На помощь московским рабочим Петроградский военно-революционный комитет, возглавляемый Сталиным, послал значительные вооружённые силы.
Отряды, посланные Лениным и Сталиным, с величайшим энтузиазмом вместе с пролетарскими отрядами московских рабочих громили белогвардейских мятежников. Прибытие революционных подкреплений из Петрограда, Иваново-Вознесенска и других городов неизмеримо укрепило позиции революционных сил и, наоборот, вносило деморализацию в ряды мятежников.
Серьёзные ошибки, допущенные в Октябрьские дни в Москве, были следствием того, что «главные правила искусства восстания», о которых настойчиво напоминал в своих письмах Ленин, нарушались ведущими боевыми органами, как при организации восстания, так и в руководстве вооружённой борьбой. Как бы предвидя возможность этих ошибок, Ленин напоминал в своих письмах, что «… вооружённое восстание есть особый вид политической борьбы, подчинённый особым законам, в которые надо внимательно вдуматься»[550].
Допущенные в Октябрьские дни в Москве ошибки явились результатом того, что эти особые законы вооружённого восстания были недостаточно поняты, нередко их игнорировали, забывали о них.
В Петрограде контрреволюционное выступление юнкеров было беспощадно раздавлено в одну ночь. В Москве же руководство обнаружило медлительность и нерешительность, а кое-кто из состава руководящих органов — и предательское колебание, приведшие к затяжке борьбы. Вопреки указаниям Ленина: «начиная его (восстание. — Ред.), знать твёрдо, что на идти до конца»[551], — московские большевики уже при организации руководящих органов допустили ошибки, затруднившие победу. В добавление к ошибкам, совершённым в первые дни борьбы, следует отнести ещё следующие:
1. Технической подготовки восстания не было. Боевые органы были созданы поздно. Приводные ремни от партии большевиков к солдатам оказались к началу восстания недостаточно крепкими.
2. Военно-революционный комитет по указанию Партийного центра ввёл в свою среду меньшевиков и объединенцев. В Петрограде оборона, в том числе и приглашение других партий в состав Военно-революционного комитета, была прикрытием наступления. В Москве введение эсеро-меньшевиков в Военно-революционный комитет было принято всерьёз.
3. В военно-революционных комитетах, как в центре, так и в районах, в начале боевых действий не было товарищей, хорошо знавших военное дело. В известной мере военно-технической слабостью Военно-революционного комитета можно объяснить тот факт, что руководство восстанием не обеспечило немедленного и прочного захвата арсенала и пороховых погребов для вооружения рабочих и солдат.
4. В Петрограде восстание отличалось исключительной организованностью. В Москве, особенно в первый период, преобладал самотёк. «Раз восстание начато, надо действовать с величайшей решительностью и непременно, безусловно переходить в наступление. «Оборона есть смерть вооружённого восстания»[552], — так учил Ленин.
В составе Военно-революционного комитета, как и Партийного центра, в Москве оказались люди, не верившие в силы пролетарской революции, отрицавшие возможность победы социализма в России. Они были против вооружённого восстания. Они рассчитывали предупредить восстание. Они вступили и до и в процессе восстания в предательские переговоры с классовый врагом. Но этими то переговорами и воспользовался противник. Он выиграл время, чтобы сорганизоваться. Обманом он захватил Кремль, окружил здание Совета и предъявил ультиматум Военно-революционному комитету.
Московская организация большевиков, руководствуясь указаниями Ленина и Сталина, отбросила колеблющихся, сломила сопротивление противников восстания и добилась решающей победы над контрреволюцией в Москве.
Глава восьмая. Пролетарская революция на фронте.
В ночь на 26 октября главнокомандующий Западного фронта генерал Балуев запросил Ставку, как быть с поступающими телеграммами об аресте Временного правительства:
«Я прошу дать указания Ставки — и немедленно, так как телеграммы Военно-революционного комитета скрыть от войск не могу»[553].
Наутро генерал Духонин сообщил Балуеву, какие меры принимает Ставка:
«Так как начинают проникать телеграммы с разными распоряжениями большевиков, то мы установили в Ставке, Могилёве и на станции дежурство членов комитета для задержки телеграмм»[554].
Ставка пыталась скрыть от солдат известие о свержении временного правительства. Расположенная в тылу Западного фронта, в захолустном губернском городке Могилёве, Ставка верховного главнокомандующего была средоточием монархических генералов и офицеров, составлявших её многолюдный штаб. На охране этого контрреволюционного гнезда стояли наиболее благонадёжные» войсковые части, как, например, 1-й Ударный полк, батальон георгиевских кавалеров и др. При Ставке находились и многочисленные центральные учреждения военизированных буржуазных организаций — Земгора (союза земств и городов) и Военно-промышленного комитета.
Ставку возглавлял начальник штаба верховного главнокомандующего генерал Н. Н. Духонин. На деле он же был главковерхом, так как формально занимавший эту должность Керенский по сути дела был подставным лицом, «политической фигурой».
Духонин ещё только начинал большую карьеру. В начале войны он командовал полком, затем был генерал квартирмейстером штаба Юго-западного фронта и лишь в сентябре 1917 года получил назначение на должность начальника штаба верховного главнокомандующего. Духонин был монархистом. Учитывая сложившуюся обстановку, он, как говорит генерал Деникин, «скрепя сердце шёл по пути с революционной демократией»[555].
Духонин надеялся с помощью соглашательских комитетов восстановить в армии палочную дисциплину и продолжать войну до «победного конца». Но расчёты его не оправдались.
Ограниченный и недалёкий, Духонин всецело руководствовался советами и указаниями такой крупной фигуры в стане контрреволюции, как генерал Алексеев — бывший начальник штаба верховного главнокомандующего при Николае II, а затем при Керенском. «Алексеев настолько давил на личность Духонина, — говорит генерал М. Д. Бонч-Бруевич, — что Духонин, прежде чем дать какое-либо распоряжение, всегда по прямому проводу разговаривал с Алексеевым»[556].
При Ставке находился общеармейский комитет, состоявший из 25 членов — по одному представителю от каждого фронта, от отдельных армий, флота и т. д. Как и во всех армейских и фронтовых комитетах, избранных ещё весной или летом, большинство составляли здесь меньшевики и эсеры. Комитет не играл никакой самостоятельной роли, он лишь штемпелевал распоряжения Ставки. Характерный в этом отношении случай приводит находившийся в то время в Ставке белогвардеец А. А. Дикгоф-Деренталь:
«Незадолго до большевистского восстания образовавшийся при Ставке общеармейский комитет послал как-то Керенскому «очередную бумажку», начинающуюся словами:
«Мы требуем…»
Керенский вернул её обратно с пометкой:
«Общеармейский комитет не имеет права «требовать» у своего верховного главнокомандующего… Он может только «обращаться с просьбой».
История эта сделалась достоянием печати. Генерал Духонин был вне себя:
— Разве можно рассказывать о таких вещах журналистам? Но… время шло… Никакого землетрясения по случаю оскорбления демократического величества не произошло, и, успокоившись, генерал Духонин уже сам своим размашистым почерком синим карандашом делал отметки на «требующих» телеграммах:
«Требовать не имеют права!»[557].
Председателем общеармейского комитета был штабс-капитан С. Н. Перекрестов, решительный противник советской власти, ревностно поддерживавший позицию Духонина.
Могилёвский Совет рабочих и солдатских депутатов находился под влиянием меньшевиков, бундовцев и эсеров, а Совет крестьянских депутатов полностью шёл за эсерами. Самостоятельной большевистской организации в Могилёве до Октябрьских дней не существовало, была лишь фракция в объединённой социал-демократической организации.
Армия не любила Ставку, относилась к ней недоверчиво, считая её одним из главных виновников неудачных операций. «Восстание Корнилова вполне вскрыло тот факт, что армия, вся армия ненавидит Ставку»[558], — писал Ленин. Недоверие солдатских масс полностью оправдалось в Октябрьские дни: Ставка первая пыталась помешать советской власти в борьбе за мир. Больше того, Ставка вступила в борьбу с советской властью.
26 октября Духонин обратился с телеграммой к командующим фронтами и другим лицам высшего командного состава. Он излагал точку зрения Ставки:
«Ставка, комиссарверх и общеармейский комитет разделяют точку зрения правительства и решили всемерно удерживать армию от влияния восставших элементов, оказывая в то же время полную поддержку правительству»[559].
Это была программа действий Ставки и находившихся при ней высших армейских организации.
Всю неделю — с 25 октября по 1 ноября — Духонин провёл в переговорах по прямым проводам с командованием различных фронтов, нащупывая возможность мобилизации надёжных частей для подавления революции и делая распоряжения в этом направлении. В разговоре по прямому проводу с начальником штаба Северного фронта генералом Лукирским 28 октября Духонин указывал:
«С Юго-западного фронта высланы части в Киев, дабы заставить притихнуть большевиков»[560]