Приехали два представителя от Совета союза казачьих войск. Они информировали о положении дел в Петрограде, о деятельности Совета и генерала Алексеева. Посланцы Совета союза казачьих войск сообщили, что 1, 4 и 14-й казачьи полки, расположенные в Петрограде, готовы выступить навстречу III конному корпусу, как только он подойдёт к столице. Одного из представителей Совета казачьих войск оставили в Гатчине, а второго вернули в Петроград рассказать, что корпус подходит к Петрограду, что казакам необходимо в нужную минуту выступить против большевиков.
Войскам Петроградского военного округа Керенский разослал приказ:
«Объявляю, что я — министр-председатель Временного правительства и верховный главнокомандующий всеми вооружёнными силами Российской республики — прибыл сегодня во главе войск фронта, преданного родине. Приказываю всем частям Петроградского военного округа, по неразумению или заблуждению примкнувшим к шайке изменников родины, предателей революции, вернуться немедля… к исполнению своего долга»[369].
Вновь и вновь летели грозные телеграммы в Ставку, в штаб Северного фронта с требованием ускорить посылку войск. Генералы обещали, успокаивали в ответ, но обещанных эшелонов не было и в помине. Вместо войск пришла лишь телеграмма из штаба Кавказского фронта. Главнокомандующий Пржевальский и комиссар фронта Донской выражали негодование по поводу восстания в Петрограде и в торжественных словах обещали поддержку Временному правительству.
Но Кавказский фронт находился за тысячи километров — чего стоило это обещание? Керенский ответил на это сухой благодарностью, однако и тут не преминул лишний раз сыграть роль Хлестакова.
«Рад засвидетельствовать, что вся действующая армия охвачена тем же порывом»[370], — писал главковерх, не добившийся ни одного эшелона с фронта.
Керенский метался, как крыса в ловушке. Он писал письма отдельным командирам, знакомым офицерам. По его поручению помощник главнокомандующего Петроградского военного округа капитан А. Козьмин, бежавший вместе с Керенским из Петрограда, строчил одну за другой личные записки. Через городского голову Шрейдера Козьмин писал эсеру полковнику Краковецкому в Петроград. Козьмин узнал от одного из офицеров, посланных «комитетом спасения родины и революции» в Лугу, об участии Краковецкого в подготовляемом восстании.
«Прошу вас, господин полковник, — писал Козьмин, — снестись со мной для разрешения вопросов, связанных с избавлением Петрограда и его окрестностей от большевиков… Ответьте мне или, ещё лучше, пришлите ко мне делегата для связи вместе с моим курьером. Через него сговоримся мы относительно дальнейшего нашего совместного образа действия»[371].
Козьмин отправил такую же просьбу графу Ребиндеру, командовавшему гвардейской запасной конно-артиллерийской бригадой. Капитан Козьмин, сообщая о прибытии Керенского в Гатчину, призывал командира стрелковых увечных воинов полка «оказать им всю возможную для вас поддержку в нашем общем деле»[372].
Но умоляющие письма Козьмина не дошли по адресу: курьеры его были перехвачены Военно-революционным комитетом. В руки Военно-революционного комитета попала и записка Козьмина в политический отдел военного министерства с просьбой сообщить о семье Керенского и прислать кого-нибудь из работников отдела[373].
Окружающие Керенского сообщали ему адреса полков и частей, во главе которых стояли знакомые или близкие им командиры. Кто-то из офицеров сказал, что в 5-м броневом дивизионе находится его товарищ. Керенский телеграфно приказал главнокомандующему Северного фронта немедленно выслать бронедивизион в направлении Гатчина — Царское Село. Вместе с тем, не доверяя фронту, Керенский поручил своему штаб-офицеру для поручений старшему лейтенанту Кованько обратиться непосредственно в 5-й дивизион с телеграммой:
«Главковерх приказал оказать содействие к срочной подготовке и отправке 5-го дивизиона в распоряжение главнокомандующего армии, действующей под Петроградом, генералу Краснову»[374].
Разуверившись в прибытии эшелонов с фронта, Керенский жадно ловил слухи о каких-то партизанских отрядах и батальонах волонтёров, якобы готовых выступить ему на помощь. Поздно вечером он приказал Духонину в Ставке и коменданту города Орши:
«Приказываю принять немедленно меры к пропуску через Оршу всех батальонов волонтёров в направлении Гатчина — Царское Село в моё распоряжение»[375].
К ночи выяснилось, что на все призывы и просьбы о помощи отозвалась только Луга. Председателем Лужского Совета рабочих и солдатских депутатов был эсер Воронович. К нему приезжали от «комитета спасения родины и революции». Успел побывать у него комиссар Центрального исполнительного комитета при Петроградском военном округе Малевский. Лужские эсеры сообщили, что в Гатчину будет направлен эшелон артиллерии 1-го осадного артиллерийского полка в составе 800 человек[376].
За весь день 27 октября к отряду Керенского — Краснова подтянулись только две с половиной сотни казаков. Одним из казачьих разъездов, высланных в направлении Пулкова, был захвачен застрявший на дороге броневик. Броневик этот под вечер был доставлен в Гатчину, где его починили офицеры авиационной школы. Броневик присоединили к отряду.
Сообщение о занятии казаками Гатчины в тот же день было передано в Военно-революционный комитет в Петроград. Весь день 27 октября комиссары гатчинского гарнизона и отдельные солдаты и рабочие сообщали в Военно-революционный комитет о действиях казаков.
Вначале внимание Петроградского военно-революционного комитета было направлено в сторону Красного Села, откуда ожидалось движение казаков на Петроград. Был отдан приказ об отправке в Красное Село сводного отряда революционных войск в составе 4 броневиков, батальона кронштадтцев с 4 пулемётами, батальона гельсингфорсцев также с 4 пулемётами и выборгской батареи из 6 орудий.
Однако события показали, что главное направление казаков на Петроград лежит не через Красное, а через Царское Село и Пулково. В Красное Село направили Павловский резервный полк, а матросские отряды вместе с отрядами рабочей Красной гвардии были сосредоточены в направлении Пулкова. В дальнейшем сюда же были подтянуты артиллерия, Петроградский и Измайловский резервные полки.
В это же время Военно-революционный комитет организовал работу по обороне южной и юго-восточной окраин города. Эта укреплённая полоса получила название «Петроградской оборонительной линии», или «Позиции Залив — Нева». Последнее название характеризует точное её протяжение. Оборонительная линия была разбита на участки, занятые отрядами Красной гвардии, Литовским резервным полком и другими частями петроградского гарнизона. 27–28 октября здесь в спешном порядке были вырыты окопы и частично устроены проволочные заграждения.
В связи с появлением над Петроградом белогвардейского самолёта, разбрасывавшего листовки Керенского, — второй самолёт Керенского произвёл вынужденную посадку в районе Лигова, где и был задержан, — Военно-революционный комитет отдал приказ привести в боевую готовность самолёты на Комендантском аэродроме в Петрограде.
Все эти мероприятия принимались Военно-революционным комитетом под непосредственным руководством Ленина.
27 октября Ленин и Сталин явились в штаб и потребовали сделать доклад о плане борьбы. На вопрос Подвойского, означает ли это посещение недоверие, Владимир Ильич резко и твёрдо ответил:
«Не недоверие, а просто правительство рабочих и крестьян желает знать, как действуют его военные власти»[377].
Доклад штаба не удовлетворил Ленина. Внимательно разбирая карту, Владимир Ильич указал на целый ряд пробелов, на кучу оплошностей. Чувствовалось, что молодой аппарат ещё как следует не овладел работой. Людей на фронт нагнали много, а организовать их не смогли.
Ленин потребовал поставить в кабинете товарища Подвойского стол, уселся за него и сам принялся проверять все части плана. Работа быстро подвинулась вперёд. Ленин вызывал к себе представителей заводов, собирал сведения о пушках, отдавал распоряжения готовить бронированные площадки.
Ленину же принадлежала и мысль о привлечении к обороне Петрограда боевых судов Балтийского флота. 27 октября Ленин вызвал к проводу представителя Финляндского областного комитета армии и флота. Ленин передал о захвате Гатчины Керенским и Потребовал скорейшей присылки подкреплений. Из Гельсингфорса спросили:
— И ещё что?
Ленин ответил:
— Вместо вопроса «ещё что» ожидал заявления о готовности двинуться и сражаться.
К аппарату подошёл председатель военного отдела областного комитета и спросил Ленина:
— Сколько вам нужно штыков?
— Нам нужно максимум штыков, но только с людьми верными и готовыми решиться сражаться. Сколько у вас таких людей?
— До пяти тысяч. Можно выслать, экстренно, которые будут сражаться.
— Через сколько часов можно ручаться, что они будут в Питере при наибольшей быстроте отправки?
— Максимум двадцать четыре часа с данного времени.
— Сухим путём?
— Железной дорогой.
— А можете ли вы обеспечить их доставкою продовольствия?
— Да. Продовольствия много. Есть также пулемётов до 35, с прислугой можем выслать без ущерба для здешнего положения и небольшое число полевой артиллерии.
— Я настоятельно прошу от имени правительства Республики немедленно приступить к такой отправке и прошу вас также ответить, знаете ли вы об образовании нового правительства, и как оно встречено Советами у вас?