В начале и в конце каждого прохода имелись окна наподобие бойниц, которые в достаточной мере освещали проходы; под каждым окном в стене было сделано углубление, в котором сидел привратник; он не занимал собою проход. Лестница имела два склона (aguas), так что можно было подыматься и спускаться с одной и с другой стороны; ее вершина восходила прямо к главному алтарю. Пол чердака был покрыт черными до блеска отполированными каменными плитами, похожими на черный агат; их принесли из очень далеких земель. На месте главного алтаря находилась молельня, двенадцать на четыре фута [свободного] пространства, покрытого теми же черными каменными плитами; [точно] подогнанные друг к другу, они стояли (levantadas) в виде капители с четырьмя склонами: это была самая великолепная [часть] всего сооружения. Внутри молельни в толщине [наружной] стены храма находился алтарь, где стояло изображение призрака Вира-кочи; по одну и по другую сторону молельни имелись еще два алтаря, однако в них ничего не было; они служили лишь для украшения и дополняли главную молельню. Стены храма поднимались вверх на три вары над [полом] чердака [и] не имели окон; у них был свой каменный карниз, обработанный снаружи и внутри, со всех четырех сторон. На алтаре, который находился внутри молельни, стояла огромная ваза; над ней возвышалась каменная статуя, которую приказал изготовить Инка Вира-коча [наподобие] того самого образа (figura), каким, как он рассказал, перед ним предстал призрак.
Это был хорошо сложенный мужчина с бородой длиною больше чем в пядь; длинные и широкие одежды вроде туники или сутаны спускались до пят (pies). С ним было странное животное, неизвестного вида, с лапами льва; его шея была перевязана цепью, конец которой находился в одной руке статуи. Все это было сделано в камне, и, так как мастера, поскольку они не видели ни [самую] фигуру, ни ее портрет, не могли достаточно точно высечь ее со слов инки, он сам много раз прикасался резцом к одежде и фигуре, которую, как он говорил, он видел. И он не соглашался, чтобы кто-нибудь другой прикасался бы к ней, дабы не было бы проявлено неуважение или пренебрежение к образу его божества Вира-кочи если бы его изобразил бы кто-либо другой, а не сам король; вот так они ценили свои. пустые божества.
Статуя была похожа на образы наших благочестивых апостолов, и особенно на господина святого Варфоломея (San Bartolomе), поскольку его рисуют с дьяволом, привязанным к его ногам, как и фигура Инки Вира-кочи с его неизвестным зверем. Увидя этот храм и статую в том виде, как ее описали, испанцы было решили, что, быть может, апостол святой Варфоломей дошел до Перу, чтобы проповедовать среди тех язычников, и что в память о нем индейцы соорудили статую и храм. А метисы, уроженцы Коско, создали тридцать лет тому назад монашеское братство только из них одних, ибо не хотели, чтобы в него входили бы испанцы, и избрали своим покровителем этого благочестивого апостола, заявляя, что, уж если он — выдумка это или нет—проповедовал, как говорили в Перу, они хотели, чтобы он был их патроном, хотя некоторые злоязычные испанцы, видя украшения и пышные наряды, которые в день того [святого] появлялись на нем, говорили, что метисы делают это не ради апостола, а ради Инки Вира-кочи.
По какой причине и с какими намерениями приказал Инка Вира-коча, построить тот храм в Кача, а не в Чита, где ему явилось привидение, где имела место победа над чанками, ибо оба эти места имеют большее отношение [к случившемуся}, нежели Кача, индейцы не могут иначе объяснить, кроме как желанием инки; по-видимому, у него на то была какая-то тайная причина. Поскольку храм являлся столь необычным, как мы это рассказали, испанцы разрушили его [так же], как они поступили со многими другими знаменитыми творениями, которые они обнаружили в Перу, хотя им следовало бы сохранить их на свой счет, чтобы в грядущих веках люди увидели бы величественность того, что достигли [индейцы] благодаря своим рукам и счастливой судьбе.
Однако похоже что совершенно сознательно, словно завидуя самим себе, они разрушили их так, что сегодня едва сохранились лишь фундаменты этого и других подобных сооружений, что вызывает глубокое сожаление у благоразумных людей. Главной причиной, побудившей их разрушить это творение, как и другие, которые они разрушили, являлась мысль о том, что под ними не могли не находиться огромные сокровища. Первое, что они разрушили, была статуя, ибо они заявили, что под ее ногами зарыто множество золота. Храм они вскапывали постепенно, то тут, то там, до самого фундамента; и таким путем разрушили его целиком. Статуя сохранялась несколько лет спустя, хотя она вся была изуродована камнями, которыми в нее кидали.
Глава XXIIIЗНАМЕНИТАЯ КАРТИНА И НАГРАЖДЕНИЕ ТЕХ, КТО ОКАЗАЛ ПОМОЩЬ
Говоря об Инке Вира-коче, нужно знать, что он стал настолько чванлив и переполнен славой по причине своих подвигов и нового поклонения, которым оделяли его индейцы, что не удовлетворился сооружением знаменитого храма [и] создал другое прекрасное и яркое [произведение], столь же едкое по отношению к своему отцу, сколь остро направленное на пользу самому себе, хотя индейцы говорят, что оно было создано им, когда его отец уже умер. И заключалось оно в том, что на высочайшей скале, которых очень много в той округе, где сделал остановку его отец, когда он покинул Коско, отступая от чанков, он приказал нарисовать двух птиц, которых индейцы называют кунтурами [и] которые столь велики, что многие из них имели при измерении пять вар от кончика до кончика крыла. Они—хищные и очень свирепые птицы, хотя природа, всеобщая мать, создавая их столь свирепыми, не дала им когти — их лапы подобны куриным ножкам, однако клюв у них столь яростен и силен, что одним ударом он распарывает шкуру коровы: две те птицы нападают и убивают [корову], словно волки. Они—черно-белые, в пятнах, как сороки. Он приказал нарисовать две такие птицы. Одну — со сложенными крыльями и опущенной и втянутой головой, какими могут быть даже самые свирепые птицы, когда они хотят укрыться [от врага]; голова ее была направлена в сторону Кольа-суйу, спина — к Коско. Другую он приказал нарисовать по-иному: головой к городу и [охваченную] яростью, с расправленными крыльями, словно она летела, чтобы напасть на добычу. Индейцы говорили, что один кунтур изображал его отца, который убежал из Коско и хотел спастись в Кольяо, а другой представлял Инку Вира-кочу, который возвращался в полете, чтобы защитить город и всю империю.
Эта картина сохранялась в полной своей целости [еще] в году тысяча пятьсот восьмидесятом; а в девяносто пятом я спросил у одного священника-креола, который приехал в Испанию из Перу, видел ли он ее и сохранилась ли она. Он сказал мне, что от картины мало что сохранилось, ибо почти ничего нельзя было различить на ней, потому что время со своими дождями (aguas) и отсутствие заботы о вечном [сохранении] этой и других подобных древностей привели ее к разрушению.
Поскольку Инка Вира-коча сделался абсолютным господином всей своей империи, столь любимым и боготворимым своими [людьми], как об этом было сказано, и ему поклонялись как богу, он вначале своего царствования решил укрепить (establecer) свое королевство и привести его к успокоению, и спокойствию, и доброму правлению на благо своих вассалов.
Первое, что он сделал, он оказал милость и наградил тех, кто оказал ему помощь во время прошедшего мятежа, особенно [народы] кечва, именовавшиеся кота-пампа и кота-нера, которым, поскольку они были главными зачинщиками помощи, приказал ходить с остриженной головой и носить на голове лъауту и проделать в ушах отверстие, как [это делали] инки, хотя размер отверстий был ограничен до [того], который первый инка Манко Капак установил для своих первых вассалов.
Другим народам он дал другие привилегии [и] великие милости, чем все они были весьма довольны и удовлетворены. Он посетил их королевcтва, чтобы предоставить им милость увидеть себя, ибо из-за чудес, которые о нем рассказывали, он был желаем ими всеми. И, потратив несколько лет на посещения, он вернулся в Коско, где с согласия своих [родичей] из своего, совета он принял решение завоевать те огромные провинции, которые называются Каранка, Ульака, Льипи, Чича и завоевание которых прекратил его отец, дабы принять меры в отношении дурного характера сына, как мы говорили [об этом] в своем месте. Для этого Инка Вира-коча приказал, чтобы в Кольа-суйу и Кунти-суйу к следующему лету были бы снаряжены тридцать тысяч воинов. Он избрал генерал-капитаном одного из своих братьев по имени Павак Майта Инка, что означает летящий Майта Инка, ибо он был самым быстроногим из всех своих сверстников и этот природный дар превратился в его прозвище. Он избрал четырех инков советниками брата и мастерами боя; они вышли из Коско и по пути собрали [уже] готовых к походу людей. Они двинулись к названным провинциям; в двух из них, в Чича и Ампара, поклонялись огромному горному хребту Сьерра-Невада за его величие, и красоту, и за реки, стекающие с него, которыми они орошали свои поля. Произошло несколько стычек и сражений, хотя и непродолжительных; ибо лучше любить противников, как воинственным [людям] испытать свои силы, чем вести открытую войну с инками, чья мощь уже стала такой и еще большей от новой славы подвигов Инки Вира-кочи, что враги не находили в себе силы оказывать им сопротивление. По этим причинам те крупные провинции покорились империи инков гораздо легче и с меньшими смертями и угрозами, чем они их ожидали вначале, ибо они были известны своей воинственностью и населены множеством людей; все же на их покорение и завоевание ушло три года.
Глава XXIVНОВЫЕ ПРОВИНЦИИ, КОТОРЫЕ ПОКОРЯЕТ ИНКА, И КАНАЛ ДЛЯ ОРОШЕНИЯ ПАСТБИЩ
Инка Павак Майта и его дяди, закончив свой поход и оставив губернаторов и министров, необходимых для обучения новых вассалов, возвратились в Коско, где были приняты инкой со множеством празднеств и великими милостями и подарками, которые соответствовали столь великому завоеванию которое они осуществили; этим [завоеванием] Инка Вира-коча увеличил свою империю до возможных пределов, потому что на востоке она достигла подножья гигантской Кордильеры и снежных вершин, на западе дошла до моря, а на юге — до последней из провинций чарков -- более двухсот лиг от города [Коско]. И в этих трех направлениях уже не было что завоевывать; ибо, с одной стороны, преградой стояло море, а с другой — снега и гигантские горы Анды, и на юге преграждали путь пустыни, которые разделяют Перу и королевство Чили. Однако, несмотря на все это [и] так как царствовать означает [испытывать| ненасытность, у инки появились новые заботы в отношении направления Чинча-суйу, т. е. на север: он захотел увеличить свою империю, сколько это стало бы возможным, в том направлении, и, сообщив об этом своим [родичам] из своего совета, он приказал поднять тридцать тысяч воинов и избрал шесть инков из самых опытных, чт