Палестрина находилась тогда, как и теперь, на середине горы, покрытой зеленеющими оливковыми и лавровыми деревьями. Вершину горы венчала Рокка С.-Пиетро, цитадель с башнями, обнесенная первобытно-древними циклопическими стенами, где сидел в цепях Конрадин. Там же были дворцы и много домов. Ниже этой крепости террасообразно спускался обнесенный крепкой стеною город, построенный из развалин храма Фортуны Суллы. В нем находились многие древние дворцы и еще сохранились значительные остатки этого храма. Главный дворец был отчасти античной постройки, которая приписывалась Юлию Цезарю, основываясь на форме буквы С, которую он имел уже и тогда, подобно тому как и нынешний дворец построен в виде такой же кривой линии. С ним соединен был составлявший лучшее украшение города круглый храм, посвященный святой деве, похожий на римский Пантеон, основанием которого служила мраморная лестница во сто ступеней такой ширины, что по ней можно было спокойно въехать верхом. Другие античные памятники, много статуй и бронзовых вещей из неисчерпаемого богатства цветущего периода Пренесте сохранились под охраной любивших искусство Колонна, собравших в своем дворце роскошь того времени, сокровища древности и документы их дома. Все это погибло в несколько дней; пощажен был только собор С.-Агапита. На развалинах проведен был плуг и посыпана соль, подобно тому, говорил со страшным спокойствием папа, как это сделано было на месте древнего африканского Карфагена. Бонифацию VIII, по-видимому, нравилось подражать образу действий древнего римлянина и принимать на себя ветхозаветный вид разгневанного Иеговы. Его перуны были не только театральными: он в самом деле разрушил один из древнейших городов Италии, который, подобно Тускулуму, погиб еще в своем античном виде, хотя он потом и был кое-как снова выстроен.
Подобно тому как Сулла поселил на равнине разрушенного города военную колонию, Бонифаций приказал несчастным его жителям, все частное имущество которых он отобрал в казну, строиться рядом. Они построили хижины на низменном месте, где теперь находится Мадонна делль Аквила; папа дал этому месту название Civitas Papalis и перенес в него местопребывание Палестрине кого кардинала-епископа. В июне 1299 г. он назначил Теодориха Райнерия из Орвието, своего римского викария, епископом нового города, жителям которого он возвратил их имущества в виде лена; но уже весной 1300 г. он, как разгневанный тиран, снова разрушил только что построенное поселение, после чего его жители переселились в другие места и рассеялись. Несмотря на это, Бонифаций вовсе не был врагом городских общин; в числе его актов есть многие, доказывающие, что он добросовестно уважал права городов и великодушно защищал многие общины от притеснений провинциальных легатов.
На варварское разрушение и потерю их имущества Колонна ответили криком отчаяния и злобы. Они громко обвиняли папу в вероломстве; они утверждали, что их подчинение состоялось в силу договора, заключенного римлянами и кардиналом Боккамаци, по которому папское знамя должно было быть водружено на их укреплениях, но последние должны были оставаться в целости. Верность их показаний оспаривал еще в 1311 г. в Авиньоне кардинал Франческо Гаэтани, утверждая, что их покорность состоялась не в силу капитуляции, а безусловно и после сдачи укреплений. И тогда уже суждение об образе действий папы было различно; голос народа признавал измену, и это мнение навсегда было закреплено Дантом. Верно то, что Колонна были обмануты обещаниями, сделанными им от имени папы. Теперь они уже боялись даже за свою жизнь. Говорили, что Стефан, также покорившийся, будет убит подкупленными иоаннитами; и он, и другие члены его дома избежали папского суда бегством, после чего Бонифаций еще раз подверг их отлучению. Он наложил на них опалу, запретил всем городам и странам принимать их к себе, конфисковал их имения и передал большую часть их римским аристократам, в особенности Орсини. В погибель был увлечен также Иоанн Анибальди ди Чеккано, а несчастный фра Джакопоне до самой смерти Бонифация VIII томился в темной тюрьме в Палестрине, откуда он напрасно в трогательных стихах умолял неумолимого папу о прощении.
Колонна бежали кто в одну, кто в другую сторону; свирепый Шиарра скитался, как в древности Марий, по лесам и болотам; рассказывают, что пираты поймали его на марсельском берегу и приковали его к судовой скамье, пока он не был выкуплен французским королем. Оба кардинала скрывались в Этрурии или Умбрии у дружественных им гибеллинов. Стефан искал себе убежища в Сицилии. Но так как он и там не был в безопасности, то переселился к английскому и французскому дворам. Этот благородный человек, бежавший от безграничного гнева нелюбимого миром папы, был принимаем с честью везде, где он появлялся; он представлял собой образец римского изгнанника, так что льстивший ему Петрарка сравнивал его со Сципионом Африканским. Мы еще встретимся с этим знаменитым римлянином в истории города Рима, уже во время трибуна Кола ди Риенцо, когда он уже в глубокой старости стоял на могиле своего несчастного врага Бонифация, а также и на могилах своих детей.
ГЛАВА VI
1. Столетнее юбилейное торжество в Риме. — Рихард Анибальди из Колизея и Джентилис Орсини, сенаторы, 1300 г. — Тосканелла подчиняется Капитолию. — Данте и Иоанн Виллани в качестве паломников в Риме
Бонифаций VIII пережил еще один великий триумф, раньше чем подвергся тяжелым испытаниям в борьбе. Он открыл наступление XIV века ставшим знаменитым паломническим торжеством. Столетний юбилей в Древнем Риме сопровождался блестящими играми, но воспоминание об этом исчезло, и нет никакого известия о том, чтобы конец или начало столетия в христианском Риме когда-либо торжествовалось церковным праздником. Массовые паломничества к св. Петру приостановились во время крестовых походов; после их прекращения прежнее стремление народов снова возникло и направило их к гробницам апостолов. Правда, в этом благочестивом стремлении значительная доля принадлежала умному образу действий римского духовенства. В Риме начали около Рождества 1299 г. (а праздником
Рождества по летосчислению римской курии заканчивался год) ходить толпами к Св. Петру как из города, так и из провинции. Слух об отпущении грехов и о паломничестве в Риме распространился по свету и возбудил в нем движение. Бонифаций чал форму и санкцию этому все усиливавшемуся движению, обнародовав 22 февраля 1300 г. юбилейную буллу, которая обещала полное прощение грехов всем тем, кто в течение года посетит базилики Св. Петра и Павла. Паломничество должно было продолжаться для местных жителей тридцать дней, а для чужестранцев пятнадцать. Только враги церкви были исключены: такими врагами папа считал Фридриха Сицилийского, Колонна и их сторонников и, странным образом, всех христиан, имевших торговые сношения с сарацинами. Таким образом, Бонифаций воспользовался юбилеем, чтобы публично заклеймить своих противников и устранить их от сокровищницы христианской благодати.
Прилив паломников был беспримерный. Рим день и ночь представлял зрелище армии входящих и выходящих богомольцев. Наблюдатель этой знаменательной сцены, поместившись на каком-нибудь высоком месте в городе, мог видеть, как с юга и севера, с востока и запада по старинным римским дорогам шли, как во время переселения народов, толпы людей, а смешавшись с ними, он был бы в затруднении определить их отечество. Шли итальянцы, провансальцы, французы, венгерцы, славяне, немцы, испанцы, даже англичане. Италия предоставила странникам свободу движения по дорогам и установила Божий мир. Они приходили в плащах пилигримов или в национальных одеждах их стран, пешком, верхом или на телегах, на которых везли усталых и больных или на которых были нагружены их пожитки; встречались столетние старики, сопровождаемые их внуками, и юноши, которые, как Эней, несли в Рим на плечах отца или мать. Они говорили на разных языках, но пели молитвенные песнопения на одном языке церкви, и их страстные стремления имели одну и туже цель. Когда в освещенной солнцем дали показывался им темный лес башен священного города, они поднимали радостный крик «Roma, Roma!», как мореплаватели, после долгого путешествия открывавшие выступающую из моря землю. Они бросались на землю, чтобы молиться, и вставали со страстным криком: «Святые Петр и Павел, помилуйте нас!» У городских ворот их встречали земляки и городские попечители, заведовавшие продовольствием, чтобы указать им помещение, но раньше того они отправлялись к храму Св. Петра, всходили на коленях по лестнице преддверия и затем в экстазе падали на землю у апостольской гробницы.
Целый год Рим представлял из себя паломнический лагерь, кишащий народом и оглашаемый вавилонским смешением языков. Говорят, что ежедневно в него входили и из него выходили 30 000 богомольцев и что каждый день в городе находилось 200 000 чужестранцев. Площадь, занимаемая Римом, в первый раз после долгого времени была снова вся заселена, хотя и не совсем заполнена.
Образцовое управление заботилось о порядке и о дешевизне жизни. Год был плодородный; Кампанья и ближайшие провинции присылали провизию в изобилии. Бывший в числе паломников хроникер рассказывает: «Хлеб, вино, мясо, рыба и овес были на рынке в изобилии и были дешевы; сено, напротив, очень дорого. Квартиры были так дороги, что я за свою постель и за стойла для моих лошадей должен был ежедневно уплачивать торнский грош, кроме стоимости овса и сена. Когда я в сочельник уезжал из Рима, то видел огромные толпы уходящих паломников, которых никто не мог бы сосчитать. Римляне определяли общее их число в миллиона мужчин и женщин. Не раз я видал, что мужчины и женщины были за таны под ногами, и сам я несколько раз с трудом избегал этой опасности»Дорога, которая вела из города через мост Ангела к Св. Петр у была слишком тесна, поэтому в стене недалеко от древнего надгробного памятника Meta Romuli проделали новую дорогу к реке. Для предупреждения несчастных случаев было установлено, чтобы идущие вперед шли по одной стороне моста, а возвращающиеся — по другой; мост в то время был застроен лавками и разделялся вдоль на две поло