«Слухи о текущих событиях, только что дошедшие до солдатских масс, грозят серьёзными осложнениями: массы развращены агитацией большевиков и могут оказаться весьма восприимчивыми ко всякого рода агитации. Корпусный и дивизионный комитеты настроены против Временного правительства, Керенского и буржуазии»[609].
Одной из первых перешла на сторону пролетарской революции 6-я дивизия XV корпуса. 29 октября на общем собрании войсковых комитетов 6-й дивизии была принята резолюция, приветствовавшая переход власти в руки Советов.
За эту резолюцию единогласно голосовали 22, 23 и 24-й полки дивизии, инженерная рота и артиллерия.
Ещё более бурно развивались октябрьские события в XXXV корпусе III армии. С первых же дней Октябрьской социалистической революции в корпусе образовался большевистский военно-революционный комитет. Он сразу порвал всякую связь с соглашательским корпусным комитетом и взял под контроль штаб корпуса… Над командирами установили контроль. Начальник 55-й пехотной дивизии работал в присутствии приставленных к нему солдат. Телеграммы Керенского задерживались или сопровождались примечаниями, опровергающими их содержание.
Командующий армией генерал Д. П. Парский пытался двинуть против восставшего корпуса карательную экспедицию. Для этого намечались три полка и две бригады 2-й Туркестанской казачьей дивизии. Казаки стояли в тылу III армии. Дивизия считалась более или менее надёжной. С её помощью командование надеялось навести «порядок», но привести в исполнение свою угрозу оно оказалось не в силах.
2 ноября в Полоцке, где находился штаб III армии, открылся II армейский съезд. Он был созван соглашательским армейским комитетом с целью нащупать опору в армии. Но и на этом съезде в большинстве оказались большевики. В президиум были избраны 4 большевика, 3 эсера, 2 меньшевика и 1 эсер-максималист.
Еще до открытия съезда. 1 ноября, была избрана согласительная комиссия для выработки общей декларации. В неё вошли по четыре представителя от каждой фракции — большевиков, меньшевиков, эсеров и эсеров-максималистов. Комиссия работала почти всю ночь с 1 на 2 ноября и весь следующий день. В конце концов эсеры-максималисты ушли из комиссии, заявив, что они выступят на съезде с самостоятельной резолюцией. Остальные фракции достигли соглашения на основе признания декретов о мире, о земле и других постановлений II съезда Советов, а также законодательных актов Совета народных комиссаров. Но наряду с этим выработанная согласительной комиссией резолюция говорила о создании «объединённой социалистической власти на почве соглашения между обоими лагерями демократии».
Затем выступившие на съезде докладчики с мест огласили свои наказы. Ни один из них не говорил о защите Временного правительства. Армия была на стороне большевиков. Понятной была та «уступчивость», которую проявили соглашатели в переговорах с большевиками. Не имея никакой опоры в армии, они вынуждены были лавировать, ища «соглашения между обоими лагерями демократии». Однако большевики III армии, вступив на путь такого «соглашения», не обольщались объединительными тенденциями. Докладчик от фракции большевиков говорил: «Наша программа — власть Советам. Мы готовы идти на уступки перед правым крылом демократии, но ни шагу не отступим в деле дальнейшего углубления и расширения революции»[610].
Всё же за выработанную согласительной комиссией резолюцию голосовали все фракции съезда за исключением небольшой группы эсеров-максималистов. Затем съезд вынес постановление о переходе всей власти в армии в руки армейского комитета.
В новом армейском комитете большевики получили 30 мест, эсеры — 22, меньшевики — 4, максималисты — 4 и беспартийные социалисты — 6. Председателем комитета был избран большевик, товарищами председателя — эсер (председатель старого армейского комитета), меньшевик и большевик. Кроме того в президиум комитета были введены 4 секретаря: большевик, эсер, меньшевик и эсер-максималист. По постановлению съезда при армейском комитете был создан военно-революционный комитет, в состав которого вошли представители всех фракций пропорционально их численности на съезде.
Военно-революционный комитет известил командующего армией, что ни одно его распоряжение не будет исполнено без санкции комитета. У командующего не оказалось возможности противиться этому контролю.
Но достигнутое на съезде межпартийное соглашение скоро рухнуло. Когда на одном из первых же заседаний армейского комитета был поставлен вопрос о посылке революционных подкреплений в Минск, меньшевики и эсеры выступили с яростными возражениями. При голосовании за посылку подкреплений было подано 33 голоса, против — 24. Меньшевики и эсеры заявили протест, ссылаясь на то, что решение о посылке войск «противоречит постановлению армейского съезда» и вызывает ту самую гражданскую войну, для избежания которой они «приложили все усилия». Вскоре соглашатели и совсем ушли из военно-революционного комитета, проводившего твёрдую революционную линию.
Большевизация армии шла быстрыми шагами. 18 ноября за отказ приступить к мирным переговорам с немцами военно-революционный комитет отстранил от должности командующего армией генерала Парского. Вместе с ним были устранены начальник штаба Лебедев и начальник полоцкого гарнизона Нечаев. Командующим армией был назначен председатель армейского комитета большевик, подпоручик Анучин, начальником гарнизона — солдат-автомобилист Чудков. В отделы штаба были введены комиссары военно-революционного комитета. Так завершился Октябрьский переворот в III армии.
В центре Западного фронта — в Минске, где находился штаб фронта, известия о событиях в Петрограде были получены в тот же день — 25 октября. Президиум Минского Совета, состоявший из одних большевиков, немедленно выпустил приказ № 1, которым объявил о переходе к нему всей власти в городе.
К 2 часам дня приказ был расклеен по городу. Одновременно были освобождены из тюрем и гауптвахт арестованные большевики. Они начали собираться на Петроградской улице, у здания Совета. Ещё в тюрьме они организовались в боевую единицу, им нехватало только оружия. Вскоре из артиллерийских складов привезли пулемёты, винтовки и необходимую амуницию. Из освобождённых большевиков составили 1-й революционный имени Минского Совета полк. Им были заняты все караулы в городе. На почту, телеграф и в другие учреждения Совет послал комиссаров.
Никто не решался оспаривать власть Минского Совета. Фронтовой комитет, городская дума и другие учреждения бездействовали. Даже штаб фронта, внушавший наибольшие опасения, спокойно принял комиссаров, назначенных Советом.
Минский Совет, ставя своей задачей не нарушать оперативную работу штаба фронта, издал 26 октября постановление, в котором он заявлял:
«Исполнительный комитет доводит до сведения всех частей фронта и местного гарнизона, что все боевые приказы оперативного характера, исходящие от главнокомандующего Западного фронта генерала Балуева, должны беспрекословно исполняться. Политическая сторона деятельности штаба Западного фронта фактически находится в руках Минского Совета рабочих и солдатских депутатов»[611].
В тот же день вечером в Минске был образован большевистский военно-революционный комитет Западной области. Председателем комитета был избран А. Мясников.
Поход Керенского на Петроград явился сигналом для выступления минских агентов контрреволюции. Центром её стал фронтовой комитет Западного фронта. 27 октября под руководством комиссара фронта и члена фронтового комитета меньшевика Колотухина в Минске был создан «комитет спасения родины и революции Западного фронта».
Вскоре после создания «комитета спасения» в городе показались его вооружённые патрули. Они потребовали от караулов военно-революционного комитета сдачи постов. Эсеры отпечатали свои воззвания и расклеивали их по городу. В 3 часа дня на улицах Минска появились казаки. Дворы и площади были заняты кавалерийскими частями. На площади Свободы расположились артиллерия и пулемёты. Кровавое столкновение казалось неизбежным.
Вооружённые силы контрреволюции исчислялись предположительно в 20 тысяч человек. В распоряжении «комитета спасения» находились Кавказская кавалерийская дивизия, стоявшая неподалеку от Минска, корпус польских легионеров и другие части. Большевики могли им противопоставить 1-й революционный полк имени Минского Совета, насчитывавший около 2 тысяч человек, да небольшой отряд Красной гвардии преимущественно из железнодорожных рабочих. Из частей местного гарнизона целиком на стороне большевиков были лишь команды зенитных башней. Получить же помощь с позиций,стоявших от города за 100 километров, Минский Совет не успел.
Выступление Мясникова при вооружении 1-го революционного имени Минского Совета полка.
Рисунок С. И. Волуцкого.
Дальнейшие события показали, что силы «комитета спасения» были значительно меньше, но несомненный перевес был всё же на его стороне. «Комитет спасения» предъявил военно-революционному комитету ультиматум с требованием полного подчинения.
Немедленно было созвано совещание областного большевистского центра. Выбирать приходилось из двух возможностей: отклонить ультиматум и, опираясь на наличные силы, вступить в неравный бой пли завязать переговоры с «комитетом спасения», чтобы выиграть время и подтянуть революционные части с фронта.
Минские большевики решили использовать вторую возможность. В результате переговоров соглашение с «комитетом спасения» было достигнуто на следующих условиях:
1) «Комитет спасения» отказывается от посылки вооружённых частей на Петроград и Москву и не пропускает таковых через Минск.
2) «Комитет спасения» признаёт амнистию политических арестованных, произведённую Минским Советом, но находит необходимым их разоружить.
3) Минский Совет посылает в «комитет спасения революции» двух представителей Минского Совета.