[314] Несмотря на свое высокое мнение о Портере, Фокс решил придерживаться первоначального плана, и таким образом возник вопрос о том, кого назначить командовать экспедицией. Уэллс и Фокс остановили свой выбор на Фаррагуте, обосновав это решение тем, что Портер был лично с ним знаком еще со времен юности. Фаррагута вызвали в Вашингтон, где он узнал от Фокса цель экспедиции, количество кораблей, которыми ему предстояло командовать, и план наступления. Он с энтузиазмом погрузился в новую задачу, не сомневаясь, что флот в состоянии овладеть фортами, но слабо верил в эффективность минометного обстрела приданной флотилией, поскольку это означало неизбежную задержку наступления. Однако, судя по всему, такое решение было принято, и он решил попробовать использовать эту возможность. «Я надеюсь, – сказал он, – что либо верну Новый Орлеан правительству, либо не вернусь сам».[315] В письме Уэллса с инструкциями не было тех подробностей, которые содержали устные указания Фокса Фаррагуту; в нем просто констатировалось, что он должен «ослабить оборонительные силы, которые прикрывают подход к Новому Орлеану», после чего должен «появиться перед этим городом».[316]
Находясь на Шип-Айленде, базовой точке операции, расположенной примерно в ста милях от устья Миссисипи, Фаррагут написал Уэллсу, что взятие Донелсона и сдача Нашвилла вызвали страх и деморализацию среди жителей Нового Орлеана. «У нас не может быть лучшего момента, – написал он, – для нанесения удара, и вы можете рассчитывать, что это будет сделано, как только прибудут суда с мортирами».[317]
В середине апреля Фаррагут с шестью кораблями и двенадцатью канонерками и Портер с мортирной флотилией, состоящей из девятнадцати шхун, а также шести вооруженных пароходов для охраны и буксировки появились перед фортами Джексон и Сент-Филип. 18 апреля начался мортирный обстрел форта Джексон,[318] который продолжался два дня и нанес значительный ущерб, хотя и недостаточный, чтобы конфедераты задумались о сдаче. В десять утра 20 апреля, в разгар мортирного обстрела, Фаррагут подал сигнал со своего флагманского корабля «Хартфорд», что созывает совещание с командирами своего флота. Прибыли все, кто не принимал участие в активных действиях.[319] Портер, командующий мортирной флотилией, приданной Фаррагуту, не смог присутствовать, но прислал сообщение, в котором не советовал проходить мимо фортов; «прежде мы должны захватить форты, – написал он, – после чего сможем легко взять Новый Орлеан»; а если пройдем мимо, «мы оставим противника у себя за спиной».[320] Часть командиров согласилась с Портером. Как Фаррагут и обещал Фоксу, он дал возможность мортирной флотилии бомбардировать форты, но когда 48 часов обстрела не помогли ослабить силу их сопротивления, он вернулся к первоначальному плану, который в итоге совещания превратил в общий приказ. «Командующий эскадрой, – написал он, – выслушав все суждения, высказанные различными командирами, пришел к мнению, что то, что должно быть сделано, должно быть сделано быстро», а «форты следует обойти».[321] Со всей возможной скоростью он приступил к реализации своего плана. Вечером после совещания он направил суда для устранения препятствия, перекрывающего путь напротив форта Джексон – это была «цепь, протянутая через реку, установленная на шести понтонах, надежно закрепленных на якорях».[322] Выполнено было не все, что он запланировал, но этого оказалось достаточно, чтобы корабли прошли вверх по реке.
Фаррагуту потребовались все его мужество и решимость. Его верный друг Портер, человек выдающихся морских способностей, не поверил в его план. Указания военно-морского министра были расплывчатыми. Если он потерпит неудачу, его сочтут капитаном-авантюристом, который пренебрег классическими принципами морской стратегии, решившись идти против течения со скоростью 3,5 мили в час мимо сильно укрепленных сооружений в виду плотов-брандеров и канонерок противника. В течение следующих тревожных дней и ночей Фаррагут, стараясь принять все мыслимые предосторожности и воспользоваться всеми благоприятными возможностями, упорно приближался к своей цели. К 23 апреля все подготовительные мероприятия были завершены. «Во второй половине дня, – написал он, – я посетил все корабли, дабы удостовериться, что все командиры осознали мои приказы о наступлении, и увидеть своими глазами, что все в полной готовности. Я присматривался к их действиям ранее. Похоже, каждый хорошо понимает свои задачи и готовится к схватке с твердостью, но и с тревогой… Примерно в 2 часа 5 минут пополуночи 24 апреля был дан сигнал начать движение».[323] «Сразу же послышался лязг цепей; это матросы поднимали якоря».[324] На приведение в движение всех кораблей ушло полтора часа. В течение нескольких дней подготовки Портер продолжал обстрел фортов своей мортирной флотилией, и теперь способствовал наступлению, обрушив «ужасающий огонь снарядов» на форт Джексон – первый на пути эскадры. По мере продвижения флота корабли открывали огонь по фортам, которые отвечали энергичным огнем. «Прохождение фортов Джексон и Сент-Филип, – записал Фаррагут на следующий день, – стало одним из самых кошмарных зрелищ и событий, которые мне доводилось видеть и которых я мог ожидать. Дым был настолько густым, что лишь время от времени можно было увидеть вспышки выстрелов и огонь на плотах». Плоты-брандеры представляли собой огромные баржи-плоскодонки, на которые были навалены пропитанные смолой стволы деревьев длиной до шести метров; пламя от них поднималось на высоту до тридцати метров.[325] В стремлении избежать одного из таких плотов флагманский корабль Фаррагута «Хартфорд» уткнулся в берег, но буксир смог оттолкнуть плот-брандер, хотя «в какой-то момент весь левый борт “Хартфорда” оказался охвачен огнем вплоть до середины главной и бизань-мачты».[326] Посчитав, что все пропало, Фаррагут воскликнул: «Господи, неужели все этим кончится?!»[327] Но пожарная команда направила струи воды на пламя и сбила его; в это же время «Хартфорд» получил ход и избавился от плота. В этот момент он оказался напротив форта Сент-Филип. Яростная перестрелка продолжалась; в это время, если не раньше, в сражение вступили канонерки и таранные суда конфедератов, но большинство из них были уничтожены. «Наконец стрельба стала стихать, дым рассеялся, и мы, к собственному удивлению, увидели, что оказались выше фортов». «У нас был трудный день, – сказал он Портеру, – но, слава Богу, число убитых и раненых оказалось относительно невелико».[328]
Тринадцать кораблей его небольшого флота собрались выше фортов; четыре было потеряно, но затонул только один. Оставив две канонерки для поддержки десанта, который тоже принимал участие в экспедиции, он двинулся вверх по реке к Новому Орлеану. По пути им встречались дрейфующие вниз по течению суда, груженные горящим хлопком, и другие признаки уничтожения имущества – все свидетельствовало о панике, охватившей город. Утром 25 апреля он достиг батарей у плантации Шалметт, в трех милях от города, и после яростного получасового артобстрела подавил их. Его донесение было озаглавлено: «На якоре у Нового Орлеана»; город был в его власти. «Пристань, – написал он, – представляет собой зрелище сплошного разорения: суда, пароходы, хлопок, уголь и прочее – все в едином пожарище».[329] Как он и предполагал, проход мимо фортов привел к тому, что вооруженные силы конфедератов эвакуировались, практически сдав город, а позже, поскольку линии коммуникаций противника оказались перерезаны, сдались и осажденные форты. 29 апреля Фаррагут отправил донесение министру военно-морского флота: «Наш флаг реет над фортами Джексон и Сент-Филип и над зданием таможни Нового Орлеана».[330] Проход фортов и овладение рекой Миссисипи дали возможность генералу Батлеру и его войскам прибыть в Новый Орлеан на пароходе. Первого мая Фаррагут официально передал ему город.
После любого серьезного достижения ничто не ценится больше, чем одобрение экспертов; Фаррагут его получил. Фокс сообщил: «Изучив местные условия и силы обороны при зарождении этого наступления, я могу сполна оценить величие достижения, которое обессмертило ваше имя».[331] Капитан Альфред Мэхэн: «Взятие Нового Орлеана и его укреплений – целиком заслуга флота Соединенных Штатов… Это триумф, достигнутый вопреки невероятным трудностям благодаря умело направляемым и храбро сражавшимся подвижным силам».[332]
Это был «завершающий удар неблагоприятной фортуны», как позже написал военный министр Конфедеративных Штатов.[333] На Севере оценки были скромнее; победу сочли не столь великой, как взятие форта Донелсон. Но при всем этом у двух побед есть одна важная общая черта: каждая была достигнута благодаря великому командующему, обладающему оригинальными мышлением и мужеством и энергией для осуществления своих планов.[334] Победа флота не менее впечатляет, чем победа армии, к тому же добыта с гораздо меньшими потерями. Прохладное отношение Севера можно объяснить кажущейся легкостью, с которой была выполнена очень сложная задача.