сти, лишь выражением этого дележа и передела «добычи», идущего и вверху и внизу, во всей стране, во всём центральном и местном управлении»[733].
Незадолго до пролетарской революции, в послеиюльском подполье, Ленин изложил взгляды большевиков на государство в книге «Государство и революция».
Ленин прозорливо видел, что в наступающих революционных боях пролетариату, штурмующему твердыни капиталистического строя, потребуется отточенная теория. Именно поэтому Ленин использовал свой вынужденный отход от открытой политической деятельности для работы над книгой «Государство и революция».
Книга ещё не была закончена, когда с наступлением холодов, в начале сентября, Ленину пришлось переехать в Финляндию. Садясь на паровоз, Владимир Ильич передал сопровождавшему его рабочему синюю тетрадку и несколько раз повторил, чтобы эту тетрадь он берёг пуще глаза, а в случае ареста его, Ленина, передал тетрадь Сталину.
Паровоз благополучно проехал границу. Ленин первым делом спросил, цела ли тетрадь, и, получив драгоценную рукопись, спрятал её.
Тетрадка в синей обложке с заголовком «Марксизм о государстве» содержала ленинские выписки из произведений Маркса. Энгельса и др., над которыми Ленин работал ещё в начале 1917 года в Швейцарии, в читальном зале Цюрихской библиотеки.
Работа над книгой была закончена уже в Финняндии в сентябре 1917 года.
В этой блестящей работе Ленин восстановил гениальные идеи Маркса, извращённые оппортунистами, скрытые под спудом русскими и международными меньшевиками.
В «Коммунистическом манифесте» Маркс сделал вывод о необходимости установления господства пролетариата, о том, что государство пролетариату необходимо как особая организация насилия против буржуазии. Но в «Коммунистическом манифесте» ещё не было сформулировано, как должен относиться пролетариат к государственной машине буржуазии Маркс и Энгельс приходят к этому выводу в результате обобщения опыта революции 1848–1851 годов.
Ленин приводит выдержку из работы Маркса «18 брюмера Луи Бонапарта»:
«… парламентарная республика оказалась в своей борьбе против революции вынужденной усилить, вместе с мерами репрессии, средства и централизацию правительственной власти. Все перевороты усовершенствовали эту машину вместо того, чтобы сломать её»[734].
«В этом замечательном рассуждении, — подводит итог Ленин, — марксизм делает громадный шаг вперёд по сравнению с «Коммунистическим манифестом». Там вопрос о государстве ставится ещё крайне абстрактно, в самых общих понятиях и выражениях. Здесь вопрос ставится конкретно, и вывод делается чрезвычайно точный, определённый, практически осязательный: все прежние революции усовершенствовали государственную машину, а её надо разбить, сломать.
Этот вывод есть главное, основное в учении марксизма о государстве»[735].
«Разбить эту машину, сломать её — таков действительный интерес «народа», большинства его, рабочих и большинства крестьян, таково «предварительное условие» свободного союза беднейших крестьян с пролетариями, а без такого союза непрочна демократия и невозможно социалистическое преобразование»[736], — подчёркивал Ленин.
В своей книге «Государство и революция» Ленин впервые развил и обосновал учение о Республике Советов как государственной форме диктатуры пролетариата.
Вплоть до второй русской революции в феврале 1917 года марксисты всех стран считали парламентарную демократическую республику наиболее целесообразной формой политической организации общества в переходный период от капитализма к социализму. Маркс в 70-х годах указывал, что политическая организация типа Парижской коммуны является наиболее целесообразной формой диктатуры пролетариата. Но это указание не получало дальнейшего развития в трудах Маркса.
В «Критике проекта социал-демократической программы 1891 г.» Энгельс слева заявил, что «… наша партия и рабочий класс могут придти к господству только при такой политической форме, как демократическая республика. Эта последняя является даже специфической формой для диктатуры пролетариата…»[737].
Это положение Энгельса стало потом руководящим началом для всех марксистов, в том числе и для Ленина.
Правда, на основании опыта революции 1905 года Ленин пришёл к выводу, что Советы являются зачатком революционной власти в период свержения царизма. В 1915 году Ленин указывает, что «Советы рабочих депутатов и т. п. учреждения должны рассматриваться, как органы восстания, как органы революционной власти»[738]. Но ни в 1915 году, ни позже — вплоть до Февральской революции 1917 года — Ленин не знал ещё «объединённую в государственном масштабе советскую власть, как государственную форму диктатуры пролетариата…»[739] (Сталин).
Основываясь на учении марксизма, на опыте Парижской коммуны, революции 1905 года и особенно на опыте первого этапа революции 1917 года, Ленин приходит к выводу о Республике Советов как государственной форме диктатуры пролетариата. Уже в Апрельских тезисах Ленин формулирует своё учение о Республике Советов, но подробно Ленин развил и теоретически обосновал этот вывод осенью 1917 года в книге «Государство и революция».
Ленин формулирует необходимость слома старой государственной машины и замены её не демократической республикой, а Советами рабочих депутатов. К этому же выводу пришёл Сталин, выступивший в марте 1917 года в «Правде» с требованием повсеместного объединения Советов и создания Центрального Совета рабочих и солдатских депутатов. Ленин и Сталин так же, как и Маркс, не сочиняли форм новой власти, а изучали, «как сами революции «открывают»… её, как само рабочее движение подходит к этой задаче, как практика начинает решать её»[740].
Перед самым Октябрьским восстанием гениальный руководитель революции пишет брошюру: «Удержат ли большевики государственную власть?» В ней Владимир Ильич с исключительной смелостью и простотой намечает и разрешает те практические вопросы, с которыми встретится победившая революция. Особое место в этом конкретном плане Ленин уделяет одной «из самых серьёзных, самых трудных задач, стоящих перед победоносным пролетариатом», — отношению к государству.
«Под государственным аппаратом, — писал Ленин, — разумеется прежде всего постоянная армия, полиция и чиновничество… А Маркс учил, на основании опыта Парижской Коммуны, что пролетариат не может просто овладеть готовой государственной машиной и пустить её в ход для своих целей, что пролетариат должен разбить эту машину и заменить её новой… Эта новая государственная машина была создана Парижской Коммуной, и того же типа «государственным аппаратом» являются русские Советы рабочих, солдатских и крестьянских депутатов»[741].
Ленин учил не только тому, что сделает пролетариат с буржуазным аппаратом власти, но и как он поступит с теми учреждениями, которые не выполняют угнетательских функций.
«Кроме преимущественно «угнетательского» аппарата постоянной армии, полиции, чиновничества, — писал Ленин, — есть в современном государстве аппарат, связанный особенно тесно с банками и синдикатами, аппарат, который выполняет массу работы учётно-регистрационной, если позволительно так выразиться. Этого аппарата разбивать нельзя и не надо. Его надо вырвать из подчинения капиталистам, от него надо отрезать, отсечь, отрубить капиталистов с их ниши влияния, его надо подчинить пролетарским Советам, его надо сделать более широким, более всеобъемлющим, более всенародным»[742].
Под таким аппаратом Ленин имел в виду банки, почту, телеграф, потребительские союзы. Но и этот аппарат можно использовать, только разгромив буржуазное государство, только «отрезав, отрубив» капиталистов. Мало того, Ленин прямо подчёркивал, что и в самом неугнетательском аппарате пролетариату придётся столкнуться с сопротивлением высших служащих.
«А с высшими служащими, которых очень немного, но которые тянут к капиталистам, — писал Ленин, — придётся поступить, как с капиталистами, «по строгости». Они, как и капиталисты, окажут сопротивление. Это сопротивление надо будет сломить…»[743].
Саботаж чиновников затруднял использование отдельных частей старого сломанного аппарата. Но вместе с тем сопротивление чиновников ускоряло сроки окончательного слома старой машины и создания новой. В борьбе с саботажем создавался новый государственный аппарат, выраставший из Советов.
Советское правительство, составленное решением II съезда Советов, немедленно приступило к работе. Однако новые комиссариаты были без аппарата. Они не имели даже помещений. Народные комиссары расположились в Смольном. В комнатах Смольного появились небольшие столики с надписями: «Народный комиссариат…» Большевики, назначенные комиссарами, утомлённые бессонными ночами восстания, немедленно приступали к работе.
Товарищ Менжинский 30 октября был назначен народным комиссаром финансов.
Для того чтобы немедленно выполнить постановление правительства, товарищ Менжинский с одним из товарищей принёс в комнату управления делами Совнаркома большой диван и укрепил над ним надпись: «Комиссариат финансов». Затем уставший от бессонных ночей товарищ Менжинский тут же улёгся спать.
Владимир Ильич прочитал надпись над спящим комиссаром и, смеясь, сказал: «очень хорошо, что комиссары начинают с того, что подкрепляются силами»[744].
В эти дни после Октябрьской революции народные комиссары почти не появлялись в старых министерствах. Эсеры, меньшевики и кадеты расценивали этот факт как слабость большевиков.