История города Рима в Средние века — страница 49 из 427

оро окажется, что неприятель уже не в силах противодействовать намерению греков нарушить перемирие. Кроме того, такие действия греков еще должны были угрожать линии отступления готов и принудить их удалиться от Рима.

Доведенный до отчаяния Витигес горячо желал возобновления враждебных действий и мог считаться правым, нарушив договор. Одно знаменательное событие в городе могло, кроме того, поднять дух готов: лучшего из своих военачальников, Константина, Велизарий приказал казнить во дворце. Такому наказанию Константин был приговорен за то, что, считая себя оскорбленным строгим решением полководца в одном своем личном деле, бросился на Велизария с поднятым кинжалом. Казнь храброго Константина возбудила недовольство в воинах, служивших со славой под его начальством, и сделала для них Велизария ненавистным. Слух о таком недовольстве достиг лагеря готов в преувеличенном виде и дал им надежду на возможность изменнической помощи. Отряд смелых воинов пытался проникнуть в город через Aqua Vigro, который вел к подошве Пинчио и оканчивался под дворцом Велизария. Мерцавший через щели водопровода свет лампад, которыми воины освещали себе дорогу, по-видимому, не выдал их своевременно страже, но после долгого подземного путешествия они нашли отверстия водопровода заделанными камнями и должны были вернуться. После того Витигес перешел у же к открытым враждебным действиям и однажды утром пошел приступом на Porta Pinciana. Бряцание оружия разбудило город; защитники поспешили к своим постам, и спустя короткое время готы были отбиты. План проникнуть через Аврелиевы ворота с помощью подкупа был также раскрыт и остался невыполненным.

Наконец, дух короля был сломлен приходившими к нему вестями, все более и более мрачными. Генерал Иоанн, «кровавая собака», как называют его историки, скоро привел в исполнение возложенное на него поручение проникнуть в Пиценум, разбил войско дяди Витигеса, Улитея, убил его самого, овладел Римини и уже приблизился к стенам Равенны; а здесь мстительная Матазунта, не могшая простить Витигесу своего вынужденного с ним брака, давала надежду грекам, что Равенна будет предана ею в их руки. Получив эти вести, король готов уступил желаниям своего роптавшего войска, которое оказывалось теперь само осажденным и которому грозили гибелью голод, болезни и вражеский меч. Солнце шло уже к весне, трехмесячное перемирие подходило к концу, а о послах в Византию ничего не было слышно. Поднявшееся в равнине Рима большое движение говорило римлянам, что готовится что-то важное, и как-то ночью они увидели лагери готов объятыми пламенем, а на следующее утро готы уже уходили по Фламиниевой дороге. Половина готского войска уже успела перейти через Мильвийский мост, когда отворились Пинчиниевы ворота и из них показались пешие и конные воины. После отчаянной борьбы и страшных потерь отставшие бросились к мосту и достигли противоположного берега. Здесь готы восстановили порядок в своих рядах и продолжали свой путь, лишенные бодрости, , предчувствуя гибель своего геройского народа, цвет воинской силы которого уже погиб у стен Рима. Так расплатились готы за неспособность Теодата, допустившего Велизария приблизиться к Риму вместо того, чтобы вести войну в неаполитанской области, и за непредусмотрительность Витигеса, который все свое огромное войско сосредоточил в нездоровой Кампанье, не вел одновременно военных операций на юге и на севере и не построил флота. Отсутствие же военного флота и должно было главным образом решить судьбу готского государства в Италии.

Целый год и девять дней продолжалась эта ставшая бессмертной осада Рима, за время которой готы имели 69 сражений. Готы ушли от Рима в начале марта 538 г.

ГЛАВА V

1. Велизарий в Равенне. — Нечестный поступок его с готами. — Тотила провозглашается королем в 541 г. — Его быстрые успехи. — Поход его на юг. — Он овладевает Неаполем. — Письмо к римлянам. — Он идет на Рим. — Он овладевает Тибуром. — Вторая осада Рима готами летом 545 г. — Велизарий возвращается в Италию. — Гавань Порто. — Лагерь готов

В нашем изложении, охватывающем историю города, мы не можем, конечно, ни следовать за готами, отступавшими по Фламиниевой дороге, ни останавливаться на той упорной борьбе в Тоскане, Эмилии и Венетии, которую пришлось вести Велизарию, с одной стороны, с врагом, доведенным до отчаяния, с другой — с императорскими генералами, интриговавшими против него. Только через двадцать два месяца великий полководец добился возможности вступить в неприступную Равенну — это было в конце 539 г.

Согласившись на словах принять корону Италии, которую побежденные предложили ему, Велизарий с византийским лукавством обманул готов и предоставил корону в распоряжение императора. Уезжая морем в Константинополь, Велизарий взял с собой сокровища дворца Теодориха, а также и попавшего в плен смелому Иоанну короля готов. Рассказ о том, что Витигес из Равенны бежал в Рим, проник в базилику Юлия, в Транстеверине, обнял там алтарь и сдался врагам только после того, как ему было дано клятвенное обещание, что его жизнь будет сохранена, — этот рассказ, по-видимому, — вымысел.

Но государство великого Теодориха, однако, еще не было уничтожено. Если быстрая гибель вандалов в Африке поражает нас, то тем больше должен казаться нами изумительным блестящий подъем готов после такого глубокого падения. В своем смятении этот геройский народ сложил оружие к ногам своего победителя-героя, чистосердечно надеясь, что отныне победитель как король будет властвовать и им, и Италией. И обманутый в своих ожиданиях народ этот, в котором из 200 000 способных к войне мужей оставалось разве только 2000, поднялся и победоносно восстановил и свою национальную честь, и свое государство. Погибнув окончательно в этой почти беспримерной борьбе, готы покрыли себя неувядаемой славой.

Не успел еще Велизарий отплыть в Византию, как стоявшие в Павии готы предложили корону племяннику Витигеса, Урайе, а он возложил ее на голову храброго Ильдибада, призванного им из Вероны. Новый король готов отправил послов в Равенну сказать Велизарию, что он, Ильдибад, явится сам и сложит к ногам Beлизария пурпур, если Велизарий исполнит данное им обещание объявить себя королем Италии. Менее дальновидный или более честолюбивый полководец едва ли устоял бы против искушения стать королем Италии. Геройство и гений Велизария могли бы сиять со славой на троне Равенны в течение нескольких лет, но не упрочили бы этого трона. Если уже королям готов не удалось вдохнуть жизнь в свое королевство, обосновав его силой своей народности или силой многочисленной военной касты, как могло это удасться Велизарию, которому приходилось бы бороться в одно и то же время с враждебностью и готов, и итальянцев, а византийцев? Не желая восставать против императора, увенчанный славой герой спокойно направился в Византию, чтобы принять на себя верховное начальство в персидской войне, а заботы об Италии возложил на генералов Вессаса и Иоанна. Но едва Велизарий вышел в море, как оба этих генерала стали действовать в ущерб грекам, а еще немного времени спустя император Юстиниан и сам Велизарий были приведены в ужас появлением нового героя — гота, напоминавшего страшного Аннибала.

Юный племянник Ильдибада, Тотила, начальствовал готским отрядом в Тревизо, когда узнал о смерти своего дяди, убитого из мести одним гепидом. Потрясенный этим событием юноша счел все потерянным и решил уступить город Тревизо начальствовавшему в Равенне Константиану. Для переговоров об этой сдаче уже были приняты Тотилой греческие послы, как вдруг явились вестники из лагеря готов в Павии и предложили Тагиле занять трон. Смущенный юноша согласился принять корону, и готы одновременно узнали и о смерти узурпатора Эрариха, и об избрании королем Тотилы — это было в конце 541 г. Воинственный народ снова был охвачен энтузиазмом, и все изменилось как бы волшебством.

Одного года было достаточно для Тотилы, чтоб покорить многие города как по эту, так и по ту сторону По и распространить всюду ужас, и уже весной 542 г. (Прокопий, считающий по веснам, начинает ею восьмой год готской войны) Тотила мог спуститься в Тусцию. Он перешел через Тибр, но отложил до другого времени месть за смерть тех своих соплеменников, которые погибли у стен Рима, и с мудрой предусмотрительностью поспешил в Самниум и Кампанью, чтобы упрочить свое положение покорением более важных городов. Ему уже предшествовала молва, наполнявшая всех страхом. В этот именно свой поход юный герой посетил святого монаха Бенедикта в монастыре на Monte Cassino и выслушал и его укоры, и его прорицания: «Ты делаешь и сделал много зла; перестань быть несправедливым. Ты перейдешь моря, вступишь в Рим, будешь властвовать девять лет, а на десятом ты умрешь».

Беневент был взят первым же приступом, и стены его были разрушены. Спеша дальше, Тотила достиг Неаполя и разбил здесь свой лагерь. Осаждая Неаполь, Тотила в то же время посылал летучие отряды всадников в Луканию, Апулию и Калабрию. Все эти прекрасные провинции сдались готам и с большой охотой отдали в их распоряжение подати, собиравшиеся с провинций по приказанию императора, так как юный король готов щадил земледельцев, греческие же чиновники высасывали из городов и земель, начиная от Равенны и до Гидрунтума, все, что могли, со всей алчностью. Итальянцы уже успели убедиться, как легкомысленны были они, сменив справедливое владычество готов на ненасытный деспотизм византийцев. Финансами Италии заведовал тогда в Равенне Александрос, вампир, лишенный совести; остроумные греки за его находчивость, так как он надумал обрезать золотые монеты, называли его псалидион, т. е. ножницы; а другие лица, начальствовавшие в главных городах (корыстный Вессас был начальником в Риме), не уступали ему в алчности. Прокопий совершенно ясно указывает, что установленная Теодорихом раздача хлеба гражданам Рима была совсем прекращена Александром, и Юстиниан одобрил это распоряжение. Так как византийских наемных солдат также обманывали и не платили им жалованья, то и они стали толпами переходить к готам, у которых они получали и обильную пищу, и жалованье. Доведенный до крайности голодом Неаполь весной 543 г. отворил свои ворота, и это было событием, при котором Тотила еще больше изумляет нас своей доблестью, чем военными подвигами. С такой же заботливостью, как отец или врач, отнесся он к неаполитанцам: умиравшим от голода он приказывал дават