Напротив того, сам автор составил свое исследование «в главной и большей его части на основании еще неизданных документов».
Надо заметить, что материалами гг. Холмогоровых постоянно пользуется и сам автор, выставляя однако на вид, что пользуется исключительно только архивными книгами (57, 59), для чего и сопровождает свои речи шумихою бесчисленных голых ссылок на листы рукописей, вместо того чтобы приводить и самые их тексты, всегда содержащие более того на что указывает работа. Конечно, и эти материалы, изданные (будто бы) гг. Холмогоровыми, оказались изданными «не совсем тщательно, почему не всегда могут служить вполне надежным источником».
Относительно этих материалов должно заметить, что, к сожалению, г. Писарев не знает или не желает знать о том, что книга «Материалов гг. Холмогоровых», как он часто именует ее, есть только отдельный оттиск из книги «Материалы для истории, археологи и статистики города Москвы», изданной нами еще в 1884 году, где в предисловии, с. 54, подробно объяснено и происхождение этих материалов, собранных под нашим руководством, по нашим указаниям и при нашей редакции трудами почтенного покойного архивариуса В. И. Холмогорова и его брата Г. И. Холмогорова. Эти самые материалы и послужили основанием для нашего обзора истории домашнего быта патриархов. Они заготовлены при нашем руководящем участии в работах двадцать лет тому назад и заготовлены с такою полнотою, что труд г. Писарева только повторяет сказанное в этих материалах, конечно с дополнениями. Архивный материал неистощим, особенно в мелочах, и потому немудрено, что иные сведения случайно не встретились собирателям и были пропущены, на что в двух-трех местах старательно и указывает г. Писарев.
Как обширен был первоначальный двор митрополита, сведений не имеем. В древнее время он занимал местность, главным образом, с северной стороны собора, захватывая отчасти и угол с западной стороны, перед западными вратами собора, где впоследствии была построена упоминаемая Ризположенская церковь, о которой летописи отмечают, что митрополит в 1484 г. заложил церковь у своего двора, а при ее освящении в 1486 г. упоминают, что освящен храм на митрополичьем дворе.
Эти обозначения указывают, что местность церкви хотя и принадлежала двору митрополита, но была, так сказать, сторонннею его частью.
Повторим, что жилые и приемные помещения святителей были расположены с северной стороны собора, и за ними далее к северу же распространялся и самый двор святителей со всеми служебными и хозяйственными его учреждениями.
Судя о том, как жили патриархи в XVII ст., можем с достоверностью предполагать, что собственное жилище митрополитов не отличалось особым простором и состояло не более как из трех или четырех небольших комнат, избного типа, именуемых обыкновенно кельями в числе которых, кроме крыльца и синей, находились: передняя келья (приемная), собственно так именуемая келья – комната (род кабинета), келья крестовая (моленная) и малая келья (опочивальня). Этот состав помещения увеличивался обширными санями, передними, более просторными и менее просторными задними, примыкавшими к жилью с надворья. Такие хоромы ставились обыкновенно на подклетах, составляя второй ярус здания. Вверху, в третьем ярусе, устраивались вышки или чердаки – терема, светлые летние холодные помещения для прохладного пребывания во время отдыха.
Так, предположительно, могло быть построено первое жилище митрополитов; по крайней мере, так жили и святейшие патриархи в XVII ст.
Но кроме небольших хором для собственного жилья, у святителей, соответственно потребностям их высокой духовной власти, строились и особые обширные хоромины для собраний духовенства.
Первая и главная из этих хоромин деревянной постройки именовалась крестовою. В собственном значении это была митрополичья общая с духовным чином, т. е. соборная моленная, где у крестов и икон святителем ежедневно совершались обычные церковные службы, почему и служащие у крестов попы к дьяки прозывались также крестовыми. В этой крестовой происходили и соборные молебные службы по случаю известных обрядов, или в известные праздники. Но, кроме молений, здесь происходили собрания и заседания соборов духовенства по делам церковного устройства и управления. Поэтому Крестовая митрополичьего двора по своему торжественному значению, в качестве большой приемной залы, соответствовала древней Великокняжеской Гриднице[115] или выстроенным впоследствии Грановитой и Золотой палатам царского дворца.
Кроме соборной Крестовой, на дворе митрополита была необходима и другая обширная хоромина, другая соборная комната именно Столовая изба для учрежденных церковными уставами и обычаями праздничных и поминных столований собиравшегося на церковные службы духовенства.
Как бы ни было, но о хоромном составе древнего в Москве митрополичьего двора прямых сведений не сохранилось. При митрополите Фотии упоминается о горнице на этом дворе, по поводу чудного случая по время пожара.
Известно, что митр. Фотий был оклеветан пред Литовским вел. кн. Витовтом в том, что он церковь Киевскую, главу и славу всея Руси, опустошил, истощил, пограбил, износя все, всякое церковное узорочье и богатстве в Москву. Клеветы надобны были для того, чтоб учредить в Киеве особую митрополию, т. е. отделить южную Русь от Великой Руси Северной, разрушить древнее Русское церковное единство. В числе клеветников были свои же Фотию люди, и один из них какой-то Савва Аврамиев, жил в Кремле, неподалеку от митрополичьего двора.
Во время пожара в 1414 или в 1422 г., когда горел и митрополичий двор, огонь «яко облак отторжеся от горницы Фотиевы», достиг (хором) клеветника и испепелил его живого.
Состав служебных и хозяйственных помещений необходимо был значительно обширен еще при святителе Петре, так как по ярлыку или грамоте Ордынского царя Узбека, дарованной святителю Петру, все ремесленные люди, всякие мастера, служившие у церкви, находились под покровительством митрополита и, как церковные люди, были освобождены от всяких даней и от работ на Татар, которым воспрещалось даже брать у мастеров и орудия их мастерства. Такие льготы, конечно, привлекали к митрополичьему двору значительное население всяких ремесленных людей.
Летописцы, почти ни слова не говорившие о деревянных постройках на митрополичьем дворе, потому именно, что они были деревянные, самые обычные, о чем не стоило и упоминать, начинают мало-помалу сообщать сведения об этом дворе только в тех случаях, когда стали появляться, как редкость, постройки каменные.
В Москве первое начало таким постройкам было положено митрополитом Ионою, заложившим в 1450 г. на своем дворе перед дверьми собора палату каменную, о которой мы уже говорили. Хотя эта палата и не наименована Крестовою, но по устройству в ней на другой же год Ризположенской церкви можно с достоверностью полагать, что она сооружалась именно для соборной Крестовой и послужила первым основанием для того здания, которое и впоследствии было известно под именем Крестовой и переименовано в 1721 г. в Синодальную (ныне Мироварную).
Можно также предполагать, что мысль о постройке каменной палаты на своем дворе была усвоена митр. Ионою у архиепископа Новгородского Евфиния, прославившегося в то время (в 1430–1458 гг.) многими каменными постройками на своем владычном дворе.
Надо припомнить, что со времени Татарской неволи нигде на Руси духовные владыки не пользовались таким богатым достатком, как в Великом Новгороде.
После опустошительного пожара на владычном дворе в 1432 г. Евфимий на другой же год, в 1433 г, соорудил у себя на дворе палату, а дверей у ней 30, заметил летописец; делали мастера Немецкие из Заморские с Новгородскими мастерами. В 1434 г. он украсил палату стенописью; в 1436 г. над палатою устроил часозвоню, часы звонящие; в 1439 г. доставил ключницу хлебную; в 1440 г. поставил комнату меньшую; в 1441 г. подписал палату большую и сени прежние; в 1442 г. поставил поварни и комнату; в 1444 г. поставил духовницу на своем дворе и сторожню – все каменные; в 1449 г. поставил еще часозвоню.
В те самые годы, когда богатство Новгородского владыки давало ему обширные средства сооружать на своем дворе многие каменные палаты и разные здания, даже палату с тридцатью дверьми, в Москве происходила несчастная междоусобная Шемякина смута, во время которой вел. князь попал даже в плен к Татарам и должен был выкупиться из плена, как говорили, за огромную сумму в 200 тысяч рублей, при чем в то самое время, в 1446 г., и Москва (Кремль) вся погорела. Среди таких обстоятельств Московский митрополит хотя и был владыкою всея Руси, но был несравненно беднее Новгородского владыки и потому едва мог построить себе лишь одну, самую необходимую, каменную палату.
Только спустя почти четверть века каменное строительство на Московском митрополичьем дворе мало-помалу стало утверждаться новыми постройками.
В 1473 г., после пожара, опустошившего значительную часть Кремля, именно вокруг митрополичьего двора, который также весь погорел, митр. Геронтий, возобновляя свой двор, поставил новую уже кирпичную палату и нарядил, как выражается летописец, у двора ворота, кладеные также ожиганым кирпичом. До того времени Московские постройки были только белокаменные. Кирпичная палата строилась целый год и была сооружена на четырех подклетах белокаменных. 13 ноября 1474 г. митрополит и вошел в нее на житье. Выражение о постройке ворот – нарядил – должно обозначать их красивое, нарядное устройство. Ворота в древнем строительстве всегда составляли самостоятельную постройку и потому заботливо украшались. Построенные митрополитом ворота, впоследствии именовавшаяся Святыми, были поставлены против северо-западного угла Успенского собора с выездом к собору. Возле них высилась и новая кирпичная палата, известная в XVII ст. под именем