д тем явился посол. Как только заседание было открыто обычным церковным пением, Роланд выступил вперед и, обратившись к папе, мужественно объявил: «Король, мой государь, и все епископы по ту сторону гор повелевают тебе немедленно сойти с престола, которым ты противозаконно овладел; а без согласия их и императора никто не должен занимать этот престол Вас же, братья (и говоривший обратился к присутствовавшему духовенству), я приглашаю явиться в Троицын день к королю; он назначит вам папу, потому что тот, который сидит здесь, не папа, а хищный волк». Крики негодования были ответом на эти слова; все присутствовавшие на собрании поднялись со своих мест; кардинал гор. Порто объявил, что преступник должен быть взят, и префект Рима уже бросился на Роланда с мечом. Возможно, что смелый замысел Григория был бы окончательно разрушен этим фанатическим порывом; но Григорий быстро овладел им и не допустил собрание совершить убийство посла.
Когда спокойствие было восстановлено, собранием были приняты решительные меры. Ломбардские и германские епископы, подписавшие декреты в Вормсе и Пиаченце, были отлучены от церкви; некоторые из них, к полному торжеству папы, явились к нему из-за Альп молить у его ног о прощении уже в первые дни собора. Затем по требованию собрания король был приговорен к наивысшей мере наказания — к отлучению от церкви. Между тем в базилике как участница собора присутствовала императрица Агнесса, и каждое слово, раздававшееся на собрании, казалось, было направлено в ее сердце. Вдова могущественного Генриха отвернулась от своего сына и была на стороне римского духовенства; тем не менее фимиам, который воскурили ей в Риме, не мог совсем заглушить в ней чувства матери.
Церковное отлучение, на которое Григорий осудил могущественного христианского монарха, прогремело по всему миру, как оглушительный удар грома. Еще никогда отлучение от церкви не производило такого потрясающего впечатления. Все другие папские отлучения бледнеют по сравнению с всемирно-историческим значением отлучения от церкви, которое было провозглашено Григорием и явилось причиной раздоров, охвативших весь Запад. В мрачной истории Средних веков в этот момент разыгрывалась ужасная и вместе величественная трагедия, которая становится все более и более изумительной по мере того, как человечество, двигающееся вперед, отдаляется от нее.
Все человечество верило в то, что власть благословлять и проклинать принадлежала главе церкви, и никто из светских правителей не оспаривал у папы его права присуждать к церковному покаянию. Церковной каре подлежали одинаково и короли, и все другие миряне; вполне уверенный в себе, Григорий мог бы сказать: «Когда Христос говорил Петру: паси овцы моя, – разве Он исключал из их числа королей?» Отлучение от церкви было общепризнанным орудием пап; возможно ли было для такого папы, как Григорий, отказаться от этой меры по отношению к королю, который унижал церковь, допуская в ней всякие злоупотребления, и затем объявил папу низложенным? Тем не менее отлучение короля от церкви было актом неслыханной смелости и произвело на весь мир глубоко потрясающее действие. Власть папы в те времена еще не казалась людям настолько безграничной, чтобы такое решение, как отлучение короля от церкви, могло быть принято ими спокойно, Еще более изумительным являлся тот беспримерный факт, что римский епископ присваивал право объявлять главу государства лишенным короны, освобождать подданных от данной ими присяги и таким образом сеять повсюду ненависть и возмущение. Проверят ли люди позднейших веков тому, что было время, когда папа считал свою, как бы божескую, власть полученной преемственно от смиренного и миролюбивого апостола? Уже для нас, стоящих до некоторой степени еще близко к Средним векам является непонятным стремление сосредоточить все божественное величие в лице одного жалкого смертного, — кажется странным такое желание человека присвоить себе право благословлять и проклинать на вечные времена, тогда как достаточно одного неуловимого мгновения чтобы этот человек исчез бесследно. Средневековому папству, которое так смело стремилось выйти за пределы конечного, было присуще какое-то роковое величие.
Весть об отлучении германского короля от церкви произвела на Западе невероятно сильное впечатление. По словам летописца того времени, этой вестью Римская империя была потрясена вся до основания. Неслыханное решение папы совершенно спутало понятия людей; между тем духовенство ради оправдания Григория старалось найти в анналах папства соответственные примеры и ссылками на разные случаи применения епископской власти, не имевшие ничего общего с поступком Григория, успокоить вызванное им негодование.
Генрих и Григорий, ставшие теперь врагами не на жизнь, а на смерть, в своем нападении друг на друга исходили из одинаковых оснований; они оба объявили друг друга низложенными; оба сошли с почвы права и оба присвоили себе полномочия, которыми не обладали. Но оружие было у них неодинаково. В те времена король даже тогда, когда он держал в своей руке меч героя, был бессилен перед папой, в распоряжении которого было отлучение от церкви. Борьба короля с папой была тогда как бы борьбой простого человека с волшебником. Генрих ринулся в борьбу слепо, не помня себя; но Григорий повел ее с искусным расчетом. Дальнейший ход событий показал, что у папы, стоявшего, по-видимому, совсем одиноко, союзники были более сильные, чем у его противника.
И тот, и другой были деспотические натуры; но деспотизм короля умерялся закономерностью государственного строя, тогда как для иерархической власти папы епископы и соборы не служили ограничением. Неустойчивость характера порочного государя ослабляет сочувствие к нему в постигшей его участи; он поддерживал злоупотребления, существовавшие в церкви, и в этом отношении победа над ним папы была желательна; но заносчивая программа непогрешимости и всевластия папства, которая была провозглашена Григорием, страшит мысль и умаляет значение произведенной им благодетельной реформы, хотя бы мы и признавали, что церковь должна быть независима от политической власти. Подлинность 27 тезисов, включенных в регесты Григория, сомнительна, но мы отметим те из них, которые выражены наиболее резко, так как они воспроизводят собой все то, к чему стремился Григорий VII и что он сам открыто высказывал в своих письмах.
«Римская церковь установлена самим Богом. Одному папе принадлежит право издавать новые законы, учреждать новые общины и низлагать епископов помимо 610 соборных постановлений. Он один имеет право распоряжаться знаками императорского достоинства. У него одного государи лобызают ногу. Только его имя провозглашается во всех церквях. Это имя едино во всем мире. Он обладает правом низлагать императоров. Он может освобождать подданных от присяги, данной ими верховной власти, если эта власть нарушает справедливость. Помимо его одобрения ни одна глава, ни одна книга не считается каноническими. Его решение нeпререкаемо. Он не подлежит ничьему суду. Римская церковь была всегда непогрешима и останется непогрешимой во веки веков, как свидетельствует Св. писание. Когда совершается посвящение римского папы, согласное с каноническими правилами, он приобретает святость через заслуги св. Петра. Только тот истинный католик, кто во всем согласуется с римской церковью».
5. Отпадение от Генриха IV имперских сословий. — Он слагает с себя королевскую власть. — Он добивается снятия с него церковного отлучения Каносса (1077 г.). — Нравственное величие Григория VII. — Охлаждение ломбардцев к королю. — Он снова сближается с ними. — Смерть Ченчия. Смерть Цинтия. — Смерть императрицы Агнессы в Риме
На отлучение от церкви Генрих ответил низложением папы, но вскоре затем убедился, что его противник обладает могущественной силой. В собственной стране Генриха спокойствие было совершенно нарушено. Среди наиболее могущественных князей была возбуждена надежда на обладание престолом; в народе были разожжены фанатизм и суеверие, представляющие такую страшную опору церковной власти; духовенству, знати и народу дано было пенять, что они могут освободиться от деспота, отлученного от церкви, и избрать другого короля, который получит апостольское благословление, если папа найдет его достойным. Если бы Генрих был истинным монархом, он нашел бы в себе силы перенести церковное отлучение; но имперская власть Генриха покоилась на шатком фундаменте феодального строя, и папы, стремившиеся к расширению своей власти, были обязаны своими успехами единственно только этому строю.
В истории германской империи мы встречаем случаи, когда от короля, которого боялись или ненавидели, отпадали князья-вассалы, епископы и значительная часть народа (но не весь народ). Здесь мы отметим только тот факт, что позорному унижению короля в Каноссе, богато одаренного от природы и мужественного воителя, но не умевшего владеть своими страстными порывами, содействовала сама германская партия, враждебная королю. Две трети Германии в сил у политических условии были против короля и держали сторону Рима. Могущественные враги Генриха и во главе их Вельф Баварский, Рудольф Швабский и Бертольд Каринтийский не приняли его приглашения прибыть в Вормс и в октябре съехались на сейм в Трибуре где присутствовали и папские легаты. Опасаясь монархических замыслов Генриха и руководствуясь злополучными соображениями яростной партийной вражды, эти князья превратились в союзников Рима. Тщетно просил король не позорить в его лице достоинства отчизны и империи. Сейм в Трибуре изменил отечеству и объявил, что папа имел право объявить такой смелый приговор; этим решением сейма за папой была признана верховная судебная власть над империей. Далее сейм объявил Генриха низложенным, если с него не будет снято отлучение до 2 февраля 1077 г. В этот день в Аугсбурге под председательством папы должен был быть созван собор, которому и предстояло произнести окончательный приговор. До того времени Генрих должен был оставаться в Шпейере как частное лицо. Малодушный король покорилс