, — заявил Полковников.
До 6 часов утра шло обсуждение мер борьбы с готовящимся вооружённым восстанием. Наутро, 19 октября, в город были вызваны юнкера, усилены караулы, в разных частях города размещены казаки.
Меньшевики выболтали, какие именно меры приняты правительством. 19 октября их центральный орган «Рабочая газета» сообщала своим читателям:
«Уже принят целый ряд мер к предупреждению опасных эксцессов. Вчера вся милиция без исключения вооружена револьверами. В состав милиции влито 600 отборных солдат, в высшей степени сознательных и преданных Временному правительству»[172].
Но перепуганные мелкие буржуа находили это недостаточным. Свою статью меньшевики с тревогой закончили:
«Тем не менее нужно сказать, что дело охраны столицы от тёмных сил не стоит на высоте, ибо нет достаточно надёжного и исполнительного органа»[173].
Представитель меньшевиков в правительстве успокоил своих нервничающих товарищей. В газете появилось сообщение о беседе с министром внутренних дел Никитиным. Последний заявил, что против выступления большевиков приняты «меры самые решительные и энергичные»[174].
Предупреждённый враг получил возможность подготовиться и взять в свои руки инициативу. В этой связи становится понятным выступление контрреволюции 19 октября в Калуге.
Вся буржуазная пресса подняла крик и вой. Меньшевистская «Рабочая газета» поместила 19 октября статью «Зиновьев против Ленина». Злорадно издеваясь над внутренними разногласиями, меньшевики обрушились на большевиков со злобной клеветой. Они лгали, что большевики натравливают на правительство беглых матросов и дезертировавших с фронта солдат, привлекают к себе воровской элемент и т. д. Досужие меньшевистские кумушки уже «видели», что на улицах Петрограда появились какие-то «тёмные личности».
«В воздухе чувствуется приближение грозы, — истерически кричали меньшевики. — по-видимому, выступление неорганизованных масс может произойти теперь даже помимо воли тех элементов, которые создали для него почву своей проповедью»[175].
Газета «День» даже опубликовала… «план» большевистского восстания. Большевики по этому «плану» должны были восстать в ночь на 18 октября. Одна «армия» должна была двинуться с Охты через Литейный мост и, включив Выборгский район, занять Таврический дворец. Другая — направлялась из-за Нарвской заставы для занятия Зимнего дворца и других правительственных учреждений. Третья — из Старой и Новой Деревни для занятия Петропавловской крепости.
«Вечером стало известно, — добавил «осведомленный» корреспондент, — что большевики решили воздержаться от предположенного выступления. Вызвана эта отсрочка тем сообщением, которое было сделано вчера в секретном заседании одной из комиссий Совета республики главнокомандующим Петроградским военным округом полковником Полковниковым о предпринятых им шагах к ликвидации возможных беспорядков»[176].
Обливая большевистскую партию потоками грязи, буржуазная и мелкобуржуазная свора взывала к правительству:
— Примите меры!
Не дремали и эсеро-меньшевики в армии. Соглашательский комитет XII армии, вчера ещё грозивший от имени «фронта» сорвать съезд, сейчас от имени того же «фронта» спешно мобилизовал свои силы. Недавние противники съезда телеграфировали в Центральный исполнительный комитет и в бюро военного отдела:
«Просим проявить всю энергию для организации прибывающих на съезд делегатов фронта. От быстрой, широкой организации этих делегатов зависит результат съезда. Наша делегация будет 23 октября в полном составе. Просим не выдавать мандатов без удостоверения армейского комитета»[177].
Солдатская секция Центрального исполнительного комитета, расстроенная до того против съезда, 22 октября приняла срочную резолюцию о мире и передаче земли крестьянам. Но и в этой резолюции наряду с громкими фразами соглашатели по-прежнему твердили зады:
«Мы не должны останавливаться даже перед переходом власти в руки демократии», — так начиналась резолюция, — «но не Совета»[178], — пугливо добавили соглашатели. Эсеро-меньшевики подсказали Временному правительству, что у большевиков нужно перехватить лозунги «мира» и «земли». Опытные политические обманщики советовали использовать этот манёвр, чтобы лишить Советы возможности взять власть и действительно реализовать народные требования.
Подлое выступление Каменева — Зиновьева имело известный отзвук и в рядах бойцов революции, хотя оно и не могло поколебать эти сплоченные ряды. В ответ на предательскую выдачу плана восстания Петроградский Совет вынужден был публично заявить, что он не готовит никакого выступления. Это заявление могло дезориентировать массы, которые большевики призывали к восстанию. Действительно, на экстренном заседании полковых комитетов 21 октября один из ораторов выразил своё недоумение «по поводу того разногласия, которое так резко бросается в глаза, если сопоставить заявление Петроградского Совета в воззвании к казакам, где Совет отрицает возможность выступления, со статьями Ленина в «Рабочем пути», в которых он открыто призывает к восстанию»[179].
Утром 18 октября Ленин ещё не знал о предательстве Зиновьева и Каменева. У него в руках было письмо Зиновьева и Каменева, посланное в Петроградский, Московский и другие комитеты после решения Центрального Комитета большевиков 10 октября о восстании. В письме, названном ими «К настоящему моменту», Зиновьев и Каменев ещё раз повторили все свои доводы против вооружённого восстания.
«Доводы, с которыми выступали эти товарищи, — писал Ленин в ответ капитулянтам, — до того слабы, эти доводы являются таким поразительным проявлением растерянности, запутанности и краха всех основных идей большевизма и революционно-пролетарского интернационализма, что не легко подыскать объяснение столь позорным колебаниям. Но факт налицо, и так как революционная партия терпеть колебаний по столь серьёзному вопросу не в праве, так как известную смуту эта парочка товарищей, растерявших свои принципы, внести может, то необходимо разобрать их доводы, вскрыть их колебания, показать, насколько они позорны»[180].
Едва Ленин закончил свой ответ, как ему принесли свежий номер газеты «Новая жизнь», где Зиновьев и Каменев выдали врагам тайну восстания. Изменники нанесли предательский удар в спину революции. Враг предупреждён, враг знает, что не сегодня-завтра может начаться вооружённое восстание, враг несомненно принял срочные меры. Дело, от которого зависит судьба революции, в которое вложено столько ума, энергии, с которым связаны надежды и чаяния миллионных масс пролетариата и беднейшего крестьянства, поставлено под угрозу провала.
Словно физически почувствовав предательский удар, Ленин со всей страстью вождя и организатора обрушился на изменников. Он написал письмо к членам партии большевиков. Каждая строчка этого письма дышала гневом и возмущением. Письмо клеймило позором штрейкбрехеров. Оно вызывало презрение к защитникам буржуазного строя, к предателям.
«По важнейшему боевому вопросу, — писал Ленин, — накануне критического дня 20 октября, двое «видных большевиков» в непартийной печати и притом именно в такой газете, которая по данному вопросу идёт об руку с буржуазией против рабочей партии, в такой газете нападают на неопубликованное решение центра партии!
Да ведь это в тысячу раз подлее и в миллион раз вреднее всех тех выступлений хотя бы Плеханова в непартийной печати в 1906–1907 годах, которые так резко осуждала партия! Ведь тогда шло дело только о выборах, а теперь идёт дело о восстании для завоевания власти!
И по такому вопросу, после принятия центром решения, оспаривать это неопубликованное решение перед Родзянками и Керенскими, в газете непартийной — можно ли себе представить поступок более изменнический, более штрейкбрехерский?»[181]
Бичуя предателей, Ленин подчёркивал, что будет добиваться их исключения из партии. Ленин считал, что предательство Зиновьева и Каменева принесло огромный вред большевистской партии и несомненно отсрочило восстание.
«Что касается до положения вопроса о восстании теперь, так близко к 20 октября, — писал Ленин, — то я издалека не могу судить, насколько именно испорчено дело штрейкбрехерским выступлением в непартийной печати. Несомненно, что практический вред нанесён очень большой. Для исправления дела надо прежде всего восстановить единство большевистского фронта исключением штрейкбрехеров»[182].
Но и тогда — в один из наиболее драматических моментов революции — Ленин ни на мгновение не усомнился в победе. Он верил в силу и сплоченность большевистской партии. Он знал, какие неисчислимые источники энергии таит в себе пролетариат. Он понимал, на что способен народ, если во главе его идёт испытанная пролетарская партия. Своё бичующее письмо Ленин закончил так:
«Трудное время. Тяжёлая задача. Тяжёлая измена.
И все-же-таки задача будет решена, рабочие сплотятся, крестьянское восстание и крайнее нетерпение солдат на фронте сделают своё дело! Тесней сплотим ряды, — пролетариат должен победить!»[183]
Отправив письмо, Ленин снова взялся за перо. На этот раз он писал в адрес только Центрального Комитета большевиков. Ленин требовал немедленно вывести предателей из Центрального Комитета и выгнать их из партии.
«Выступление Каменева и Зиновьева в непартийной печати, — добавлял Ильич, — было особенно подло ещё потому, что их кляузную ложь партия не может опровергнуть открыто… Мы не можем сказать перед капиталистами правды, именно, что мы решили стачку и решили скрыть выбор момента для неё.