.
Вслед за дивизионными съездами был назначен общекорпусной съезд гренадеров. Прямо с дивизионного съезда ночью, пешком, большевики — делегаты 2-й дивизии — направились в штаб корпуса, находившийся верстах в восьми от дивизии.
Утром 29 октября делегаты занялись подготовкой съезда. Они овладели небольшой корпусной типографией, в которой печатались «Известия исполнительного комитета гренадерского корпуса». Один из делегатов, бывший наборщик, встал за наборную кассу. Печатание соглашательских «Известий» тотчас же было прекращено, вместо них стали набираться большевистские листовки.
Открытие съезда назначили на 30 октября. Ожидали ещё некоторых запоздавших представителей. Разбившись на группы, делегаты оживлённо обсуждали вопросы предстоящего съезда. Было около 3 часов дня. Вдруг, перебивая гул спорящих голосов, раздался тревожный звук телефона. Звонили из штаба 2-й гренадерской дивизии. Взволнованный голос сообщил, что на участке дивизии неожиданно началось наступление немцев. Пользуясь попутным, ветром, немцы пустили газы. В течение часа было выпущено три волны. Однако ветер скоро изменил направление, и газы отнесло в сторону. В 4 часа дня началась сильная артиллерийская перестрелка. По приблизительным подсчётам в ней участвовало до 150 орудий с каждой стороны. Снаряды непрерывно прорезали воздух. Орудия грохотали в непосредственном соседстве с помещением, где собирались делегаты съезда. Немецкие снаряды, разрываясь, выбрасывали облака удушливых газов. В пятом часу вечера из штаба корпуса сообщили, что под прикрытием артиллерии немцы пошли в атаку. Немецкая пехота ворвалась в окопы на участке 7-го гренадерского Таврического полка.
Настроение стало тревожным. У многих возникло подозрение: не провокация ли это? Не сговорились ли с немцами генералы и Временное правительство о сдаче фронта, чтобы подавить революцию?
Большевики, собрав фракционное заседание, постановили: провести съезд во что бы то ни стало.
Съезд открылся в 5 часов вечера в обширной землянке — штабном клубе. Были приняты все меры предосторожности: на столах лежали груды противогазовых масок, в землянку доставили воду. У входа наложили кучу соломы для костров. Орудийная пальба не прекращалась, над полями стоял непрерывный гул, толстый бревенчатый настил землянки сотрясался от ударов. Но заседание проходило организованно.
Съезд открыл председатель корпусного комитета. Он тут же сложил свои полномочия и скрылся. Но меньшевики и эсеры не хотели сдавать свои позиции. Ссылаясь на «тяжёлое положение фронта» и запугивая делегатов немецким наступлением, они предложили создать Объединённый корпусный комитет «на паритетных началах». Съезд решительно отверг это предложение. В принятой резолюции он горячо приветствовал совершившийся в Петрограде переворот и заявил о своей готовности в любой момент выступить на защиту советской власти. Со специально выделенным делегатом съезд послал горячий привет вождю пролетарской революции Ленину.
Вновь избранный большевистский корпусный комитет немедленно взял власть в корпусе в свои руки. Он подчинил себе командование, овладел радиостанцией и организовал контроль над штабом.
Вскоре после того как разошлись делегаты, утихла и артиллерийская канонада. Немцы, очевидно, рассчитывали на то, что переворот в Петрограде расшатает, ослабит фронт, и хотели этим воспользоваться. Однако их нападение встретило решительный отпор. Бой носил ожесточённый характер, закончился он только ночью. Гренадеры упорно защищались. Они потеряли до 1 500 человек убитыми и ранеными, но все немецкие атаки были отбиты. Особый порядок, боеспособность и упорство проявили полки, раньше других совершившие у себя большевистский переворот.
Даже генеральская секретная сводка вынуждена была отметить: «30 октября обнаружилось, что боевая устойчивость частей всё же даёт им возможность упорно оборонять позиции и предпринимать короткие местные удары. Бой 30 октября вызвал даже известное воодушевление и подъём духа у большинства солдат»[596].
Сколько бумаги было испорчено для доказательства, что большевики разложили армию, что большевики виноваты в повальном бегстве солдат с фронта! На большевиков клеветали кадеты. Ушаты похабной браки выливали эсеры. Неистовствовали меньшевики.
Ещё раз повторилось то, что имело место под Ригой в августе 1917 года. Тогда солдатские большевистские газеты, издававшиеся в Риге — «Окопная правда», «Окопный набат», — были предметом подлой травли, которую обрушивали кадеты, меньшевики и эсеры в течение ряда месяцев. Большевиков обвиняли в том, что они работают на немецкие деньги, проповедуют дезертирство, измену и пр., а когда дело дошло до зашиты Риги от немцев, то именно полки, воспитанные на «Окопной правде» и «Окопном набате», — большевистские полки дрались мужественнее всех. Этого никак нельзя было скрыть.
Все газеты (за исключением эсеровского «Дела народа») напечатали сообщение — доклад управляющего военным министерством Савинкова, одного из руководителей эсеров, ярого врага большевиков — о доблести и мужестве большевистских полков, оборонявших Ригу.
«Были полки (под Ригой. — Ред.)… большевистские, которые сражались с исключительным мужеством и потеряли до трёх четвертей своего состава, в то время, когда другие такие же полки не выдерживали ни малейшего натиска противника»[597].
Наступая на Ригу, немцы бросили свои лучшие части. Части Северного фронта вынуждены были принять на себя тяжёлый удар. В огне гибли целые дивизии. Небезызвестный Войтинский, помощник комиссара Северного фронта, вынужден был заявить в печати, что солдаты дерутся стойко, неся огромные потери, они задерживают продвижение противника[598]. Особенно героически сражались под Ригой латышские стрелки. Несмотря на полное изнеможение, они снова и снова бросались в бой.
Не только Войтинский, но и другие комиссары Временного правительства на фронтах вынуждены были выступить с публичными опровержениями буржуазных клеветников.
Помощник комиссара одной из армий Румынского фронта Лунчинский опубликовал сообщение о том, что газеты неправильно освещали отход наших частей в районе Новоселицы, представленный газетами как сознательное открытие фронта.
Лунчинский, как и Войтинский, вынужден был признать, что наступление противника, предпринятое после сильной артиллерийской подготовки, несоизмеримо более крупными силами, было задержано. Полки и роты, несмотря на то, что противник стрелял химическими снарядами, смело бросались в контратаки, проявляя высокую доблесть и геройство[599]. И это были полки, среди которых было сильно влияние большевиков.
Так было в те августовские дни, задолго до Октябрьской революции, и на других фронтах.
Но вот в октябре из армии прогнали защитников буржуазии. У власти стали большевики. Солдаты получили ясное, чёткое представление о целях борьбы. И солдаты, вчера отказывавшиеся идти в наступление за интересы буржуазии, сегодня умирали за власть Советов. Переход власти в руки народа поднял боевое настроение, воодушевил солдат на борьбу за приобретённую советскую родину.
СОЛДАТЫ 7-го ГРЕНАДЕРСКОГО ТАВРИЧЕСКОГО ПОЛКА ИДУТ В КОНТРАТАКУ ПРОТИВ НЕМЦЕВ 30 ОКТЯБРЯ 1917 ГОДА.
Рисунок А. Н. Малиновского и В. Биюскина.
Победу Великой Октябрьской социалистической революции народные массы, армия и флот правильно восприняли — как гарантию от полного разгрома страны германским империализмом. Откровенное предательство буржуазии и помещиков, совершавших один предательский акт за другим, отдавших Ригу, Эзель и Даго, явно собиравшихся отдать немцам Петроград, лишь бы расправиться с революцией, открыло всем глаза. Народные массы смотрели на большевиков как на единственную силу, способную организовать защиту родины и кончить войну. Ленинское положение: «Мы оборонцы с 25 октября», выражало чаяния всего народа, собиравшегося всеми силами защищать полученные в результате пролетарской революции землю и свободу. Бесчисленное количество опубликованных и неопубликованных резолюций воинских частей всех фронтов, армий, корпусов, дивизий и т. д. подтверждает, что армия и флот, предаваемые корниловскими генералами, были готовы защищать свою свободную страну. Не было случая, чтобы и до победы Октябрьской социалистической революции и в особенности после её победы какая-либо воинская часть не выполнила своего долга. Больше того, армия старалась уберечь и командный состав, способный ещё искренно встать на защиту страны. И советское правительство шло полностью навстречу этим стремлениям.
Одним из первых мероприятий советской власти явилось создание более крепкого военного аппарата. Для этой цели было решено использовать военных специалистов, не исключая и самых высоких, но лишь в том случае, если бывшие офицеры действительно честно встанут на защиту родины.
Так, через два дня после ареста Временного правительства были освобождены из Петропавловской крепости бывшие военный и морской министры последнего состава Временного правительства — генерал Маниковский и адмирал Вердеревский. Обоим была предложена работа по обороне страны. Генерал Маниковский согласился взять на себя работу по военному ведомству. Впоследствии генерал Маниковский работал в Красной армии.
30 октября Военно-революционный комитет Петроградского Совета предписал всем чинам штаба Петроградского военного округа, Военного и Морского министерств немедленно явиться к месту своей работы[600].
10-й Особый полк петроградского гарнизона, приветствуя 27 октября победу революции и власть Советов, заявил:
«Только такая власть, в среде которой не было бы внутренних разногласий и которой верило бы население (демократия), способна вывести страну из хозяйственной разрухи и разгрома германского империализма»