изображавшие провинции и звонившие своими колокольчиками. Что касается дворца, где «Октавиану было видение на небе», то этот дворец, по совершенно ясным указаниям Mirabilia, имел тесную связь с церковью S.-Maria и составлял, вероятно, часть самого монастырского здания. Наконец, в Summarium римских храмов особо упоминается еще «дворец сенаторов на Капитолии или на Тарпейской скале», причем автор говорит о дворце как о существующем в его время. Под всеми этими тремя дворцами едва ли можно было подразумевать одно и то же здание, так как на Капитолии было множество развалин, и самые различные между ними одинаково назывались в Средние века «palatium». Если развалины храма Юпитера еще существовали в XII веке, то им так же могло быть дано название «palatium»; но было ли так в действительности, мы не можем этого сказать. Таким образом, из трех дворцов, упоминаемых в Mirabilia, капитолийский дворец исчез для нас бесследно и является мифическим; затем дворец Октавиана, местопребывание Бенцо, составляет часть монастырского здания Aracoli возведенного на древних развалинах, и наконец дворец сенаторов — единственный, назначение которого может быть нами установлено, а именно, как того здания, в котором помешался в средние века сенат. Среди остатков древних памятников на Капитолии более всего должны были поражать воображение своим величием, изумительные и в наше время, развалины древнего государственного архива, или так называемого Tabularium республиканских времен, с его исполинскими стенами из пиперина величественными залами и камерами со сводами. Поэтому автор, описывая Рим в XII веке и упоминая в беглом перечне холмов лишь об одном дворце сенаторов, мог, конечно, иметь в виду исключительно только это величественное сооружение. Воображению народа представлялось, что в древности консулы и сенаторы жили именно здесь. За исключением самой церкви in Aracoli, знать XII века не могла найти для своих собраний никакого другого более подходящего места, кроме вышеназванного здания, и на нем же остановил свой выбор народ, когда был восстановлен сенат. И мы полагаем, что Tabularium, которое впоследствии окончательно стало помещением сената, уже тогда было до некоторой степени приспособлено к этому назначению. Так, в 1143 г. здесь, на развалинах, снова восстала тень римской республики; являясь теперь уже легендой, видением старины, эта республика тем не менее вселяла восторг в немощное потомство.
3. Арнольд Брешианский. — Его первое появление; его отношение к Абеляру. — Учение Арнольда о секуляризации церковных имушеств. — Осуждение Арнольда папой. — Бегство и исчезновение Арнольда. — Целестин II. — Луций II. — Борьба папы и консулов против сената. –Патриций Иордан Пьерлеоне. — Эра сенаторов. — Лунин II и Конрад iii Несчастная кончина Луция II
Восстановление сената вовсе не было одной только иллюзией; оно действительно имело место и прославило средневековых римлян в такой же мере, в какой прославили себя их предки удалением на священную гору. Знаменитый реформатор того времени, Арнольд Брешианский неправильно считается главным виновником переворота, который неизбежно вызывался ходом событий и особыми условиями, в которых находился тогда Рим. Отнять у знати ее власть, у духовенства — его земли, у папы — власть светского государя и передать его верховные права народной общине — таковы были определенные исторические задачи, для обоснования которых не нужно было никакой доктрины. Со времени борьбы за инвеституру третье сословие не переставало бороться с феодальной системой, как светской, так и духовной; огонь свободы, зажженный итальянскими республиками, разрушил феодализм древнефранкской империи, и дыхание еретической критики уже коснулось мертвящей монашеской науки. Но было бы совсем бессмысленно утверждать, что уничтожение феодализма являлось целью, которая преследовалась в XII веке сознательно, как точно так же было бы неосновательно предполагать, что какой-нибудь демагог того времени мог мечтать о европейской федеративной республике, Вследствие недостаточного знакомства со Средними веками такие идеи были ошибочно приписаны Арнольду Брешианскому, который имел действительно огромное влияние на некоторые стороны гражданской жизни. Арнольд, Абеляр и св. Бернард были замечательными людьми той эпохи и героями великой драмы в истории культуры. Когда юная демократия, первоначально еще полная сомнений и неуверенная в себе, заслоняемая церковью и империей, затем несколько окрепла, такой человек, как Арнольд, неизбежно должен был явиться именно в Ломбардии. Страстно желавший осуществления гражданской свободы, одаренный возвышенным умом, этот народный трибун в одежде священника представлял идеал церкви, свободной от превратной суеты мира, идеал возрожденного первобытного христианства. Абеляр и Арнольд, оба еретики, один — как философ, другой — как политик стояли одинаково на почве гражданского освобождения. После мрачных героев догматического единодержавия, после такого папы, как Григорий VII, и такого императора, как Генрих IV, отрадно видеть появление мучеников свободы, которые несут знамя человеческого достоинства и вооружены бескровным, но страшным орудием борьбы: аналитической мыслью и свободной волей.
История жизни Арнольда совершенно не выяснена; он родился в начале XII века в Брешии, странствовал по Франции, изучал у Абеляра диалектику и теологию и, вероятно, был его сотрудником в течение нескольких лет. Вернувшись в Брешию и получив сан каноника, Арнольд не замедлил ринуться в борьбу, которую вели граждане со своим епископом Манфредом. Предводителями их в этой борьбе были консулы Ребальд и Персикус; Арнольд же воспламенял народ своими речами, бичуя в них священников за их склонность к мирским интересам, противную заветам апостолов. Основные положения, которые развивал Арнольд, заключались в бедующем: право духовенства на какую бы то ни было собственность противоречит христианскому учению; всякая гражданская власть должна принадлежать только государям и республиканским правительствам; духовенство должно довольствоваться десятинным сбором. В Брешии так же, как в других городах, существовала партия патариев; поэтому здесь стали разыгрываться те же сцены, которые раньше имели место в Милане, и энергический народный оратор мог напомнить собою Ариальда, хотя и не преследовал его целей. Духовенство в то время было испорченным в такой же мере, как и прежде, и казалось, что жизнь Григория VII прошла, не оставив по себе никаких следов. Долгая борьба за инвеституру, схизма и партийные отношения, в силу которых епископы, враждуя между собой, принимали сторону то Рима, то Германии, довели прелатов до такой деморализации, которая не поддавалась никакому описанию. Читая обличения, авторами которых были святые того времени, сатирик может улыбнуться и спросить, в чем же заключались реформы целого столетия, если св. Бернарду и св. Ансельму в 1140 г. приходилось изображать пороки духовенства все теми же мрачными красками, в каких изображал их Дамиани. «Если бы я мог, — так сетовал аббат клервосский, – прежде чем я умру, увидеть церковь Господню такой, какой она была в древние дни, когда апостолы закидывали свои сети, желая уловить не золото и серебро, а души!» Люди с ясным пониманием давно знали, в чем заключается корень этого зла; соборы и монашеские ордена не могли устранить его; таким целительным средством было лишение епископов их светской власти. Признание справедливости этого великого начала было одним из последствий, к которым привела борьба за инвеституру, и с этим началом согласился даже один из пап, когда положение его оказалось безвыходным. Арнольд вернулся к идее Пасхалия II и стал смело развивать ее на улицах независимых городов, идя навстречу и духу времени, и сознанию народа. Таков был практический результат этой древней борьбы, перешедшей из сферы королевского дворца в городские курии и на базарные площади.
Успехи общества, которыми завершилась борьба государства с иерархией григорианской церкви, были очень велики. Политическое и социальное движение народов, оживление промышленности, торговли и наук, вновь пробудившаяся любовь к классической древности, — все это сразу явилось полной противоположностью тому, что представляла собою римская церковь, и римляне, ведя борьбу в XII веке со светской властью папы, понимали этот вопрос так же ясно, как их потомки в настоящее время.
Учение Арнольда встретило в Ломбардии и в Риме полное сочувствие, так как секуляризация церковных имуществ, которую проповедовал Арнольд, отвечала потребностям того времени. Но населению Брешии не всегда удавалось одерживать победу в борьбе с соединенными силами духовенства и капитанов. По жалобе Манфреда учение Арнольда было в 1130 г. подвергнуто обсуждению на Латеранском соборе. Иннокентий II хорошо понял, какими последствиями грозило это учение Риму где республиканская партия ждала только случая, чтобы перейти к открытому восстанию. Поэтому он объявил Арнольда еретиком, запретил ему проповедовать свое учение и осудил на изгнание из Италии. Вынужденный покинуть Брешию, Арнольд направился к Абеляру, который надеялся весной 1140 г. на схоластическом турнире в Сане одержать победу над мистиком Бернардом. Своего учителя Арнольд защищал публично и оказался вовлеченным в его процесс. После приговора, произнесенного римским собором, имя Арнольда стало известным; когда же связь Арнольда с Абеляром сделала это имя еще более ненавистным духовенству, Бернард выступил против Арнольда с дисциплинарными мерами. Тем не менее с некоторыми взглядами своего противника, внушавшего ему ужас, Бернард был согласен. С не меньшей силой, чем брешианский демагог, Бернард так же бичевал епископов за их светские пороки и в скором времени после того, обращаясь к своей книге «De consideratione» к самому папе, своему ученику, решительно высказался против политических прав духовенства. Свои требования, согласные с евангельским учением, Бернард основал на словах апостола: тот, кто служит Господу, не должен отдаваться светским делам. Бернард напоминал папе, что он облечен саном духовным