежде. Да и его сопротивникам это событие было на руку, а потому могло совершиться и по их замыслам. Как бы ни было, но в народе оно произвело великое смущение. Невинная жертва злодейской борьбы до слез трогала народное чувство.
Дабы ослабить и рассеять горестное впечатление, грозившее возмущением, на помощь Годунову приблизился к Москве Крымский хан с войском, спустя всего месяца два после совершенного убийства. В народе говорили, что он нарочно был призван Годуновым, что очень вероятно, судя по поспешному приходу и еще более по поспешному уходу хана от Москвы.
Тогда Годунов задал Посаду новую работу – выстроить стены вокруг всей Москвы, деревянные, которые и были построены так поспешно, что работа была окончена в один год, по окружности длиною на 14 слишком верст, о чем мы уже говорили.
Получив двор князя Владимира Андреевича в свое владение, Годунов конечно распространил его новыми постройками или же старые здания привел в более красивый и богатый вид, так как теперь он был уже владетелем и всего государства, а потому, как известно, обладал громадным богатством. Еще при царе Федоре он уже разыгрывал прямую роль царя и не раз принимал в своем дворе иноземных послов.