Земский собор Первого ополчения
Зимой 1610/11 г. Гермоген, быть может, сам того не ожидая, оказался во главе государства. Шуйский был в плену, Тушинский вор убит, Владислав все не ехал в русскую столицу. Патриарх остался единственной властью в стране. «Теперь мы стали безгосударны – и патриарх у нас человек начальный…», – говорили члены московского посольства на переговорах с поляками.
Федор Андронов и Михаил Салтыков доносили королю из Москвы, что «патриарх призывает к себе всяких людей и говорит о том: буде королевич не крестится в крестьянскую веру и не выйдут из Московской земли все литовские люди – и королевич нам не государь!» В конце декабря 1610 г. гетман А. Гонсевский сообщает Сигизмунду из Москвы, что патриарх Гермоген распространяет воззвания против поляков. Разные русские города, вступая в переписку между собой, ссылаются на грамоты патриарха, которые «он писал во многие города».
В своей антипольской (вернее, антикатолической) позиции Гермоген находил поддержку народа, прежде всего, его самой политически активной части – поместного дворянства. С другой стороны, олигархат, был настроен полонофильски и горой стоял за королевича Владислава. Как писал Авраамий Палицын, для боярско-княжеской партии было «лучше убо государичю служити, нежели от холопей своих побитым быти, и в вечной работе у них мучитися».[157]
Л. В. Черепнин отмечал, что «Для проведения своей политики правительству [Семибоярщине – В. М.] нужна была поддержка каких-то общественных сил. Оно искало ее в земском соборе. Но когда интервенты заняли Москву, совет «всех чинов служилых и жилецких людей великого Московского государства» потерял свое реальное значение в качестве высшего сословно-представительного органа Российского государства. Сложившаяся в XVI в. политическая форма – сословно-представительная монархия находилась в кризисном состоянии. Лозунгом «вся земля» стали пользоваться различные шедшие к власти социально-политические группировки. В то же время в условиях массовых народных движений и ширившейся национальной борьбы возрастала роль местного, земского, «мирского» начала в общественной жизни. Сословные организации на местах становятся демократичнее, хотя и сохраняют феодальный облик.
Борьба за национальное и государственное возрождение шла не от тех только, кто возглавлял государство, а и от широких масс населения: по инициативе и силами посадских «миров» и местных служилых людей создавались ополчения, выступавшие за освобождение страны от интервентов. С этими ополчениями возродилась и деятельность всероссийских земских соборов, только они приобрели уже несколько иной облик. Инициатива их создания переместилась сверху вниз. Из органа, созываемого правительством, земский собор, хотя и временно, стал органом, направлявшим деятельность правительства.»[158]
Таким образом, возрождение Русского государства в момент, когда его столица была занята польско-литовскими войсками, а правительство состояло из коллаборационистов, контролируемых польской оккупационной администрацией, стало возможным именно благодаря двум краеугольным камням социально-политической конструкции, выстроенной Иваном Грозным – местному земскому самоуправлению и Всероссийскому Земскому собору как народному представительству всей страны.
Еще дореволюционные исследователи русской истории подчеркивали родство местного самоуправления и Земских соборов всея Руси: «Сходство тех и других бросается в глаза».[159] На это же сходство, особенно в терминологии, указывает Л. В. Черепнин, «И общерусский собор, и совещание местных сословных группировок обсуждают «государево дело и земское»; представители различных социальных групп высказывают свою «мысль»; в результате формируется решение «земли» в широком общегосударственном или областном понимании».[160]
Развитие народной инициативы, привычки самоуправляться путем выдвижения во власть из своей среды самых достойных и способных вкупе с русским духом и русской способностью сплачивать вокруг себя в минуты общей опасности все народы, населяющие Россию – вот та основа, на которой создавалось сначала Первое, а затем и Второе народные земские ополчения.
В отличии от самозванцев на троне (начиная от Годунова и заканчивая Шуйским), которые использовали идею собора как орудие достижения своих политических целей, земское ополчение (впрочем, как и многочисленные вожди провинциальной оппозиции центральной власти – от Болотникова до мелких самозваных «цариков», прикрывавших свои решения упоминанием различных уездных «советов земли»[161]), земские ополчения были движениями, возникшими по инициативе земских советов городов и земель, т. е. изначально не только не контролировали земство, а были под его народным контролем (что отлично проявилось при создании общерусского правительства Первого ополчения).
С конца 1608 г. в ряде городов (преимущественно поволжских и северных) началось движение за освобождение от интервентов. Возникали местные городовые советы. В Нижнем Новгороде, где впоследствии зародились Первое и Второе народные ополчения, городовой совет действовал уже в 1608 г.[162] В нем и подобных ему советах большую роль играли не только дворяне и посадские люди, но, зачастую, и представители черносошенного крестьянства (кстати, «черные сотни» – это снаряженные ими отряды, отправленные на освобождение русской столицы от иноземных оккупантов). Приказная городская администрация действовала вместе с «земскими людми, с старосты и с целовальники, и со всем хрестьянским народом».[163] Города вступали в переписку между собой, поднимая вопросы организации борьбы с иноземными захватчиками. Переписка эта велась от имени не только воевод и дьяков, назначенных центральным правительством, но и выборных местных властей. Адресатами этих писем были также, прежде всего, «миры» иных городов и уездов, которым послания зачитывались на мирских сходках.
Хотя происхождение мирских сходок, по мнению некоторых исследователей, восходит к древнерусскому вече[164] (что, в определенной степени, правильно), Л. В. Черепнин совершенно верно отметил: «… весьма вероятно, что местные собрания начала XVII в. генетически восходят еще к городовым советам и вечевым совещаниям в Древней Руси. Но нельзя их просто отождествлять, ибо они являются продуктом разных исторических условий. Толчок развитию сословных учреждений на местах дала земская реформа Грозного (выделено мной – В. М.)».[165]
К концу 1610 г. в Северо-восточной Руси определились два центра освободительного движения: Нижний Новгород и Ярославль. В них были созданы городовые советы, состоящие не только из представителей государственной администрации, но и из выборных от дворян, детей боярских, стрельцов, казаков, посадских людей. Входили в советы клирики, воинские командиры, земские старосты, целовальники и даже иноземцы, а так же представители от «всех уездных православных хрестиан».
Возможно, уже в начале марта[166] 1611 г. этими мирскими советами был образован Совет всея земли, активная фаза деятельности которого относится к весне-лету 1611 г.
В апреле 1611 г. земское ополчение Северо-востока объединилось под Москвой с дворянским войском П. П. Ляпунова, Д. Т. Трубецкого и И. М. Заруцкого. После объединения, как свидетельствуют документы, Совет всея земли начинает действовать как общерусское правительство. Большинство исследователей отмечают ключевое решение («приговор») Совета всея земли от 30 июня 1611 г., «своего рода учредительный акт, определяющий государственное устройство и политические порядки страны, которая была выбита из состояния нормальной жизни и в столице которой хозяйничали иноземцы. «Приговор» означал реставрацию сословно-представительного государства, произведенную от имени «всея земли», т. е. земского собора».[167]
В принятии этого «приговора» принимали участие самые широкие социальные слои, вне зависимости от чина и места в социальной системе. Об этом свидетельствуют подписи под «приговором».
В начале «приговора» указывается, кто принимал участие в его утверждении: «…Московского государства разных земель царевичи, и бояре, и окольничие, и чашники, и стольники, и дворяне, и стряпчие, и жильцы, и приказные люди, и князя, и мурзы, и дворяне из городов, и дети боярские всех городов, и атаманы, и казаки и всякие служилые люди, и дворовые, которые стоят за дом Пресвятыя Богородицы и за православную християнскую веру против раззорителей веры христианские – польских и литовских людей…».[168]
Документ был подписан князем Д. Т. Трубецким, П. П. Ляпуновым, И. М. Заруцким, окольничим А. В. Измайловым, князем И. Л. Голицыным, М. Вельяминовым, стольником Т. Измайловым, И. Шереметевым, представителями более двух десятков русских городов (Кашин, Дмитров, Смоленск, Ростов, Ярославль, Можайск, Калуга, Муром, Владимир, Юрьев, Нижний Новгород, Брянск, Вологда, Галич, Архангельск, Переяславль-Залесский, Кострома, Юрьев-Польский, Волхов, Звенигород и др.), «атаманами, судьями, ясаулами, сотниками, казаками». Есть одно «рукоприкладство не на русском диалекте» (в целом среди подписей – значительное количество представителей татарского и других народов России) и «сверх вышеписанного значит рукоприкладство ж многих, но только в оном окроме имян и фамилей чинов не писано»[169] – т. е., рядовых ратников. В связи с тем, что выборные на этом собор были из участников Первого ополчения, среди подписантов отсутствуют клирики и купечество.
Этот Земский собор выбрал общерусское правительство под руководством «бояр и воевод» Ляпунова, Трубецкого и Заруцкого, которым вручалась гражданская («земская»), военная и судебная власть: триумвират должен был «земским и всяким ратным делом промышляти» и «чинить между людьми расправу вправду».
Но при этом Земский собор оставлял за собой право отправить руководителей правительства в отставку, если из-за их некомпетенции или недобросовестности «всякие земские дела постановятся, или которые воеводы бояр во всяких делах слушати не учнут… всею землею вольно бояр и воевод переменити, и в то место выбрати иных, поговоря со всею землею, кто будет болию к земскому делу пригодится».[170]
Более того, правительство было подотчетно Земскому собору как высшей государственной власти во всех делах, гражданских, военных и судебных. Вопросы административного управления решаются «бояроми и всей землей» совместно. Следствие, суд и вынесение приговоров также находятся в общем ведении правительства и собора: «По сыску наказанье и смертную казнь… чинити… поговоря со всею землею…; а не объявя всей земле, смертные казни никому не делать и по городом не ссылать».[171]
Из этого видно, что практически любое мало-мальски важное решение правительства подлежит утверждению Земским собором.
Земский собор в июле 1611 г. не просто воссоздал общерусское правительство по образцу того, что действовало при последних Рюриковичах (с организацией приказов Разрядного, Поместного, Разбойного, Земского, Дворца, Большого прихода, Четвертей – «как было преж сего на Москве»), но и, как указывает В. Л. Черепнин, «…устанавливался контроль «земли»: в Поместный приказ решено «посадити дворянина… а с ним дьяков, выбрав всею землею»».[172] Как знак высшей власти, собор утвердил государственную печать «к грамотам о всяких делах».[173]
Как высшая государственная власть, собор решал вопросы наделения поместьями и жалованьем служилого дворянства и чиновничества, а так же церковного землевладения.
Железной рукой собор пытался навести порядок в охваченной Смутой стране, пресекая «воровство» (разбой и антигосударственные выступления) любыми мерами вплоть до смертной казни. Однако, с другой стороны, собор сулил тем казакам и «атаманам», которые зарекомендовали себя как сторонники Русского государства, поместья и жалованье.
В целом решения этого Земского собора однозначно свидетельствуют о том, что и он сам, и население оставшихся свободными от оккупации территорий Российского государства воспринимают его как высшую государственную власть. В период междуцарствия Земский собор стал не только институтом, утверждавшим право на престол того или иного наследника, как это было в апреле 1584 г., но и органом, принявшим на себя непосредственное управление страной; не только источником высшей власти, но и самой властью, назначая правительство и контролируя его деятельность во всех основных аспектах.
Выше уже упоминалось, что Земский собор при народном ополчении Минина и Пожарского не признавал легитимными царями Бориса Годунова и Василия Шуйского, о чем свидетельствует, в том числе, и чеканка им денег от имени последнего «правильного» царя Федора Ивановича. То, что Земский собор считал себя вправе решать вопрос о легитимности того или иного монарха подтверждается и другим фактом: собор июня 1611 г. уравнял в правах в отношении обеспечения земельными поместьями тех, кто служил Тушинскому «царику» и тех, кто служил царю Василию Шуйскому.[174] Т. е., в глазах собора, служба «самовыдвиженцу» Шуйскому мало чем отличалась от службы самозванцу Лжедмитрию II. Во всяком случае, не настолько, чтобы обделять служивших последнему земельным и иным жалованьем и рисковать потерять их поддержку в борьбе с польскими оккупантами и засевшей в Москве Семибоярщиной.
В отношении собора июня 1611 г. многие известные историки высказывают то мнение, что он не являлся «нормальным Земским собором», а был чем-то вроде «временного правительства» или даже «походной думы», т. к. представительство на нем «не было полным и нормальным» (С. Ф. Платонов, Н. И. Костомаров, В. Н. Латкин и некоторые другие). Однако здесь надо вспомнить, что само ополчение, из недр которого были выдвинуты участники этого Земского собора, было сформировано решением многочисленных местных земских собраний Северо-Восточной Руси, которые де-факто делегировали свои полномочия, через своих ополченцев, общеземскому собору под Москвой. На это указывает и С. Ф. Платонов, который пишет, что, если «ратное совещание и усвоило себе право думать за всю землю», то только потому, что соединило «в своем приговоре представителей очень многих местных всесословных советов, от которых пошли под Москву городские и волостные рати… Односословный по составу ратный совет отражал собою всесословные городские миры».[175]
Еще более подробно останавливается на этом вопросе Л. В. Черепнин, который видит в деятельности Земского собора июня 1611 г. «заметное расширение роли Земского собора в общественно-политической жизни»: «Конечно, собрание 30 июня 1611 г. происходило в походных, необычных для мирного строительства условиях, что не могло не наложить отпечатка на его характер, и прежде всего на состав: определило преобладание в нем военно-служилого элемента. Но такое обстоятельство нельзя рассматривать как отступление от «нормы», ибо в соборах XVI в. посадское население вообще еще не заняло достаточно заметного места. Гораздо важнее то, что отмечено Платоновым: за участниками собрания стояло население 25 городов, в ряде которых были местные советы, организовавшие общерусское ополчение. В этом смысле совет, созданный ополчением, был «советом всей земли», т. е. земским собором. Назвать его «походной думой» или «подвижной столицей» – значит упростить его суть. А именно в это время, когда в стране и даже в ее столице Москве завели свои порядки враги, когда Россия по существу осталась без правительства, в общественных кругах Первого ополчения была сделана попытка (нашедшая выражение в «приговоре» 30 июня) поднять значение земского собора, превратив его в постоянный верховный орган» (выделено мной – В. М.).[176]
Совет всея Земли Второго ополчения
Неудача Первого ополчения не заставила патриотов России опустить руки. В конце 1611 г. в Нижнем Новгороде началось новое движение за освобождение страны под руководством Кузьмы Минина и Дмитрия Пожарского. Вскоре там же был создан Совет всея земли, который включал не только нижегородских общественных деятелей. В «Новом летописце» отмечено, что в других городах, где слышали о создании Совета, «были рады» и посылали в Нижний своих представителей.
Совет стал и административным, и военным руководящим органом. В его полномочия входил и сбор налогов, Совет рассылал от имени Московского государства воевод и других чиновников в Поволжье, в земли, принадлежащие татарам и черемисам. Нижегородский Совет всея земли работал в сотрудничестве с земскими органами других городов. Как видно из «Летописи занятий Археографической комиссии», при назначении воеводы в город Курмыш это было сделано по согласованию с курмышским Земским советом.[177]
В конце зимы – начале весны 1612 г. нижегородский Совет приобретает такой авторитет, что уже начинает позиционировать себя правительство всех территорий, свободных от польско-литовско-шведской оккупации и требует себе подчинения от местных земских органов власти. Характерно для этого периода письмо, направленное Советом в Вологду: «…писали мы к вам наперед сего многажды и гонцов от себя послали, чтоб вам прислати к нам для договору и о добром совете людей добрых изо всех чинов, сколко человек пригоже…».[178] О том же пишет Совет в Соль Вычегодскую в апреле («… по всемирному своему совету пожаловати б…прислати… в Ярославль, изо всяких чинов людей человека по два, и с ними совет свой отписати, за своими руками»)[179] и в Путивль («…и прислати б вам к нам для общаго земскаго совета изо всяких чинов человека по два и по три и против сея грамоты совет свой к нам отписати за своими руками»).[180]
Как указывает Л. В. Черепнин, «В конце марта 1612 г. ополчение перешло в Ярославль. Там «совет» приобрел характер верховного правительственного органа».[181] В состав «совета всея земли» в Ярославле входили: стольник и воевода Д. М. Пожарский, «выборный человек» Кузьма Минин, митрополит ростовский Кирилл, несколько думных чинов, стольники, стряпчие, дворяне московские, жильцы, дьяки, городовые дворяне и дети боярские, посадские люди, казанские князья, татары и мурзы, стрельцы, пушкари, казаки, иноземцы и даже черные крестьяне (например, от Белоозера).[182]
Как видно из документов Совета, в него входили выборные от многих городов Поволжья, Северо-востока и других регионов России: Смоленска, «Казанского государства», Нижнего Новгорода, всех «Понизовых городов», Вязьмы, Дорогобужа, Зубцова, Можайска, Волоцка, Белева, Старицы, Кашина, Твери, Новоторжска, Углича, Ржева; Ярославля, Костромы, Вологды, всех «Поморских городов», городов Бежецкой пятины, Коломны и всех Рязанских городов, всех «Украинных городов».[183] Как видим, весьма представительное собрание.
В конце июля – начале августа 1612 г. Второе ополчение подошло к Москве и взяло ее в блокаду. В четырехдневном кровопролитном сражении (21–24 августа) ополченцы разгромили войско гетмана Ходкевича, который шел в Москву с подкреплением и продовольствием для осажденных.
В конце сентября 1612 г. Второе ополчение объединилось с войсками князя Д. Т. Трубецкого, в результате чего Совет всея земли пополнился, как считал П. Г. Любомиров, большим числом провинциального среднего и мелкого дворянства и казачества, но уменьшилось число представителей от посадских людей, что подтверждается подписями под документами того периода. Из тех же подписей видно, что на первое место в Совете выходит князь Трубецкой: его подпись «боярин и воевода Дмитрий Трубецкой» стоит на первом месте, а подпись «стольника и воеводы Дмитрия Пожарского» – на втором.
В это время Совет всея земли является, по-сути, Земским собором, с чем согласен ряд исследователей, например, С. Ф. Платонов.[184] Однако, Л. В. Черепнин справедливо указывает, что функции Совета всея земли «были значительно шире, чем функции прежних земских соборов, созываемых каждый раз для обсуждения какого-то определенного вопроса. «Совет всей земли» в качестве верховного правительственного органа решал все основные вопросы внутренней и внешней политики».[185]
Совет всея земли от имени Московского государства исполняет судебную власть в стране (например, суд над покушавшимися на князя Дмитрия Пожарского в Ярославле), внутриполитическое управление (указы местным органам власти, сбор денег в казну), внешнеполитические функции (посольство к шведам, переговоры с послом австрийского императора).
В ряде грамот Совета была изложена программа восстановления Российского государства, центральным пунктом ее были выборы царя, без которого земцы не представляли дальнейшего существования страны: «Как нам ныне без государя против общих врагов, полских и литовских и немецких людей и русских воров, которые новую кровь в государьстве всчинают, стояти? И как нам без государя о великих о государьственных и земьских делех со окрестными государи ссылатись? И как государьству нашему впредь стояти крепко и неподвижно?»[186]
Программа предусматривала после освобождения Москвы от оккупантов и сепаратистов, провести выборы нового царя Земским собором. Л. В. Черепнин подчеркивает, что через грамоту проходит мысль, что избрание монарха «общим советом» (т. е. на земском соборе) является залогом «крепости и неподвижности» государства, ибо через «общий совет» «милосердый бог» укажет достойного кандидата на престол. К этому тезису грамота подводит исторически, касаясь прошлых судеб русской монархии. Со смертью Федора бог «прекратил благородный корень царьского поколения» и «производи владети Великою Росиею» Борису Годунову, принадлежавшему к «синклиту царьскому». Об избрании Бориса земским собором ничего не сказано, но подчеркнута кратковременность его «державства», которое божественный промысл «скоро прекрати». Очевидно, это не был избранник божий, провозглашенный «общим советом». Лжедмитрий I самовольно «наскочил на царьский престол». Василий Шуйский – законный царь, «и крест ему государю все целовали», но и он не был выдвинут «общим советом», напротив, в его правление произошло «злопагубное разделение в православных крестьянех». Далее пошли лжецари-самозванцы. Русская земля испытывает «конечное разорение» от польских захватчиков. Настала пора освободить ее и «выбрати государя всею землею».[187]
22 октября ополченцы взяли штурмом Китай-город. В руках поляков остался только Кремль. Вместе с оккупантами там засели и русские изменники-бояре со своими семьями. Были среди них и 16-летний Михаил Романов с матерью, инокиней Марфой Романовой и дядей, боярином Иваном Никитичем Романовым – вся близкая родня митрополита Филарета. Романовы привели поляков в Кремль, теперь же они были вынуждены разделить с захватчиками все тяготы осады.
Осажденные, желая избавиться от лишних ртов, выпустили за ворота женщин и детей, но это не помогло им долго продержаться: жестокий голод и недостаток боеприпасов заставил их сдаться.
25-26 октября началась сдача московского гарнизона.
Первыми вышли из Кремля духовные лица: митрополит Пафнутий, архиепископ Арсений и кремлевское духовенство. Затем появились бояре, и в их числе Михаил и Иван Романовы и князья Ф. И. Мстиславский, И. М. Воротынский. Б. М. Лыков, Ф. И. Шереметев. Почти все – родственники Романовых. У Федора Мстиславского перевязана голова, это был след ранения, которое нанес ему польский солдат, пытавшийся съесть его в собственном кремлевском дворце.
«Жаль было смотреть на них, – пишет Н. И. Костомаров. – Они стали толпою на мосту, не решаясь двигаться далее. Козаки подняли страшный шум и крик. «Это изменники! Предатели! – кричали козаки. Их надобно всех перебить, а животы их поделить на войско!»
И только через сутки сдались поляки (это время они потратили на то, чтобы укрыть в тайниках царские сокровища, награбленные ими в Кремле). Те из сдавшихся, кто попал в руки к Трубецкому, были истреблены полностью, сдавшимся Пожарскому повезло больше – они частично уцелели, но далеко не все.
По освобождении Москвы возник вопрос об избрании царя. Ряд авторов считают, что Земский собор, действовавший до прихода ополчения в столицу, был «распущен», и приступили к выборам нового. Но – пишет Л. В. Черепнин, – данных об официальном роспуске Совета всея земли, пришедшего из Ярославля, в источниках нет. Напротив, создается впечатление, что он продолжал свою деятельность и в Москве, и от него же исходила инициатива созыва нового (избирательного) собора. Идут переговоры с представителями земель, находящимися в Москве, рассылаются грамоты по городам.
«Пока избирательный собор не сформировался, прежний «совет всей земли» продолжал существовать. Так, 21 ноября 1612 г. «по приговору» Трубецкого и Пожарского и «по совету всей земли» были высланы к Соли Галицкой с приставом пленные «польские люди, которые сидели в Москве». В декабре 1612 г. «по приговору» тех же лиц и «по совету всей земли» была направлена грамота галицким воеводам и дьяку с предписанием оказывать содействие сборщикам денежных четвертных доходов, посланным из Москвы. Сохранилось недатированное известие о том, что (где-то на рубеже 1612 и 1613 гг.) Трубецкой и Пожарский «по приговору Кирила митрополита ростовского и ярославского и всего освященнаго собору и по совету всеа земли» посылали отписывать для «государевых обиходов… дворцовых сел пашенных и посопных и оброчных…». Подобные сведения не столь обильны, но они свидетельствуют, что земский собор при ополчении не потерял значения действующего органа и в Москве, хотя характер его взаимоотношений с воеводами Трубецким и Пожарским не поддается уточнению. Да, очевидно, четкого юридического определения эти взаимоотношения и не получили. Но, во всяком случае, и в данное время понятие «всея земля» – это не просто символ государственного единства, которое надо сохранить, а реальный сословно-представительный институт, с которым преемственно связан и собор, предназначенный для избрания царя».[188]
В Смутное время Московского государства трудно переоценить роль органов земского самоуправления и Земских соборов, которые остались единственным легитимным представителем русской национальной государственности на территории страны. Именно благодаря их усилиям и под их руководством русский и другие народы России смогли освободить страну, победить внешних и внутренних врагов и восстановить Русское государство. В этой борьбе Земский собор был вынужден в условиях безвластия взять на себя функции общенационального правительства и с честью справился с этой задачей, сохранив страну и передав ее в руки новой династии. Но благодарить за преодоление Смуты мы должны прежде всего двух величайших в истории России государственных деятелей, царя Ивана Грозного и святого митрополита Макария, чьи совместные усилия привели к созданию столь крепкого общественного здания, что оно выдержало 20-летний период гражданской войны внутри страны и военной агрессии извне двух сильнейших держав того времени – Речи Посполитой и Швеции.