В Пизе Людовик пробыл до апреля 1329 г., ничего не выполнив из своих планов относительно Флоренции. Покинув Тоскану, он не имел более никакого определенного плана действий; ибо все соображения некоторым образом были устранены тем, что собственная его партия отчасти сделалась к нему враждебна. Вместо, как он то обещал в Триэте, уничтожения гвельфов и поднятия гибеллинов он первым ничего не сделал, а последних лишь ограбил и вытеснил из прежней их позиции. Милан, где могущество Висконти, разумно направленное к выгодам империи, в самом начале римской кампании могло бы послужить императору сильным устоем его владычества, Людовик сделал ни для чего не родным; дом Каструччио вытеснил он из Пизы и повсюду разрушил средоточия гибеллинской партии. Сумятица в Италия сделалась поэтому сильнее прежней; каждый синьор и тиран преследовали теперь собственные цели и стремились как ни попало, обеспечиться новыми союзами, даже с противной партией. Маркграфы д'Эсте изъявили покорность и подчинение папе И получили за это в лен Феррару. Они приставали к Висконти поступить так же точно. Аддо не забыл своих мучений В тюрьме в Мание и страшился претерпеть участь сыновей Каструччио. Хотя он и купил себе у императора наместничество в Милане, однако отпал от него, сделался самостоятелен и вступил в переговоры с папой. Людовик двинулся вследствие этого в Ломбардию для осады Милана; он ж чего не добился, но оказался вынужден утвердить в сентябре Аддо Висконти наместником этою города и графства. Дальнейшие предприятия императора, взад и вперед блуждавшего по стране По, задававшегося химерическими планами вроде завладения Болоньей и видевшего с каждым днем таяние своего войска и престижа, не имеют никакой ценности для истории. Вскоре один город за другим стали засылать послов к папскому легату Бельтраму, а Людовик оказался вскоре совсем покинутым, за исключением Вероны и Мантуи, еще державшихся двусмысленного поведения. Дело его в Италии было потеряно. 9 декабря 1329 г. отправился он из Пармы в Триэнт. Там намеревался он держать парламент из немецких имперских сословий, дабы подготовиться к возвращению в Италию с новыми средствами; но весть о плане его противников в покинутой и позабытой Германии выставить другого короля побудила его к поспешному возвращению в отечество; а тамошнее положение дел сделало навсегда невозможным возвращение его в Италию. Так кончилась римская экспедиция Людовика Баварца, бесплодная, как и Генриха VII, но несравненно более жалкая. Истинным ее плодом было уничтожение последнего престижа империи и разрушение дотла мечты Данте и гибеллинов, ожидавших от римского императора спасения Италии.
Гвельфы, глава их — король Роберт, папа в Авиньоне и Флоренция остались победителями на арене, в течение двух лет занимаемой Людовиком, не оставившим никакого другого следа, кроме крушения старой гибеллинской партии и беспредельного хаоса. Случайность привела вместе с этим к тому, что самые выдающиеся главы гибеллинов поумирали почти единовременно, а именно: Пассерино Мантуанский, Галеаццо Висконти, Каструччио, Кан Гранде, Счиарра Колонна. Умер также и Сильвестро Гатти, тиран Витербо, убитый в сентябре 1329 г. Фациолом де Вико, побочным сыном префекта Манфреда, вслед за чем обширнейший этот город в римской Тусции сдался кардиналу-легату Орсини. В столь многочисленных случаях смерти Иоанн XXII не замедлил узреть перст небесный, но самому ему пришлось вскоре оплакивать смерть Карла Калабрийского, единственного сына Роберта; ибо этот принц, скончавшийся 10 ноября 1328 г., не оставил никаких наследников мужского пола, и таким образом смерть его повлекла для королевства Неаполя самые тяжкие последствия. Восстановление папского престижа в Италии являлось теперь делом самого короткого времени. Большая часть городов спешили заключить мир с церковью. Лукка и Пистоя отреклись от присяги императору; пизанцы прогнали его наместника Тарлатино де Пиетрамала уже в июне 1329 г., затем восстановили снова республику и искали примирения с Иоанном, выдав ему взамен абсолюции лжепапу, оставленного Людовиком в Пизе. Корбарский монах, как беглец, укрывался в замке Булгари под Пиомбино под покровительством графа Бонифация де Доноратико. Несчастный, за год лишь до того извергавший яростнейшие буллы отлучения против еретика-иерея Иакова Кагорского, ныне писал исполненные раболепного смирения письма ко всесвятейшему папе Иоанну XXII. Он заслужил свою участь — именно всеобщее презрение после выпрошенной милости. Когда граф получил обеспечение жизни своего протеже, бывшего Николая V и когда тот сам торжественно в Пизе отрекся от своего лжепапства, то выдан был в августе 1330 г. в Авиньон. Здесь с обвитой вокруг шеи веревкой бросился он к ногам Иоанна XXII, жалобно исповедался в своих прегрешениях, получил великодушно отпущение и стал содержаться в Авиньоне в виде простого узника. Там же через три года этот самый жалкий из всех лжепап скончался.
2. Рим покоряется папе. — Торжественное отречение римлян. — Отречение от вождей римских гибеллинов. — Тщетная подача императором руки к примирению. — Загадочное появление короля Иоанна Богемского в Италии
Иоанну XXII, добившемуся подобного же греховного покаяния как от императора, так и от города Рима, не оставалось ничего более желать. Город, как мы видели, захвачен был в ту же ночь. Признанный снова сенатором, король Роберт утвердил там избранных по вступлении его войск народом сенаторов Бертольда Орсини и Стефана Колонну и затем сделал своими наместниками Вильгельма д'Эболи и графа де Монте-Скабиозо, по прозванию графа Новелло. По свирепствовавший в то время в Италии голод и бесчинства войск Эболи породили, однако, сильное волнение, так что даже 4 февраля 1329) г. римляне взяли штурмом Капитолий, вышвырнули наместника Роберта и установили новое правление. Синдиками и ректорами сделали они Наполеона Орсини и Стефана Колонну, успокоивших народ благоразумными мероприятиями. Несмотря на это, вскоре затем, в июне 1329 г., король Роберт назначил своими штатгальтерами па шесть месяцев Бертольда Роман», графа де Нола, и Бертольда, сына Понцелла, обоих из дома Орсини, которые и пробыли просенаторами весь последующий год.
Подчинение города папе достигнуто было очень скоро. Римляне под давлением неаполитанского оружии обратились к милосердию церкви и просили прощения за тягчайшие проступки, в которых они в особенности провинились в ее глазах, а именно за завладение исконными народными правами избрания паны и императора. Парламент на Капитолии от имени народа, а магнаты города — за самих себя клялись перед лицом кардинала-легата в послушании законному папе, изъявили готовность к примирению и избрали синдиков для отвезения признаний их в Авиньон.
Три уполномоченных духовных лица объявили там, в публичной консистории, именем народа, что город Рим признает единодержавное пожизненное владычество Иоанна XXII. Они отреклись от императора Людовика и лжепапы и обязали себя следующими основными тезисами: император не имеет права смещать и ставить папу; проведенный в трактатах Марсилия взгляд есть еретический; избрание пап присваивается не римскому народу и клиру, но одной лишь кардинальской коллегии; римский народ не имеет права короновать императора. После этого торжественного отречения 13 января 1330 г. папа, в свою очередь, отказался от всех своих, мимолетно им себе присвоенных, прав величества. Иоанн XXII не удовольствовался этим отречением римлян, потребовал от них такую же декларацию, обращенную ко всему христианству и к некоторым королям, ибо папе казалось очень важным доведение до сведения целого света признания прав римского престола со стороны римского народа. Тем временем беглые вожди гибеллинов трепетали в шампанских своих замках пред местью победителя. Знаменитого их вождя, Счиарра Колонна, к его счастью, быть может, уже не было в живых, а прочие выдающиеся наряду с ним демагоги, Иаков Савелли и Тебальдо, искали милости папы. Прокуратор их привез отречение в Авиньон, вслед за чем Иоанн XXII абсольвировал и этих римлян; единственным наказанием для них было изгнание на один год из Рима. Прослеживая историю процессов об оскорблении величества после неудавшихся переворотов, можно видеть в большинстве случаев лишь страшные взрывы мести, выражавшиеся в заключении в темницу, в конфискации имуществ и даже в смерти и в весьма редких случаях примеры столь великой кротости, какую в то время и при столь свирепом Иоанне XXII высказала церковь. Радикальнейшая из всех революций против папства потушена была абсолюциями и помилованиями — милосердием, проистекавшим более из политической мудрости, чем из христианских принципов, и доставившим церкви все те выгоды, которые отнюдь для нее не могли быть достижимы путем вооруженного насилия.
В Авиньоне происходили зрелища, наполнившие папу самоудовлетворением; в течение всего 1330 г. появлялись с поклоном и с покаянием послы от князей и городов Италии. Являлись и немецкие послы, ибо зарождающаяся в Германии оппозиция заставляла императора весьма сильно искать примирения. Ибо папа подговаривал всех князей империи к избранию нового короля и надежде на избрание Оттона, герцога австрийского; но Людовик счастливо удержался императором путем заключения с австрийскими герцогами договора и предложения итальянского наместничества королю Иоанну. В силу этих договоров намеревался он уже летом 1330 г. вернуться в Италию. В то же время предлагал он компромисс и папе: он хотел сместить лжепапу, отменить воззвание свое к собору, отменить свои акты против церкви, признать, что заслужил отлучение, и отдаться на милость папы. За это требовал он абсолюции и своего утверждения как законного императора. Иоанн XXII основательно мог возразить, что Людовик не имеет никакого права провозглашать низложение антипапы, не имев равно никакого права на его поставление, тем более что сам Петр Корбарский отрекся уже в Пизе от папства. Но прочие основания, в силу которых он отверг абсолюцию и признание Людовика, заслужили ему упрек в своенравном неблагоразумии. Если бы Иоанн XXII принял предложенный договор, то избавил бы Германию и Италию от длинного ряда смут, высоковластительно поднял бы свой престиж в империи и воспрепятствовал бы декларации через постановления в Рензе независимости империи. Роберт Неаполитанский в особенности способствовал отклонению папы от мира с императором, а Франция желала выгодных для нее смут в империи.