К саботажу присоединились не только высшие привилегированные слои чиновников, но и почтово-телеграфные служащие, мелкие канцелярские работники, телефонистки и учителя. Все эти люди, экономически не заинтересованные в сохранении буржуазного строя, твёрдо верили в его незыблемость.
Эсеро-меньшевики сумели вселить в чиновников крепкую уверенность в недолговечности советской власти.
Чиновники так были уверены, что советская власть продержится не более двух-трёх дней, что, уходя из министерства, оставляли в столах сахар в коробочках. Большевики-де не успеют выпить чаю, как вернётся Керенский. Эсеро-меньшевики считали, что именно здесь, в вопросе о государственном аппарате, рабочие сломят голову:
«Керенского можно арестовать, — писали чиновники в своём журнале, — юнкеров расстрелять из пушек, но самая хорошая пушка не может заменить плохой пишущей машинки, и самый храбрый матрос — скромного писца из какого-нибудь департамента»[696].
«Большевики продержатся только три дня».
Карикатура Кукрыниксы.
К чиновникам министерств присоединились профсоюзы, руководимые кадето-меньшевиками. В первый же день создания Совета народных комиссаров Центральный комитет почтово-телеграфного союза, угрожая забастовкой, потребовал удаления комиссаров Военно-революционного комитета из почтово-телеграфного союза. Правление Всероссийского союза служащих кредитных учреждений не разрешило Менжинскому (народному комиссару финансов) принять участие в заседании правления союза.
Правление заявило, что для него авторитетны лишь указания «комитета спасения родины и революции».
На телефонной станции в Петрограде. Революционные работницы и рабочие заменяют саботирующих телефонисток.
26 октября меньшевики поспешили подвести первые итоги саботажа.
«Сутки всего прошли со дня «победы большевиков», — писали они в своей газете, — и исторический рок уже начинает жестоко мстить им… Они… попросту не могут взять государственную власть, она ускользает из их рук… они изолированы от всех, потому что весь служебный и технический аппарат государства отказывается им служить…»[697].
Видную роль в организации саботажа сыграл так называемый «союз союзов» — объединение служащих государственных учреждений Петрограда. Первые шаги по созданию «союза союзов» были предприняты в июле 1917 года, но организация окончательно оформилась накануне Октября. Инициатором объединения служащих различных ведомств и министерств были крупные кадетствующие чиновники — А. М. Кондратьев, Н. И. Харьковцев, М. И. Лаппо-Старженецкий и др. Это была организация привилегированной верхушки петроградских чиновников. В первые же дни после пролетарской революции «союз союзов» связывается с контрреволюционным «комитетом спасения», подпольным Временным правительством и стачечными комитетами отдельных министерств. «Союз союзов» берёт на себя руководство саботажем в министерствах.
Другой крупной саботажнической организацией, связанной с «союзом союзов», был так называемый «совет депутатов трудовой интеллигенции». Этот совет из представителей буржуазной интеллигенции корниловской ориентации был создан в мае 1917 года. На Государственное совещание в Москве «совет трудовой интеллигенции» послал 29 своих представителей. Так же как и «союз союзов», эта организация руководилась кадетами, да и по своему составу была по преимуществу кадетской.
Наряду с такими организациями, как союзы врачей, инженеров, работников сельского хозяйства, «совет депутатов трудовой интеллигенции» поддерживал связь с такими «интеллигентными» объединениями, как союз казачьих войск, выступивший против советской власти исполнительный комитет совета офицерских депутатов и общество фабрикантов и заводчиков.[698] «Трудовые интеллигенты» ежедневно выпускали бюллетени, в которых повторяли обильную клевету со страниц «Речи», «Воли народа», «Дела народа», «Петроградской газеты» и других контрреволюционных листков. Эти бюллетени распространялись среди бастующих чиновников.
«Опасность надвигается не только политическая, но и материальная, — клеветнически писали руководители этого «интеллигентного совета» в своём бюллетене. — Уплата жалования интеллигентным труженикам часто зависит от каприза вахтера»[699].
А между тем «вахтеры» мужественно выступали против саботажников. Сторож Волжско-камского банка в Петрограде Герасим Огур отказался подчиниться решению саботажников и вышел на работу. Для того чтобы помочь красногвардейцам овладеть аппаратом банка, Герасим Огур привёл в банк свою дочь, учительницу Марию Огур. Герасиму Огуру и его дочери был объявлен бойкот. Их внесли в списки «штрейкбрехеров» и вывесили списки на дверях банка. Но они продолжали работать.
Почти во всех министерствах низшие служащие охотно изъявили согласие помочь рабочим и красногвардейцам в строительстве нового аппарата. Сплошь и рядом оказывалось, что курьеры, по десятку лет работающие в учреждениях, могут быть использованы на ответственной работе. В министерстве финансов курьеры указали комиссару на наиболее нуждающуюся часть служащих, которых можно было оторвать от саботажников. Вопреки настояниям саботажников приступили к работе 10 сотрудников особой кредитной канцелярии Народного комиссариата финансов, из которых 8 ранее исполняли обязанности курьеров.
Саботажники в банках и в министерстве финансов рассчитывали, что рабочие на заводах, оставшись без заработной платы, поднимут голодные бунты. Этим чёрным делом руководил управляющий Государственным банком И. П. Шипов, старый бюрократ, ставленник Дурново, сотрудник Столыпина-Вешателя и Штюрмера. Но около тысячи низших служащих в Государственном банке продолжало работу вопреки всем заклинаниям саботажников. С фронта приезжали солдаты и матросы, ранее работавшие в государственном аппарате, и заменяли саботажников. Вместе с рабочими они принимали участие в строительстве нового аппарата.
Наиболее демократическая часть чиновничества выступала против саботажников.
Партия кадетов была душой саботажнической контрреволюции. Вожди кадетской партии — Кутлер, Гессен, Хрущёв, Кизеветтер и др. — стояли во главе саботажнических организаций.
Один из активных деятелей кадетской партии, инженер, крупный чиновник Лаппо-Старженецкий, бегал в эти дни из одного министерства в другое, создавал стачечные комитеты, инструктировал руководителей саботажа. Перед чиновниками Лаппо-Старженецкий выступал как поборник демократии. «Почему надо бастовать?» — спрашивал Старженецкий запуганных чиновников, которые не привыкли к столь милостивому обращению и к «демократическим» речам высокопоставленных сановников. Кадет Лаппо-Старженецкий призывал чиновников к забастовке, ссылаясь на то, что советские «декреты означают лишение свобод и бесконтрольное хозяйничание»[700].
Чиновники не совсем ясно понимали, кого лишают свободы и от какого контроля отказываются большевики, но они голосовали за стачку, так как уверенность, что большевики недолго продержатся, подкреплялась получением из рук саботажников жалованья за полтора-два месяца вперёд.
Руководители саботажников были связаны с крупнейшими капиталистическими организациями страны, оказывавшими финансовую поддержку бастующим чиновникам. Сам Лаппо-Старженецкий был связан с фирмой Эриксон, с представителем французских торговых фирм М. Ферраном, с Акционерным обществом соединённых кабельных заводов, акционерным обществом Сименс-Шуккерт и другими организациями[701]. Саботажники получали также финансовую поддержку от торгового дома Ивана Стахеева в Москве, от Кавказского банка, Тульского поземельного банка, Московского народного банка и целого ряда частных лиц, представителей крупной промышленности и торговли.
Хозяева не скупились, так как вопрос стоял о самом существовании буржуазно-помещичьего аппарата. По свидетельству бывшего товарища министра юстиции Демьянова, министры свергнутого Временного правительства захватили из Государственного банка 40 миллионов рублей и из этих сумм финансировали саботажников. Комитет саботажников частных банков создал двухмиллионный фонд для поддержки забастовки чиновников. Руководитель этого комитета Л. В. Теслер передал председателю «союза союзов» А. М. Кондратьеву полтора миллиона рублей[702]. Поддерживала саботажников также и французская миссия через Русско-азиатский и другие банки[703].
Активно собирались деньги членами саботажнического центра и по подписным листам. Один из руководителей «союза союзов» Л. В. Урусов, бывший служащий министерства иностранных дел, собрал довольно крупную сумму по подписным листам.
Руководители саботажа тщательно скрывали от массы служащих, из какого источника они получают деньги. Когда на съезде почтовиков был сделан запрос, из какого источника служащим министерства почт и телеграфа выплачено 200 тысяч рублей, эсеро-меньшевистские руководители отказались отвечать.
Борьба с диктатурой пролетариата принимала не только форму открытого саботажа. Старый буржуазный аппарат пытался приспособиться к новым условиям и застраховать себя от неизбежной ломки. И это происходило именно в тех частях старого аппарата, которые подлежали немедленной, первоочередной ломке. «Союз судей» на заседании Центрального стачечного комитета заявил, что для судей нужно сделать исключение, разрешив им продолжать работу вопреки распоряжению большевиков о роспуске.
«Суд не должен бастовать… ибо тогда появятся самозванные трибуналы»[704], — заявил председатель «союза судей» на заседании стачечного комитета. Члены стачечного комитета горячо приветствовали тактику судебного аппарата. Чиновники прекрасно понимали, что саботаж не только ускоряет ломку старого аппарата, но и будит инициативу масс в строительстве новых органов власти. Появление «самозванных» трибуналов было уже фактом.