Не меньший интерес представляет регулирование договора личного найма. Наниматься на работу можно было только с согласия лица, в зависимости от которого находился нанимающийся (жены получали разрешения от мужей, солдаты – от офицеров, крепостные – от помещиков). Срок найма не мог превышать 5 лет. Оплата труда по договору могла производиться в денежной или натуральной форме, но не алкоголем (по Уставу о винокурении 1765 г.). Устав благочиния предусматривал должность маклера слуг и рабочих людей, который контролировал заключение договоров личного найма в городе.
Самым распространенным по-прежнему был договор купли-продажи. Форма договора зависела от предмета: купля-продажа недвижимости оформлялась крепостным порядком. Движимые вещи, за некоторым исключением (например, суда), могли продаваться без особых формальностей. Обязательное клеймение лошадей при продаже было отменено только в 1777 г.
Мена движимыми вещами ограничена не была (здесь действовали нормы, сходные с теми, что применялись при купле-продаже). Мена землей запрещалась Указом о единонаследии 1714 г. и была восстановлена в 1731 г., с отменой ограничивающих норм этого указа. В дальнейшем попытка запретить мену недвижимости была предпринята в 1780 г., но поскольку Жалованная грамота дворянству снимала все ограничения в части распоряжения имениями, то и мена тоже была восстановлена.
Наследственное право.
Наследование допускалось по закону и по завещанию. Правом завещательного распоряжения пользовались и мужчины, и женщины. Принципиальные изменения в наследственное право вносил Указ о единонаследии 1714 г., запретивший дробление земельных владений при наследовании. По завещанию наследодатель мог передать свою недвижимую собственность только одному наследнику, движимое имущество распределялось между остальными. В случае отсутствия завещания действовал майорат: недвижимое имущество получал старший из наследников. Указ настаивал на том, что «духовные» следует писать заранее. В случае отсутствия сыновей имение могло быть передано дочери, а при отсутствии дочерей – близким родственникам. Приоритет при наследовании земли всегда был у наследников мужского пола. Если же недвижимость вынужденно переходила по женской линии, то муж наследницы обязывался принять фамилию наследодателя.
Заметим, что возраст вступления в права наследства тоже устанавливался Указом о единонаследии: для мужчин – в 18 лет, для женщин – в 17 лет, распоряжаться же имуществом можно было только по достижении 20 лет. В 1731 г. Указ о единонаследии отменяется в части, ограничивающей распоряжение имуществом при наследовании. Теперь имущество наследодателя, не оставившего завещания, переходило нисходящим по мужской линии, а дочери получали в недвижимом имуществе 1/14 часть, в движимом – 1/8. Вдовы и вдовцы по указу 1731 г. в недвижимом имуществе покойного супруга получали 1/7 часть, в движимом – 1/14. Родовое имущество, по общему правилу, передавалось только наследникам по закону, благоприобретенное могло передаваться по завещанию без ограничений.
К завещаниям предъявлялись обычные требования: здравый ум и свобода воли наследодателя. С 1766 г. признавались недействительными завещания самоубийц.
Брачно-семейное право претерпело относительно немного изменений. Брачный возраст определялся правилами Синода: для мужчин – 15 лет, для женщин – 13. Указ о единонаследии установил брачный возраст для наследников недвижимого имущества: для мужчин в 20 лет, для женщин – в 17, но это постановление, противоречащее нормам церкви, было отменено вместе с другими ограничениями этого акта. Гардемарины не могли вступать в брак до 25 лет. Синодом в 1774 г. был установлен предельный брачный возраст: 80 лет.
Права состояния наследовались от отцов. Женщины воспринимали права состояния мужей, только дворянки сохраняли свое положение при неравном браке, согласно Жалованной грамоте: «благородная дворянка, вышедши замуж за недворянина, да не лишится своего состояния; но мужу и детям не сообщает она дворянства».
Прекращение брака регулировалось нормами русской православной церкви и не изменилось по сравнению с предшествующим периодом, за исключением появления в 1753 г. права на развод при ссылке одного из супругов на вечную каторгу (принцип нитки и иголки, обязывающей женщину следовать за супругом, в данном случае не действовал). Имущественные отношения супругов основывались на принципе раздельности: супруги распоряжались своим имуществом, могли вступать в разрешенные законом сделки. Взаимоотношения родителей и детей определялись не возрастом, а наличием или отсутствием совместного хозяйства: только отделенные от хозяйства родителей дети получали полную независимость. Закон требовал почитания родителей и настаивал на праве последних наказывать детей.
5.5. Уголовное право
В рассматриваемый период было издано несколько сотен разного рода актов, содержащих в себе нормы уголовного права. Кроме того, продолжали действовать нормы Соборного уложения и Новоуказанных статей. В 1715 г. появился первый военно-уголовный кодекс – Артикул воинский[33]. Несмотря на то что применялся этот документ в основном в военных судах, он позволяет судить о системе уголовного права эпохи. Артикул воинский является частью Воинского устава, состоит из 24 глав и 209 артикулов (часть из которых имеет толкования). При разработке этого документа явно использовались иностранные образцы, хотя большинство отечественных исследователей сходятся во мнении, что он не является переводом какого-то одного устава. Лексика значительной части артикулов, используемые грамматические обороты выглядят не вполне русскими, очень отличаются от языка Соборного уложения: такие формулировки как «имеет быть наказан», «повешен имеет быть» свидетельствуют о том, что при работе над документом имел место перевод с какого-то из германских языков. Артикул применялся до издания Военно-уголовного устава 1839 г.
https://nnov.hse.ru/ba/law/igpr/articul
Под преступлением в XVIII столетии понималось нарушение закона и воли государя. В петровском военно-уголовном законодательстве впервые появляется современный термин – преступление (АВ-19). По перечню объектов преступлений Артикул мало отличался от Соборного уложения, но в нем есть отдельная глава, посвященная преступлениям против нравственности, что является своего рода новеллой для светского законодательства.
Субъектами преступления признавались все, без сословных изъятий, за исключением умалишенных и малолетних: «Наказание воровства обыкновенно умаляется, или весьма отставляется, ежели кто… в лишении ума воровство учинит, или вор будет младенец…» (АВ-195). Сенатский указ 1742 г. установил, что малолетние, то есть не достигшие 17 лет, освобождались от пыток, кнута и смертной казни. Указ 1765 г. «О производстве дел уголовных, учиненных несовершеннолетними, и о различии наказания по степени возраста преступников» установил возраст совершеннолетия в 17 лет, для не достигших этого возраста предусматривалось смягчение наказания, а детей до 10 лет следовало «отдать для наказания отцам, матерям или помещику». Таким образом, лица, не достигшие 10 лет, не подлежали уголовной ответственности.
Институт соучастия не был детально разработан в Артикуле: вслед за предшествующим законодательством соучастникам преступления назначалось равное с главными виновными наказание (АВ-189).
Основная масса преступлений, описанных в Артикуле воинском, совершалась в форме действия, но встречается и наказуемое бездействие, например, недоносительство, непринятие установленных законом мер (АВ-5, 19, 129, 136, 208).
По Артикулу признаком преступного деяния является наличие вины. Случайные деяния не наказывались: «Но весьма неумышленное и ненарочное убивство, у которого никакой вины не находится, оное без наказания отпустится» (толкование к этому артикулу содержит разъяснение: случайно застреливший человека, оказавшегося рядом с мишенью, во время учений освобождается от наказания – АВ-159). Артикул делит виновные деяния на умышленные, то есть совершенные «волею и нарочно без нужды и без смертного страху» (АВ-154), и неосторожные, то есть совершенные «ненарочно и неволею, чтоб кого убить или поранить, однакож сочинитель того виновен есть» (АВ-158). Терминологически довольно сложно отделить случайные деяния от неосторожных, традиционно используются определители «ненарочно», «бесхитростно» и пр.
Обстоятельствами, исключающими наказание, считались крайняя необходимость (например, голодная нужда – АВ-195) и необходимая самооборона (АВ-157). В толковании к артикулу 157 впервые установлены признаки необходимой обороны: соразмерность («оборонение со обижением равно есть»), одновременность («состоит нужное оборонение временем») и неизбежность («столько долго уступать, елико возможно»).
К обстоятельствам, уменьшающим вину и наказание, относилось совершение преступления в состоянии крайнего раздражения: «Ежели кто другого не одумавшись с сердца, или не опамятовась, бранными словами выбранит, оный пред судом у обиженного христианское прощение имеет чинить и просить о прощении…» (АВ-152).
Система преступлений в Артикуле воинском мало отличалась от той, что представлена в Соборном уложении: акт открывается главами о преступлениях против веры и церкви, на втором месте стоят государственные преступления, далее следуют воинские преступления, затем – преступления против жизни, здоровья и имущества частных лиц.
К преступлениям против веры относились: богохульство, несоблюдение обрядов, чародейство, обязательство с дьяволом и пр. (АВ-гл. I–II). Наказания за преступления такого рода были весьма суровыми: например, за богохуление назначалось прожжение языка и смертная казнь (АВ-3), а идолопоклонники и «ружья заговорители» приговаривались к сожжению (АВ-1).
К политическим преступлениям стоит отнести оскорбление величества, возмущение и бунт (АВ-19, 20). Карались подобные деяния смертной казнью. Как и прежде, голый умысел на жизнь и здоровье государя считался оконченным преступлением и влек за собой казнь (АВ-19).