История Греции — страница 18 из 24

КОНЕЦ СВОБОДНОЙ ГРЕЦИИ

1. ЭКОНОМИЧЕСКИЙ И СОЦИАЛЬНЫЙ КРИЗИС В МАТЕРИКОВОЙ ГРЕЦИИ

Для экономического развития Греции в это время наиболее характерен рост денежного хозяйства и рабовладения. При этом каждая область имела свои специфические экономические особенности и не походила на другие; тем не менее можно выделить ряд черт, общих для всей Греции.

Развитие и специализация ремесленной деятельности

Существеннее всего то, что Греция окончательно становится страной, в которой сельское хозяйство все более и более отходит на второй план, и основой хозяйственной деятельности становится ремесло: Афины специализируются на производстве керамических изделий и предметов роскоши; в Мегарах производятся шерстяные ткани и т. д. Большую часть необходимого ей хлеба и целые армии рабов для мастерских Греция (и в особенности Аттика) вынуждена теперь ввозить. Основным источником хлебного снабжения продолжало оставаться Северное Причерноморье; поэтому борьба за гавани по берегам проливов и за господство на этом пути по-прежнему остается одной из основных проблем внешней политики афинской демократии.

Число рабов в отдельных мастерских (эргастериях) теперь значительно увеличивается. Так, отец Демосфена имел в своем предприятии около 100 рабов. Еще большее количество рабов было занято в Лаврийских рудниках.

Причины образования безработной бедноты

Развитие рабовладельческого хозяйства было глубоко противоречивым процессом. Как мы уже говорили, обогащение отдельных рабовладельцев благодаря эксплуатации дешевого рабского труда сопровождалось разорением массы свободных ремесленников, пополнявших ряды городской безработной бедноты.

Причиной образования этой массы городского населения, живущей за счет государства, было также и то, что разница между положением раба и наемного рабочего в значительной мере стиралась вследствие чрезвычайно низкой заработной платы последнего.

В процессе образования этих масс известную роль сыграли также причины морального порядка. Труд становится признаком рабского состояния, недостойным свободного человека. Живший в это время Аристотель заявляет в «Политике» (III, 2, р. 1277а 37 и слл.), что все не самодовлеющее (т. е. не имеющее постоянного нетрудового дохода) — не свободно. В этих словах Аристотель выразил широко распространенную в его время точку зрения. Один из античных словарей (Поллукс. III, 83) так определяет понятие наемного рабочего: «люди, вследствие бедности за деньги выполняющие рабские услуги».

Разорение ремесленников и мелких землевладельцев, общее понижение жизненного уровня массы населения коснулось не только таких промышленных областей, как Аттика. Писатель Афиней (VI, 264 е) рассказывает о ненависти, которую вызывали к себе владельцы большого количества производственных рабов в Фокиде. Одного из них, Мнасона, упрекали в том, что он лишает свободных граждан насущного хлеба.

Зажиточная верхушка. Обложение ее налогами

Параллельно с обнищанием широких масс росли богатства отдельных удачливых дельцов, в то время как общее число зажиточных людей также уменьшалось.[324]

Эта кучка богачей теперь достигает в Афинах такого влияния, что добивается отмены старой системы литургий. Если прежде литургии были средством выкачивать излишки из наиболее богатых граждан, вынуждавшим их производить крупные единовременные траты в интересах государства, то с 357/6 г. выполнение литургий (из которых главной и наиболее разорительной была триерархия) возлагается на 1200 наиболее состоятельных граждан, обладавших имуществом, оцененным в 2 таланта; на них же возлагалась уплата чрезвычайного военного налога — эйсфоры. Теперь выполнение определенной литургии, прежде всего постройка корабля, возлагалась уже не на одного человека, а на целую группу лиц. Уже в 378/7 г. для уплаты эйсфоры зажиточные граждане были разделены на 20 платежных групп (симморий). Теперь такие же симмории были организованы и для выполнения триерархии; каждая симмория, состоящая из 60 человек, распадалась на синтелии, причем каждая синтелия должна была выставить и оборудовать один корабль.

С виду это была мера, предпринятая в интересах казны с целью увеличить доход государства. В действительности, получилось так, что теперь все зажиточные люди, независимо от величины их состояния, стали нести равные повинности; с другой стороны, в число 1200 попали люди, которым нести эти повинности было очень трудно, тогда как другие, фактически более богатые, чем они, в списки не попадали. Наиболее богатые люди не только стали нести налоговую тяжесть, ничтожную по сравнению с их имуществом, но сверх того еще превращали траерархию в выгодную для себя аферу, так как взыскивали с членов синтелии полагающуюся сумму полностью, сами сдавали постройку триеры с торгов по гораздо более низкой цене, а разницу клали себе в карман. В то же время, ссылаясь на то, что они несут столь тяжелую повинность, как триерархию, они добивались освобождения их от участия в других литургиях.

Руководители демократии пытались всеми возможными средствами бороться с этими злоупотреблениями, но без большого результата. Получает широкую популярность существовавшая, вероятно, уже с гораздо более раннего времени процедура иска об обмене имущества — «антидосис»: всякий, внесенный в списки обязанных исполнять литургии, имел право назвать гражданина, которой не внесен в эти списки, хотя и имеет большее имущество, чем он. Гражданин, названный таким образом, обязан был либо взять на себя исполнение литургии вместо лица, указавшего на него, либо обменяться с ним имуществом; тогда лицо, получившее это имущество, исполняло литургию на вновь полученные средства. С исками об обмене имуществом мы встречаемся теперь очень часто в речах Демосфена, вождя демократической партии в Афинах, и других ораторов. Как мы узнаем из речи Исократа «Об обмене имуществом», к нему самому, поскольку он разбогател на профессии ритора (учителя красноречия), был предъявлен такой иск.

Разумеется, в эту эпоху ввиду усложнившихся экономических отношений до фактического обмена имуществом дело вряд ли когда-либо; доходило.

В 340 г. для противодействия злоупотреблениям богатой верхушки симморий Демосфен провел закон, по которому участвовать в постройке триер должны были только 300 наиболее богатых граждан из числа членов симморий и притом участвовать не в равной мере: на каждого из самых богатых возлагалась обязанность снарядить по две триеры; наименее зажиточные из трехсот по-прежнему образовывали синтелии для снаряжения корабля сообща. Однако этот закон вызвал такие энергичные протесты богачей, что был в 338 г., после победы реакции в Греции, отменен или изменен в интересах богачей по предложению противника Демосфена, главы олигархической партии Эсхина.

Резкое социальное расслоение изменило лицо античных городов. Жилища богачей строятся с необычайной роскошью. Демосфен (III, 29) в Третьей Олинфской речи, напоминая о былой простоте жилищ великих людей V в., например, Мильтиада и Аристида, с горечью указывает на то, что в его время некоторые богачи роскошью своих домов затмевают общественные постройки.

Международные отношения

Своеобразие античной полисной экономики было фактором, определившим всю политическую жизнь Греции. Противоречивость ее, как мы уже неоднократно указывали, заключалась в том, что античный полис был по своему происхождению и природе автаркичным, т. е. самодовлеющим и замкнутым в себе государством, которое должно было удовлетворять свои экономические потребности исключительно из собственных ресурсов. Однако уже в V в. положение изменилось настолько, что экономические нужды стали требовать тесных связей с другими государствами. В условиях рабовладельческой формации эти связи выливались в форму внеэкономического принуждения и насилия одного государства над другим; к тому же никакого международного права фактически не существовало.

Второй Афинский морской союз возник при блестящих предзнаменованиях: афиняне даже отказались от права владеть землей и домами в союзных городах, за нарушение чего налагалась большая кара; они обязались не вмешиваться во внутренние дела, не посылать своих должностных лиц и клерухов в союзные государства. Ненавистный со времени Первого Афинского морского союза термин «форос» был заменен сравнительно невинно звучащим выражением syntaxis (взнос).

Тем не менее, все эти самоограничения и гарантии оказались недействительными. Налоги с союзников приходилось собирать силой. Плутарх в биографии Фокиона рассказывает, как афинский стратег Хабрий приказал Фокиону снарядить 20 военных кораблей и отправиться к островам для сбора налогов. Фокион ответил, что если его посылают на войну, то предоставленных в его распоряжение сил недостаточно, если же как союзника, то ему достаточно только одного корабля. Далее Плутарх с восхищением описывает беспрецедентный случай, когда Фокиону удалось собрать налоги, не применяя насилия. Союзники, писал Плутарх, укрепляли стены, закрывали гавани и сгоняли с полей в город своих рабов, жен и детей; если афиняне отправляли свой флот под командой не Фокиона, а другого стратега, они считали в этих случаях афинский флот неприятельским.

Наемничество

Три момента особенно ярко иллюстрируют экономическое и политическое положение Греции в описываемую эпоху: разорение мелких ремесленников и мелких землевладельцев, ожесточенная классовая борьба в городах, в которой попеременно берут верх то олигархические, то демократические элементы, и развитие наемничества. Наемничество не было чем-то новым в античной Греции: еще в VII в. поэт Архилох искал счастья, отправившись в качестве наемника на остров Фасос. Но в IV в. это явление приобретает массовый характер.

Греческие наемники поступали на службу не только в материковую Грецию, но и за ее пределы. Уже Кир Младший имел около 13000 греческих наемников, преимущественно набранных в Пелопоннесе. Изгнанные вследствие политических переворотов и лишившиеся своего состояния граждане греческих государств нанимаются на службу к тому, кто хорошо платит. Наемники становятся основным контингентом войск даже в таких крупных государствах, как Афины. Афинские полководцы первой половины IV в. — Хабрий, Ификрат, Харет, Тимофей — набирают большие отряды и, став совершенно независимой силой, вмешиваются в политические дела различных государств. Так, афинский стратег Хабрий на свой страх и риск поддерживает восставший Египет против персидского царя, возглавив войско фараона Ахориса, а позднее флот другого египетского царя Тахоса (Диодор, XV, 29 и 92). По словам Исократа (Филипп. 96), легче было набрать многочисленное войско из бездомных бродяг, чем из оседлых граждан. Бездомные бродяги (planomenoi), о которых говорит Исократ, стали представлять собой многолюдную группу населения. Р. Пёльман, К. Ю. Белох и У. Вилькен, отмечая это явление, неправильно понимают его классовую сущность, называя этих людей пролетариями, причем в это понятие вкладывается нынешнее значение этого слова. Такая точка зрения ошибочна. Этот выброшенный из производства слой населения ни в какой мере не тождествен с нынешним пролетариатом.

Ожесточение классовой борьбы

Появление большого числа безработных бедняков в греческом полисе влекло за собой усиление классовой борьбы. Литература IV в., в основном настроенная антидемократически, дает яркое представление о масштабах этой борьбы. Исократ в «Архидаме» (см. выше, с. 524) рисует картину социальных потрясений в следующих словах: «Врага боятся меньше, чем собственных сограждан. Богатые готовы скорее бросить свое имущество, чем отдать его бедным, а для бедных нет ничего более желанного, чем ограбить богатых. Жертв больше не приносят, и у алтарей люди убивают друг друга. Есть много отдельных городов, из которых теперь больше людей ушло в изгнание, чем прежде из всего Пелопоннеса» (§ 67 и сл.).

Обострение классовой борьбы послужило стимулом для появления многочисленных социальных проектов и утопий, в которых предлагались радикальные средства для «излечения» греческого общества от классовой борьбы. Наряду с этим, в среде зажиточной верхушки все большим успехом пользуется пропаганда установления централизованной власти, которая обеспечит их классовое господство, — наиболее популярной в этих кругах была монархическая форма правления.

Изменение главных торговых путей

Большое влияние на экономическую жизнь оказало и то, что главные торговые пути изменили в это время свое направление. Причины этого были различные.

Во время существования Первого Афинского морского союза все Эгейское море было в руках афинян; все товары, особенно хлеб, сначала привозили в Афины и уже с их разрешения везли дальше. Афины были для Греции мировым узловым центром торговли, и этим объясняется их огромное значение в ту эпоху.

После 404 г. Афины лишились значения гегемона в Эгейском море. Теперь нет необходимости возить товары в Афины; движение товаров сплошь и рядом минует не только Афины, но и Балканский полуостров вообще.

Другой причиной изменения главных торговых путей было то, что устойчивость в торговых отношениях теперь исчезла. Постоянные перевороты приводили к ломке экономических отношений: деньги, данные взаймы, не могли быть взысканы, солидные предприятия разорялись. Поэтому торговцы в колониях предпочитали не заключать договоров с городами Балканского полуострова и не подвергать опасности свои капиталы.

Это вызвало новый расцвет малоазийских городов и прилежащих к материку Малой Азии островов — при новых торговых путях их географическое положение оказалось во многих отношениях более выгодным, чем положение Афин и Коринфа.

Союзническая война

Особенно неблагоприятно эти экономические изменения отразились на Втором Афинском морском союзе. Здесь все более усиливались тенденции к сепаратизму, приведшие, наконец, к Союзнической войне.

К середине IV в. на малоазийском побережье образуется Карийское государство с центром в Галикарнассе. Во главе этого государства стоял Мавзол,[325] бывший вначале сатрапом персидского царя. Карийское государство занимало огромную территорию — более 25000 км² — от Ликии до Милета: «Я владел всей Карией, владел некоторыми городами Лидии, я присоединил к своим владениям ряд островов, я дошел до самого Милета, покорив большую часть Ионии», — говорит Мавзол в «Разговорах мертвых» у Лукиана (24, 1). Государство Мавзола занимало большую территорию, чем весь Второй Афинский морской союз, и из всех существовавших тогда государств уступало по величине только Персии и Египту; понятно, что Мавзол был одним из тех владык, к которому с мольбой и надежной обращались взоры богачей в греческих городах. Как мы уже говорили, ростом значения и богатства Кария была обязана тому, что торговые пути в это время передвигались все более на восток; минуя Балканский полуостров, товары направлялись вдоль владений Мавзола. Поэтому Кария, обладавшая большим флотом и бывшая в состоянии обеспечить мореплавателей от нападений пиратов, стала играть большую роль в средиземноморской торговле. Высокого расцвета достигли и такие острова, как Родос, Кос и смежные с ними, — в эпоху эллинизма эти острова (особенно Родос) становятся крупнейшими торговыми центрами.

Эти острова входили во Второй Афинский морской союз. По уставу этого союза афиняне не вмешивались во внутренние дела своих членов, но самый факт вхождения в союз создавал предпосылки, чрезвычайно благоприятные для существования демократии. Действительно, на этих островах существовал демократический строй с его характерной для античности чертой — обложением богатых людей литургиями и чрезвычайными налогами. Богатые люди на этих островах, достигшие большого влияния вследствие нового расцвета торговли, желали быть хозяевами в своих городах и тяготились демократическим режимом, опиравшимся на союз с Афинами. Естественно, что они вступают в сношения с Мавзолом. По сговору с карийским царем Родос, Хиос и Кос в 357 г. заявляют о своем выходе из союза, образуя новый военный союз; к этому новому союзу присоединяется и Византии, и, таким образом, афиняне лишаются права монопольно распоряжаться черноморским хлебом. Теперь демократия этих островов лишилась своей основной опоры — Афин. Как сообщает Либаний,[326] когда впоследствии Мавзол (несомненно по сговору с родосскими богачами) «организовал заговор против родосского народа и, уничтожив демократию на Родосе, сделал город рабом небольшого числа влиятельных людей», демократические его союзники Хиос и Византии не решились даже прийти на помощь родосцам.

Афины, ценой чрезвычайного напряжения своих сил, отправили к мятежным островам две эскадры — одну под начальством Хабрия, другую — под начальством Харета. При осаде Хиоса Хабрий погиб; не имея возможности продолжать осаду, афинские корабли оставили Хиос. Дальнейшие военные действия были столь же безуспешными. Недостаток денежных средств заставил афинян в 354 г. прекратить военные действия и признать независимость отпавших островов. Был заключен мир, по которому все отпавшие города были признаны автономными и, по-видимому, афинянам был гарантирован свободный провоз хлеба из Геллеспонта. Однако, пользуясь трудным положением Афин, Византий в дальнейшем часто нарушает эти условия: так, он, вопреки договору, захватывает города Калхедон и Селимбрию на фракийском побережье (Демосфен. XV, 26), предоставляя их жителям гражданство в Византии (Феопомп, 62 Якоби), а также вынуждает проплывающие мимо суда заходить в гавань Византия (Демосфен. V, 25), очевидно, для уплаты каких-то пошлин. Тем не менее, ввиду демократического строя в Византии серьезной угрозы афинской морской торговле это не представляло, и афиняне продолжали чувствовать себя на море достаточно прочно.

Евбул

В это время во главе Афин стал Евбул. Основной целью его деятельности было восстановление финансовой мощи Афин. Он старается увеличить доходы и, введя крайнюю экономию в расходование денег, уменьшить расходы. Ценой чрезвычайных усилий он достигает поставленной цели, и на короткое время бюджет Афин становится безубыточным.

2. СОЦИАЛЬНЫЕ ПРОЕКТЫ И УТОПИИ

Ограниченность кругозора рабовладельца

В сочинении «О доходах» (Poroi) Ксенофонт в духе Евбула рекомендует прекращение всяких войн, доказывает, что войны приносят больше убытка, чем прибыли государству, как бы победоносны они ни были; приводит в пример все прошлые войны и указывает, что, если государство откажется от войн и будет вести экономную политику, то, даже не прибегая к чрезвычайным мерам, можно обеспечить всю бедноту.

Его расчет чрезвычайно интересен. Он советует государству копить средства, купить рабов и каждому гражданину дать по три раба. Тогда каждый сможет, ничего не делая, жить при помощи этих рабов, и кризис будет устранен. А гражданам он рекомендует отдавать этих рабов в аренду в государственные рудники, они будут приносить арендную плату, и хозяева не будут иметь хлопот.

Очевидно, с этой мыслью носились в афинском обществе. Немного ранее Аристофан рекомендовал в своей поздней комедии «Богатство» (в пародическом плане) такой же рецепт. Из этого заколдованного круга греки не могли вырваться: чтобы сохранить демократию, надо увеличить число рабов; но увеличение числа рабов уменьшало оплату труда свободных.

«Киропедия» Ксенофонта

Тяжелое положение вызывает к жизни целый ряд проектов и утопических сочинений. Таково, например, уже упомянутое сочинение Ксенофонта «Киропедия». Ксенофонт преследует здесь определенную тенденциозную цель: он хочет показать, насколько монархия выше демократии и как хорошо можно организовать государство, если во главе стоит благожелательный монарх. Он мечтает превратить Грецию в единую монархию, где правитель относился бы к населению, как добрый барин, т. е. путем разных подачек и ласковых слов склонял бы народные массы к добровольному повиновению.

«Государство» Платона

В это время появляется и другое утопическое произведение, знаменитое «Государство» Платона. Платон не был человеком нового времени: его утопия с точки зрения новых условий была реакционной, потому что в это время все шло к объединению маленьких греческих государств в одно или несколько больших государств, к усилению монархии, которая не опирается ни на аристократию, ни на демократию. Этот социальный заказ выполнил Ксенофонт, тогда как Платон пытался строить свое государство на базе старого полиса, старого аристократического строя.

Об основных положениях его «Государства» мы говорили уже выше (с. 531 и сл.). «Государство» написано чрезвычайно художественно, красивым греческим языком, но это одно из самых реакционных произведений античной литературы. Платон, как теоретик, как кабинетный ученый, был очень далек от живой жизни. Его современники стояли на другой позиции.

Исократ

Мы говорили уже выше и об Исократе. Как мы видели, он впервые выдвинул принцип объединения всех греков для борьбы с Персией. Это дало возможность немецким ученым, начиная с 1871 г., прославлять Исократа. По их мнению, он был представителем расового принципа, стоял на точке зрения превосходства греческой расы над персидской и требовал объединения всех греков для борьбы с людьми низшей расы.

Между тем такое толкование искажает смысл текста Исократа. Если внимательно в него вчитаться, то будет ясно, что его подход к этому вопросу различен в различные моменты. В некоторых местах его сочинений есть призывы к соблюдению Анталкидова мира, к миру с Персией, даже к объединению с определенными группами варваров. Основой у него служит не расовая, а экономическая проблема, которую он формулирует очень остро. Он говорит о безработице, о массе людей без средств к существованию, блуждающих по Греции, о безработных бедняках в городах, все время смотрящих с вожделением на карманы богатых людей. Перед ним стоит проблема, куда девать эту огромную массу людей. Исократ, как и ряд его единомышленников, отвечает: смотрите, на Востоке, под властью персов, целые области населены «варварами», т. е. людьми, созданными для рабства. Вместо того, чтобы бороться между собою, пойдем туда и покорим варваров, сделаем их рабами, наши безработные поедут туда эксплуатировать этих рабов, а мы, состоятельные люди Греции, избавимся от голодных ртов и завистливых глаз.

Этим объясняется и весь характер пропаганды Исократа. У него на первый взгляд нет последовательности, нет постоянной точки зрения, однако он последователен в одном: в желании во что бы то ни стало избавиться от голодных людей. Для этого необходимы три предпосылки: прежде всего, централизация Греции — безразлично, кто будет монархом, только не персидский царь, потому что в программу Исократа входит захватить области персов; этим монархом может быть фессалийский тиран или македонский царь, сицилийский тиран или спартанский царь — все равно; затем, необходимо уничтожить крайнюю демократию с ее переделами земли, отменой долгов и обложением богатых и, наконец, необходимо покорение Персии для завоевания новых рынков и выселения сюда безработных. Для осуществления второго и третьего пунктов необходимой предпосылкой является также централизованная монархия. Чтобы выполнить эту программу, Исократ обращается с посланиями к различным царям и тиранам, предлагая им объединить силы всех греков, прекратить междоусобные распри и возглавить общеэллинский поход против персов.

В этом отношении особенно интересно сочинение Исократа, озаглавленное «Филипп». В первой части этого сочинения Исократ говорит о необходимости установить мир между виднейшими греческими государствами. Он предлагает македонскому царю Филиппу примирить четыре государства — Афины, Фивы, Спарту и Аргос, — остальные уже сами последуют их примеру.

Вторая часть речи посвящена центральной идее Исократа — походу против Персии. По мнению Исократа, данный момент был наиболее подходящим, так как в это время целый ряд областей отпал от Персии. Самое малое, что должен был сделать Филипп, — это завоевать все малоазийское побережье от Киликии до Синопа, переселить туда всех бродяг из Греции (planomenoi) и тем самым создать барьер для защиты Греции от варваров Востока. Все это подкрепляется ссылками на Геракла, возведенного в предки царя Филиппа.

Исократ не случайно подчеркивает те материальные выгоды, которые греки получат от этого похода. Как мы говорили уже, он выражает здесь не свое индивидуальное мнение: он выражал взгляды определенной группы богатых рабовладельцев, заинтересованных в твердой власти и колониальной экспансии.

Аристотель

Еще больший интерес представляют для нас взгляды ученика Платона Аристотеля. Аристотель несколько прогрессивнее Платона, он понимает уже, что афинянам невозможно вернуться к старой аристократии. Относясь терпимо к любой форме правления, он признает три нормальных формы: политию, т. е. умеренную демократию, аристократию и монархию. В зависимости от условий того или другого места в одном случае можно рекомендовать политию, в другом — монархию, в третьем — аристократию. Но эти формы имеют свойство вырождаться в уродливые формы: полития — в демократию, аристократия — в олигархию, монархия — в тиранию. Эти формы внешне сходны с первыми, но в действительности они являются их вырождением, так как в основу их положены не законность, а насилие. С этими формами нужно бороться.

«Вырождение» общественных форм с точки зрения Аристотеля заключается главным образом в том, что государство начинает покушаться на имущество богатых людей. «Монархия... создана для поддержки высших классов против народа... Царь следит за тем, чтобы владельцы имущества ни в чем не терпели ущерба» (Политика. V, 8, 1310 b9). Аристотель, разумеется, имеет в виду прежде всего македонскую монархию, к которой он был очень близок: он был придворным македонского царя Филиппа и учителем его сына Александра.

Аристотель, как и Платон, кабинетный ученый, но, очевидно, более близкий к реальной жизни, чем первый.

Другая интересная сторона учения Аристотеля — его учение о рабстве. Аристотель характеризует раба как одушевленное имущество или одушевленное орудие. Он говорит, что если бы наши орудия могли двигаться сами, то можно было бы обойтись без рабства. Но это невозможно: орудия должны приводить в движение люди, а нельзя свободного человека заставить выполнять физический труд, унижающий человека. Свободный человек создан для того, чтобы мыслить и управлять грубой физической силой. Поэтому с точки зрения Аристотеля рабство неизбежно. Если мы изучим людей, то, полагает он, мы убедимся, что одни созданы от рождения для рабства, другие — для свободы. Есть целый ряд людей, которые, даже будучи обращены в рабство, оказываются в сущности свободными.

Кто же от рождения обречен на рабство? Варвары — они созданы и воспитываются для этого. Таким образом, рабство, с точки зрения Аристотеля, естественная категория. Свободные эллины должны господствовать над варварами. Аристотель был учителем Александра Македонского и в поучение ему он написал сочинение о колониях для греческих граждан, где советует ему делать греческих колонистов господами в завоеванных им областях, а всю массу местного негреческого населения превращать в рабов. Замечательно, что Александр решительно отклонил это предложение.

Впрочем и «цари природы» — эллины, с точки зрения Аристотеля, только тогда могли осуществлять свое высокое предназначение, когда имели достаточное имущество, освобождающее их от необходимости работы по найму. Всякий низкий труд (banausia) по существу превращает свободного в раба.

3. ВОЗВЫШЕНИЕ МАКЕДОНИИ

Расположенная на север от Греции и долгое время не игравшая сколько-нибудь значительной роли Македония становится сильнейшим государством Греции в правление царя Филиппа (359—336).

Фальсификация истории этой эпохи

Вопрос о Филиппе долгое время являлся центральным пунктом исторической проблематики в западноевропейской, особенно немецкой исторической науке, причем каждый раз история этого периода освещалась соответственно требованиям политического момента.

В эпоху наполеоновских войн, когда Германия потеряла свою политическую самостоятельность, глава немецкой исторической школы Б. Г. Нибур в своих «Лекциях по древней истории» дал резко отрицательную оценку деятельности Филиппа, стараясь всячески превознести его политического антипода — Демосфена. Нибур беспрестанно проводил историческую параллель: Наполеон — Филипп, подчеркивая то, что Филипп отнял политическую самостоятельность у греческих государств и сыграл таким образом роковую роль в истории Греции. Эта точка зрения долго еще находила свое место в немецких работах по истории Греции. Совершенно другой взгляд на Филиппа стал высказываться после 1871 г., когда Бисмарк «железом и кровью» объединил Германию и заложил начало империи Гогенцоллернов. Стремление исторически оправдать это событие и побудило немецких историков наперебой восхвалять Филиппа, доказывая, что объединение Греции под главенством Македонии было исторической необходимостью, что только благодаря Македонии стало возможным выполнение великой миссии распространения греческой культуры на Востоке и т. д.

Наиболее ярко эта точка зрения проводилась в трудах немецкого историка К. Ю. Белоха, открыто сближающего Филиппа с Бисмарком, а Демосфена — с вождем германской социал-демократии А. Бебелем.

В эпоху «третьей империи» этот взгляд получил свое дальнейшее развитие. Фашистский историк Гельмут Берве объясняет завоевательные походы Филиппа «инстинктивным стремлением к завоеваниям» и борьбой за «расширение жизненного пространства». Деятельность Филиппа названа у него «грандиозным стремлением к деятельности цельного по природе человека».

Этническая принадлежность македонян

Немецким ученым для прославления Филиппа нужно было прежде всего доказать, что Филипп был греком, и немецкая наука потратила большие усилия, чтобы доказать, что македоняне — самые настоящие греки. Приводились самые различные доводы, начиная с того, что царь Александр I во время персидских войн, был допущен к участию в Олимпийских состязаниях (Геродот. V, 22). Но здесь лишь говорится, что устроители состязаний не хотели допустить его к участию в них, как царя варваров, но Александр доказал, что он и его предки-цари происходят из Аргоса; и в другом месте (Геродот. IX, 45) Александр говорит, что (лично он) по древнейшей генеалогии происходит из Греции. Отсюда ясно лишь то, что Геродот считает македонян варварами, а только их царей — греками. Однако и последнее совершенно неубедительно, так как греки в угоду различным варварским правителям охотно признавали этих правителей потомками греческих героев (так, фракийского царя Тереса считали потомком мифического афинского царя Терея, персидских царей — потомками Персея). Впрочем, сами греки не относились к этому «политическому родству» серьезно; так, известный греческий оратор V в. Фрасимах считает не подлежащим сомнению фактом, что даже просвещеннейший из македонских царей Архелай — варвар по происхождению: «Неужели мы, — говорит он, — будучи эллинами, станем рабствовать Архелаю, этому варвару» (смысл: варвары должны быть рабами эллинов, а не наоборот).

Фукидид (IV, 124, 1 и 126, 3) противопоставляет македонян эллинам и считает македонян варварами.

И, наконец, Исократ, которого никак уже нельзя заподозрить в недоброжелательстве к Македонии Филиппа, в сочинении «Филипп» (§ 107—108) противопоставляет эллинов македонянам, доказывая, что монархический образ правления совершенно чужд эллинам, но подходит для македонян.

Пытались еще доказать, что македонский язык — одно из наречий греческого языка, но сторонники этих взглядов потерпели крах — остатки македонского языка так существенно отличаются от греческого, что нельзя без натяжки признать его греческим.[327] В этом отношении интересно свидетельство Курция Руфа в его «Истории Александра». Здесь Александр обвиняет Филота в том, что он говорит не по-македонски, а по-гречески, пренебрегая родным языком.

Другие выдвигали на первый план общественный строй Македонии, который чрезвычайно сходен со строем гомеровской Греции. Поэтому они утверждали, что македоняне не только греки, но и самые древние и самые чистокровные греки, ибо они одни сохранили старинное гомеровское устройство, а другие греки его исказили.

Какие же черты в македонском государственном устройстве сходны с гомеровскими? Прежде всего патриархальная царская власть. Царь является первым из аристократов (basileutatos); он — судья, администратор и военачальник, так же как в гомеровской Греции. Он сам участвует в боях, сражаясь в первых рядах. Ближайшие к нему аристократы называются «гетерами», товарищами. Это название имеется и у Гомера.

Наконец, в Македонии еще сохранились следы военной демократии: большое значение здесь имеет общая сходка войска; она решает вопрос о казнях за преступления, вопросы о войне и даже вопросы престолонаследия. Все это чрезвычайно напоминает Гомера; следовательно, македоняне — греки.

Но, разумеется, этот вывод совершенно произвольный, так как не доказано, что гомеровское общество было каким-то своеобразным изолированным обществом. Энгельс в книге «Происхождение семьи, частной собственности и государства» доказал на материале Моргана, что это — типовое явление, что мы можем найти целый ряд параллелей у современных первобытных народов, например у народов Америки. Такое сходство только показывает, что македонский народ продолжал долгое время сохранять пережитки того первобытнообщинного строя, который был у греков во времена Гомера: в странах Балканского полуострова происходила быстрая экономическая ломка, тогда как в Македонии, в стране, лежащей далеко от торговых путей, в глубине материка, законсервировалось на более продолжительное время старинное устройство.

Что касается слова «гетеры» (hetairoi), то мы совершенно не знаем, как этот аристократический круг назывался по-македонски. Мы имеем, очевидно, только перевод на греческий язык. Правящая аристократия в эпоху Филиппа уже давно говорила на греческом языке и для перевода македонского слова использовала соответствующий старинный термин, который бытовал в греческой литературе со времени Гомера.[328]

Македония до Филиппа. Эллинизация Македонии

Самые ранние сведения о Македонии, содержащиеся у греческих историков, относятся ко времени правления царя Александра Филэллина (приблизительно 495—445). Македония этого времени представляла собой государство с характерными пережитками первобытнообщинного строя. Эти пережитки были столь значительными, что отдельные племена Верхней Македонии (элимиоты, линкестийцы и др.) сохраняли относительную независимость (имели даже своих царей и подчинялись македонскому царю только как военачальнику).[329] Таким же пережитком была большая роль народного собрания — вооруженного войска — имевшего также и судебные функции.[330] На более высокой стадии развития стояла, однако, Нижняя Македония, на которую главным образом и опирались македонские цари.

Главным занятием населения было скотоводство и земледелие. Арриан (Анабасис Александра. VII, 9, 2) передает нам речь Александра Великого, обращенную к восставшим воинам; здесь дано такое изображение Македонии до Филиппа II: «Филипп, застав вас бедными кочевниками, в большинстве своем одетыми в шкуры, пасущими на горах немногочисленных овец и притом терпящими поражения от иллирийцев, дал вам вместо шкур плащи, свел вас с гор в равнины и сделал вас городскими жителями».

При Александре I Филэллине значение царской власти в Македонии усиливается. Александр энергично борется с фракийцами и захватывает ряд областей. Об усилении царской власти свидетельствует и то, что при Александре впервые выпускаются монеты с именем общемакедонского царя. При этом же царе начинается эллинизация правящей верхушки, достигшая полного завершения во время Филиппа II и Александра Великого. В Греко-персидских войнах македоняне входили в состав персидского войска (Геродот. VII, 185).

Время после Александра I хуже всего освещено в источниках. Нам известно только из Фукидида (IV, 79) об ожесточенной борьбе сына Александра I Пердикки с вождем линкестийцев Аррабеем, со своим братом Филиппом и другими соперниками. В этой борьбе принимали участие (на стороне противников Пердикки — Фукидид. I, 57) и афиняне, в это время интенсивно колонизовавшие Фракию (Амфиполь был основан в 437 г.). В Пелопоннесской войне Пердикка выступил на стороне Спарты. Однако спартанцы были опасными союзниками — они вели себя в Македонии, как в завоеванной стране. Поэтому с 423 г. Пердикка сближается с Афинами (надпись IG I2 71). Основной линией внешней политики Пердикки во время Пелопоннесской войны было сохранение независимости от обеих коалиций.

Пердикка умер вскоре после 414 г. На македонском престоле после долгой борьбы между претендентами оказался Архелай. По замечанию Фукидида (II, 100), в своей деятельности он достиг большего, чем все восемь царей до него. Он проложил ряд дорог, сооружал крепости и особенно заботился о вооружении и войске. Архелай был тесно связан с греческим миром: при его дворе в Пелле жили виднейшие греческие поэты, в том числе Еврипид, сочинивший здесь ряд драм («Вакханки», «Архелай» и др.). В Дионе (у подножия Олимпа) устраивались театральные представления, привлекавшие большое число зрителей. Внешняя политика Архелая определялась его нейтралитетом в Пелопоннесской войне при дружественных связях с Афинами, которые не были нарушены до его смерти. Поэтому спартанцы готовили общегреческий поход на Архелая. К этому же времени относится усиление союза греческих городов Халкидики во влаге с Олинфом, который расширился за счет македонской территории. Аминта III, бывший царем Македонии в начале IV в., обратился за помощью к Спарте и при ее поддержке над Олинфским союзом была одержана победа.

После битвы при Левктрах (371 г.) и смерти Аминты (370 г.) усилившиеся беотийцы начинают вмешиваться во внутреннюю борьбу в Македонии. После того как сын Аминты Александр II был убит, а престол был фактически захвачен Птолемеем из Алора, приверженцы убитого царя призвали беотийцев. Однако Пелопид, командовавший беотийским отрядом, предпочел заключить договор с Птолемеем, правившим от имени двух других сыновей Аминты Пердикки (будущего Пердикки III) и Филиппа (будущего Филиппа II). Пелопид вернулся с многочисленными заложниками, среди которых был и Филипп.

Птолемей правил недолго. В 365 г. он был убит Пердиккой. Пердикка III ориентировался на Афины, опираясь на них в борьбе с Олинфским союзом. Он погиб в 359 г. в сражении с иллирийцами, вторгшимися в Македонию.

Положение Македонии и царствующей династии оказалось чрезвычайно тяжелым. Появился ряд претендентов на престол, в их числе вождь линкестийцев Павсаний, поддерживаемый фракийцами, Аргей, поддерживаемый Афинами, и др.

Но новый царь Македонии — Филипп II — оказался в силах преодолеть все эти затруднения.

4. ПЕРВЫЕ УСПЕХИ ФИЛИППА

Восшествие на престол Филиппа

В Македонии не было строгого закона о престолонаследии; поэтому после смерти каждого властелина начинались смуты. После смерти Пердикки также началась борьба между претендентами, одним из которых был 24-летний юноша Филипп, сын Аминты.

Как было уже сказано, Филипп был заложником в Беотии. Будучи любознательным мальчиком, он имел возможность познакомиться здесь не только с греческой культурой, но и с военным строем греков. Влияние Эпаминондовой военной техники на технику Филиппа не подлежит сомнению.

Реформы в военном деле

Прочно утвердившись на престоле и устранив остальных претендентов, Филипп проводит целый ряд реформ, прежде всего в военном деле.

Наиболее сильной частью македонского войска была конница, составленная из аристократов — «гетеры». Македония делилась на ряд почти автономных областей, и Филиппу принадлежит та заслуга, что он окончательно лишил власти мелких правителей, превратив их в обыкновенных подданных, служащих македонского царя. Всю конницу, которая была довольно разнородной, Филипп сделал монолитной. Он вооружил ее пиками и создал из нее настоящую кавалерию, разделив на равные отряды — илы.

Уже в самой Греции, как мы видели, в начале IV в. была проведена Ификратом реформа — замена тяжеловооруженных гоплитов пельтастами с менее тяжелым вооружением: они носили щит, в котором кожаные части были заменены полотняными, полотняные доспехи, более легкие копья, длинный меч. Эти легкие доспехи требовали специальной военной учебы, нужно было уметь лавировать. В Греции это стало возможным только тогда, когда войско стало наемное, так как, чтобы быть пельтастом, необходимо было пройти специальный курс военного обучения.

Эту замену тяжелого вооружения более легким провел у себя и Филипп. Наиболее интересным нововведением Филиппа была так называемая сарисса — очень легкое копье, что давало возможность удлинить его. Первый ряд воинов шел с короткими сариссами, у второго они были длиннее, у третьего еще длиннее и т. д., так что они образовывали перед строем сплошной лес пик. Это сообщало македонскому строю особую силу.

Затем, крупным нововведением Филиппа было заимствование у Эпаминонда косого строя, когда атакуют одним наиболее сильным выступом фронта, разбивают главную, наиболее сильную часть врага и затем только вводят в строй более слабые части, причем вся армия расположена углом. Эту технику усвоил и Филипп: во главу угла, там, где у Эпаминонда была наиболее сильная пехота, он поместил свою конницу; и у него решал сражение, прежде всего, прекрасно выученный отряд кавалерии с пиками.

Выдающимся усовершенствованием Филиппа в области военного дела является то, что у него различные роды войск действуют вместе, как единое целое. До тех пор у греков конница действовала отдельно, пехота отдельно; теперь войско стало единой массой — все виды войск стали связаны между собой вполне гармонично, действуют под одним командованием и составляют один большой строй.

Филипп лично участвовал во всех сражениях и неоднократно получал тяжелые ранения. Он вел себя, таким образом, как царь гомеровской эпохи, и существенно отличался от других монархов, которые не участвовали сами в сражениях, а действовали через вождей наемников.

Вообще в эту эпоху, когда сходило со сцены гражданское ополчение и решающую роль стали играть наемники, появление настоящей регулярной армии, преданной своей родине, должно было сыграть, конечно, огромную роль.

В области стратегии Филипп также ввел новый принцип. Греки по окончании сражения выясняли, на чьей территории оказались чужие трупы. Противник просил о выдаче трупов, и тем признавал себя побежденным, а победитель на месте сражения водружал трофей. Этим борьба и кончалась.

Филипп усвоил впервые, что важно не водрузить трофей, а уничтожить врага. После победы он не занимался водружением трофеев, но преследовал врага до полного уничтожения, пока он не рассыплется в разные стороны и не перестанет быть военной силой.

Чрезвычайно важным нововведением Филиппа является создание «артиллерии» (если можно так выразиться). Появляются своеобразные «пушки», т. е. орудия, выбрасывающие снаряды — огромные камни. Разумеется, эти камни выбрасывались не порохом, а при помощи пружинного механизма. Эти большие камни, выброшенные с огромной силой, могли разрушить стены, сложенные из глины или кирпича. При Филиппе получила развитие и техника осадных машин, таранов, которые, ударяя в стены, разрушают их. Эти громадные машины назывались покорительницами городов (гелеполидами).

Целью военной реформы Филиппа было проведение активной внешней политики, предпосылкой которой было увеличение роли царя и его независимости от знати.

Благоприятная обстановка для внешней политики

Преобразования Филиппа имели целью создать прочную базу для проведения активной внешней политики.

Момент был как нельзя более благоприятным: как замечает античный комментатор Демосфена Либаний, «Эллада была разделена на множество частей, афиняне воевали с союзниками, фиванцы с фокидцами, а спартанцы — с остальным Пелопоннесом. В этот момент Филипп и занял македонский престол».

Принципы дипломатии Филиппа

Во время своего пребывания в Фивах Филипп не только хорошо усвоил принципы новой военной техники, но и прошел прекрасную дипломатическую школу. Он узнал, что успех в войне зависит в сильнейшей мере от финансовой мощи государства и что, кроме этого, необходимо иметь своих агентов и сторонников в рядах противника, прибегая в случае необходимости и к подкупу. «Осел, нагруженный золотом, возьмет любую крепость», — говорил Филипп. Мы увидим в дальнейшем, что Филипп никогда не отступал от этих принципов в своей внешней политике.

Однако было бы несправедливо полагать, что Филипп действовал только в интересах своего властолюбия и честолюбия или что его сторонники в Греции действовали только под влиянием подкупа. Твердая монархическая власть нужна была богатым людям всей Греции для того, чтобы избавиться от систематических обложений, которым они подвергались со стороны демократии. Эта власть должна была быть совершенно независимой от переменчивого большинства в народном собрании и опираться на преданную монарху армию. Уже упомянутый Исократ был наиболее подходящим идеологическим вождем для этой группы. Его профессия учителя красноречия приносила ему настолько большой доход, что он привлекался даже к исполнению триерархии. Он был типичным представителем запуганных насмерть афинских собственников, готовых иметь любое правительство, лишь бы оно дало им возможность «сохранить имущество, имеющееся у них сейчас, и выгодно пустить его в оборот».

Филипп отвечал всем этим требованиям; вот почему богатые люди в греческих городах были ему преданны не за страх, а за совесть и были готовы ради него предать свою родину. Точно так же и сам Филипп был не только властолюбцем, но и исполнителем воли многочисленных собственников в Греции.

Взятие Амфиполя и Пидны

После того как Филипп, обезопасив свои границы от варваров, нанес ряд поражений иллирийским племенам (358 г.), он обратил свои взоры на Восток. Здесь его основными противниками оказались богатые города Халкидики (Олинфский союз) и кровно заинтересованные в этих районах Афины. Еще во время Пелопоннесской войны спартанский полководец Брасид избрал центром военных операций Амфиполь — самое уязвимое место афинской «архе». С тех пор Амфиполь приобрел самостоятельность, но Афины неоднократно пытались присоединить этот важный форпост во Фракии к своим владениям.

Филипп понимал, что у него недостаточно сил для борьбы с Афинами, господствовавшими на море. Поэтому он, захватив еще в начале своего правления в плен афинян, сражавшихся в войске одного из претендентов на македонский престол (Аргея), отпустил их без выкупа и вручил им письмо, в котором предлагал Афинам заключить военный союз (симмахию) и возобновить традиционную дружбу. Очевидно, тогда и был заключен тайный договор, по которому Филипп обещал завоевать для Афин Амфиполь в обмен на Пидну, важный морской порт на македонском побережье, находившийся в союзе с Афинами. Филипп в действительности и не думал отказываться от Амфиполя и, как только началась Союзническая война, использовал создавшуюся обстановку для нападения на Амфиполь.

Амфиполю осталось только выбирать между Афинами и Македонией. Вероятно, сторонники Филиппа имели там меньшинство; жители города прислали в Афины двух послов (Гиеракса и Стратокла) с просьбой о союзе и помощи, но Филипп, приступив к осаде, прислал вновь письмо в Афины, где он уверял, что передаст им Амфиполь, как только он будет взят. Этого оказалось достаточно для того, чтобы послы получили отказ, и Филипп мог беспрепятственно вести осаду до конца (357 г.). Филипп мягко обошелся с побежденным городом. Были изгнаны только противники Филиппа, в том числе и упомянутый выше Стратокл. Соответствующее постановление амфипольского народного собрания, записанное на каменной стеле, дошло до нас.[331] Из него видно, что Филипп действовал «конституционным путем»: постановление об изгнании исходит не от него, а от амфипольского народа. Очевидно, причиной успеха Филиппа были в этом случае его сторонники в рядах противника. В дальнейшем эту роль берут на себя почти всегда олигархические элементы.

Захватив ключевую позицию во Фракии, Филипп стал добиваться присоединения Пидны. Здесь помогли усилия его соратников, предавших ему город.

Олинфский союз и Потидея

Блестящие успехи Филиппа не могли не настроить против него его соседей, прежде всего могущественный Олинфский союз. Филипп старался привлечь и его на свою сторону, ибо девиз divide et impera был одним из основных в его внешней политике.

Бывшая коринфская колония Потидея, занимавшая узкий перешеек, соединявший полуостров Паллену с материком, была давно бельмом на глазу у олинфян. Несмотря на то что у Филиппа с Потидеей был договор о союзе, он пообещал этот город Олинфу. Олинфский союз заключил с Филиппом военный союз против Афин, с которыми Филипп находился со времени взятия Амфиполя в состоянии войны.

В награду за помощь Филипп передал захваченную им Потидею Олинфу (а вместе с ней и пограничную между Олинфским союзом и Македонией область Анфемунт). Экспедиция афинян, посланная на помощь Потидее, опоздала. Затем Филипп захватил на реке Стримоне знаменитые Пангейские рудники.

Древнюю Крениду, находившуюся поблизости от этих рудников, он переименовал в Филиппы.

Огромное количество драгоценных металлов, добывавшихся Филиппом из этих рудников (до 1000 талантов в год), позволило ему провести монетную реформу и чеканить свою золотую монету. Золотая монета Филиппа имела целью вытеснить с рынков персидский золотой дарик, служивший золотым стандартом до этого времени, а серебряная — афинскую тетрадрахму. И действительно, золотые и серебряные монеты Филиппа получили репутацию самых доброкачественных и получили повсеместное хождение.

Целью этой реформы было создание средств для активной внешней политики (для содержания наемников, постройки флота и т. д.).

Честолюбивые замыслы Филиппа не ограничились достигнутыми результатами. Предлог для более серьезного вмешательства во внутренние дела Греции дала ему Священная война, охватившая почти все материковые государства Греции.

5. СВЯЩЕННАЯ ВОИНА И ФИЛОКРАТОВ МИР

Начало военных действий между фиванцами и фокидцами

Битва при Мантинее не сокрушила политической мощи Фив. Они продолжали играть главенствующую роль в Дельфийской амфиктионии. Эта амфиктиония, бывшая с древнейших времен лишь культовым объединением, в это время становится орудием политической борьбы. Входившая в число амфиктионов Фокида была старинным врагом Фив, и они готовы были воспользоваться любым предлогом для открытия военных действий. Такой предлог вскоре представился.

По предложению фиванцев совет амфиктионов наложил огромный штраф на фокидцев, правда, не на государство, а на отдельных людей, но эти люди были крупнейшими политическими деятелями Фокиды; они были обвинены в кощунстве и оскорблении Дельфийского храма. Уплатить этот штраф фо-кидцы не были в состоянии и, так как угроза войны со всеми членами амфиктионии была совершенно реальной, они приступили к набору наемного войска. Во главе его стал некто Филомел из Ледона, человек чрезвычайно энергичный и способный, один из присужденных к штрафу амфиктионами.

Захват Дельфийского святилища

Филомел направился в Спарту, жители которой с 371 г. ненавидели Фивы. При помощи спартанских субсидий и собственных больших средств Филомел навербовал большой отряд наемников и с их помощью захватил в 356 г. Дельфы, которые Фокида считала с древнейших времен частью своей территории. После этого Филомел обратился с воззванием ко всем грекам; то, что Дельфы с древнейшего времени принадлежали Фокиде, он обосновал рядом исторических доказательств, в том числе ссылкой на «Каталог кораблей» в «Илиаде». Дельфийские сокровища открывали ему широкие возможности для ведения войны, ибо в те времена во всей Греции (например в Афинах, в Беотии) казна храмов рассматривалась как запасная государственная казна, и «заем» у богов был самым обычным делом.

Впрочем, на первых порах Филомел не нашел нужным прибегать к этому средству: он пошел строго демократическим путем, призвав 5000 фокидцев на военную службу и обложив дельфийских богачей прямым налогом. Имущество рода Фракидов, главных врагов Фокиды, было конфисковано, а сами Фракиды изгнаны.

Первый этап войны

Фокидцев поддержали Спарта и Афины, заключившие с ними союз. Но силы противников Фокиды — в их число, кроме Фив, вошли Фессалия, Локрида и ряд других — были весьма значительными, и Филомел был вынужден сделать заем из дельфийской казны, чтобы набрать новых наемников.

С помощью этого войска Филомел нанес ряд поражений локрийцам и фессалийцам, но в битве с беотийцами потерпел поражение и сам погиб. Это было в 354 г. Во главе войска фокидцев встал брат Филомела Ономарх, еще более талантливый полководец и дипломат, чем его брат.

Действуя гораздо решительнее, он переплавил большую часть находившегося в Дельфах золота в монету и на эти деньги набрал огромную по тем временам армию, достигавшую 20 000 человек.

Это были испытанные воины, и Ономарх оказался в состоянии нанести поражение беотийцам. После этого он двинулся в Фессалию и добился того, что тираны фессалийского города Фер перешли на его сторону.

Вмешательство Филиппа в дела Греции

Фессалийские аристократы (род Алевадов) и фиванцы призвали Филиппа, который отныне становится в позу мстителя за ограбление святилища Аполлона. Он даже приказал всем своим воинам надеть на себя лавровые венки (Юстин. VIII, 2; лавр был посвящен Аполлону Дельфийскому). Филиппу, действительно, удалось нанести поражение армии брата Ономарха Фаилла.

Узнав об угрожавшей опасности, Ономарх двинулся навстречу Филиппу в Фессалию и нанес ему сокрушительное поражение в последовавших двух сражениях. Филипп был вынужден отступить в Македонию (353 г.).

Ономарх совершил ошибку, недооценив своего противника и дав ему возможность отступить. Филипп воспользовался этим и в 352 г. снова вторгся в Фессалию. Сражение произошло недалеко от Пагас, на так называемом Крокусовом (Шафранном) поле. Участь сражения решила конница Филиппа. Фокидцы были прижаты к берегу моря; 6000 погибло на поле битвы, в том числе и Ономарх; 3000 воинов, взятых в плен, Филипп приказал утопить в море как «святотатцев». В результате победы вся Фессалия была у ног Филиппа. Тираны города Фер, опиравшиеся на широкие массы населения, были изгнаны, и Филипп фактически сделал Фессалию своим владением. Единственный удобный порт Фессалии Пагасы, центр внешней торговли Фессалии, был им захвачен, и в нем поставлен македонский гарнизон.

Попытка Филиппа захватить Среднюю Грецию

Затем Филипп решил нанести окончательный удар по фокидцам на их собственной территории и двинулся к Фермопилам. Над Грецией нависла опасность подчинения македонскому деспоту, но на этот раз она была предотвращена: на помощь фокидцам пришли спартанцы, афиняне и ахейцы; по свидетельству Демосфена («О преступном посольстве». 84), одним афинянам отправка этого войска обошлась более чем в 200 талантов.

Филипп не захотел подвергаться риску и отступил. Как велика была опасность, грозившая Греции со стороны Филиппа, тогда понимали еще только немногие. В числе их был величайший оратор и политический деятель древности Демосфен, произнесший в Афинах пламенную речь (так называемую 1-ю Филиппику),[332] в которой он предупреждал афинян об угрожавшей им опасности и требовал энергичного ведения войны против Филиппа. Однако уставшие от войн афиняне больше всего желали мира, никто не понимал еще, как велика была угрожавшая опасность, и призыву Демосфена не вняли.

Фракийский поход Филиппа

Вынужденный на некоторое время отказаться от своих планов в Греции, Филипп вторгся во Фракию (осенью 352 г.). Воспользовавшись междоусобицами, последовавшими за смертью царя Котиса, Филипп выступил третейским судьей между претендентами на престол и фактически подчинил себе всю Фракию.

Олинфская война

Халкидские города, еще не покоренные Филиппом, поняли, что их дни сочтены. Единственным шансом на спасение оставался союз с Афинами, с которыми и был в 350 г. заключен договор.

Важно отметить, что и в Олинфе у Филиппа были влиятельные сторонники — члены олигархической партии. Демосфен в 3-й Филиппике (§ 56) отмечает, что «одни граждане в Олинфе действовали в интересах Филиппа и во всем ему услуживали, другие — в интересах своей родины».

Договор, заключенный союзником Филиппа Олинфом без его ведома с Афинами, вызвал ряд угроз со стороны Филиппа. Не объявляя войны, он вторгся в 349 г. в Халкидику, после чего олинфские послы спешно направились в Афины с просьбой о помощи.

Во главе Афин в это время стоял Демосфен. Он руководил демократической партией, которая отстаивала полную независимость Афин как экономическую, так и политическую, и освященное веками демократическое устройство. Со свойственной ему прозорливостью он понимал, что все происшедшее таит в себе величайшую опасность для Афин. В случае победы Филиппа Афинам угрожала потеря ведущей роли на морских торговых путях, так как Филипп, по его мнению, не остановился бы на захватах греческой территории, а двинулся бы на Херсонес, как это и в самом деле произошло впоследствии.

В произнесенных по этому поводу трех олинфских речах Демосфен в ярких красках показал афинскому народному собранию опасность нерешительного поведения афинян и потребовал энергичного ведения войны. Однако для этого нужны были деньги, а афинские богачи были не очень склонны жертвовать ими. Государственная казна Афин значительные деньги тратила на раздачи гражданам так называемого феорикона, т. е. денег на оплату посещения театра. Демосфен пытался убедить афинский народ разрешить ему расходовать эти деньги на ведение войны, но его усилия остались, в конечном счете, безуспешными.

Афины послали небольшой отряд наемников и 30 кораблей на помощь Олинфу. Но эта помощь даже не успела прибыть на театр военных действий. Олинф был взят Филиппом и сравнен с землей; граждане были проданы в рабство и частично отправлены в Македонию для работы на царских рудниках. Принадлежавшие городу земли были поделены между македонскими аристократами (348 г.). При взятии Олинфа большую помощь Филиппу оказали его сторонники среди олинфян. В решительный момент олинфская конница изменила и перешла на сторону Филиппа.[333]

В это же время афиняне претерпели и другой тяжелый удар: одновременно с осадой Олинфа Филиппу удалось добиться отложения Евбеи, бывшей одним из источников хлебного снабжения Афин.

Македонская партия у власти в Афинах

Эта неудачная внешняя политика подорвала влияние демократической партии в самих Афинах. Перевес получают олигархические элементы, возглавляемые оратором Эсхином. Эсхина поддерживал Исократ, сочувствовавший честолюбивым замыслам Филиппа, а, может быть, в известной мере и внушавший ему принципы его политики. Под влиянием этой партии общественное мнение в Афинах все более склоняется к заключению мира.

Филипп со своей стороны не хотел открытой борьбы с Афинами. Военный флот Афин, состоявший более чем из 350 триер, представлял внушительную силу. Кроме того, можно предполагать, что как раз около этого времени Филипп стал носиться с планами обширных завоеваний, не ограничивавшихся Грецией, — афинский флот мог оказаться необходимым ему для этой цели.

Филократов мир

В 346 г. в Пеллу, столицу Македонии, прибыли послы от Афин и других греческих государств. В числе членов афинского посольства был и афинянин Филократ, внесший затем проект мирного договора в афинский совет. Мир был заключен на том условии, что каждый договаривающийся сохраняет за собой владения, которые были в его руках в момент заключения мира.

Филократов мир был блестящей удачей дипломатии Филиппа. Успех заключался не только в том, что фокидцы были исключены из мирного договора и фактически отданы на произвол Филиппа; Филипп сумел затянуть и самое заключение мирного договора и, в то время как афинские послы ожидали его в Пелле, он успел овладеть фракийским побережьем вплоть до Херсонеса.

Правда, Филипп дал туманное обещание передать Афинам Евбею и Ороп, но, тем не менее, условия мира были крайне невыгодными для Афин.

Естественно, что тотчас же после возвращения посольства на родину Демосфен возбудил против него обвинение в предательстве в знаменитой речи «О преступном посольстве». Но на этот раз враги Демосфена одержали верх. Мир был ратифицирован афинским народным собранием.

Конец Священной войны

Между тем Филипп продолжал Священную войну. Завоевав Фессалию, он вторгся в Фокиду и нанес в союзе с Фивами поражение фокидцам. Фиванцы настаивали на полном порабощении Фокиды, но Филипп не желал чрезмерно усиливать фиванцев и добивался в совете амфиктионов, чтобы фокидцам была оставлена их территория, но чтобы они были исключены из числа амфиктионов. Вместо них включен был Филипп, получивший два голоса. В это время Фессалия провозгласила его главным военачальником — тагом. Теперь царство Филиппа фактически простиралось от Фермопил до Геллеспонта — подобного ему в Греции никогда не существовало.

Филипп и Демосфен

В наиболее популярных немецких трудах по истории Греции обычна оценка Филиппа как великодушного спасителя Эллады, а Демосфена — как адвоката-болтуна и предателя. Поэтому мы позволим себе привести ту характеристику этих лиц, которую мы находим в античных свидетельствах.

Филипп постоянно характеризуется как коварный и бесчестный человек, который не уважал людей и смотрел на них только как на свои орудия. Обещания связывали его только до тех пор, пока это было ему выгодно. Его царское слово не имело никакой цены. Его оружием были ложь, произвол и насилие. Он поощрял самые низкие страсти и привлекал к себе на службу продажных писателей. «Людская ненависть и глупость позволили Филиппу под видом общеэллинских интересов спокойно преследовать свои личные цели», — принужден признать Р. Пельман.

В покоренных им греческих городах он не только уничтожал демократические учреждения, но и вообще лишал их всякой независимости и жестоко издевался над ними. Так, в фессалийских городах (как некогда Лисандр) он передал власть своим ставленникам, как называет их Демосфен, «декархиям», распоряжавшимся там по своему усмотрению. Древние авторы справедливо говорят о порабощении им греческих городов.

Греки привыкли к насилиям и надругательствам над жителями покоренных городов, но Филипп в этом отношении не имел себе равных. Мы уже говорили о 3000 фокидцах, утопленных в море в 352 г. по приказу Филиппа. В 348 г. демократы Эретрии и Орея на Евбее ушли в соседний Портмос и укрепились там. Филипп взял Портмос и перебил сбежавшихся сюда демократов. В том же году он вырезал, продал в рабство и увел на каторжные работы в царские рудники всех жителей разрушенного им Олинфа.

О Демосфене всякий непредубежденный человек легко составит себе впечатление по его речам. Прекрасную характеристику Демосфена дает Р. Ю. Виппер:

«Демосфен не имел военных талантов. Его родина была слаба и не имела союзников. Но в этом труднейшем положении Демосфен сделал все, что было в человеческих силах: неустанно открывал глаза народу на происки сторонников Македонии... сплачивал разрозненные элементы оппозиции... старался привлечь другие общины к национально-демократическому делу. Если согласиться судить политика не по его успехам, а по степени его изобретательности, находчивости и напряженности энергии, то Демосфена следует признать одним из величайших государственных деятелей Греции... Демосфен мог гордиться тем, что он завоевал своей убежденной речью множество новых сторонников, что республиканское настроение, померкшее было к концу безнадежной первой войны с Филиппом, вновь проснулось... и завоевало широкие круги афинского общества».[334]

Немецкие историки, пытаясь бросить тень на нравственный облик Демосфена, ссылаются обычно на то, что в тот момент, когда Исократом и Филиппом был выставлен лозунг объединения эллинов, он вступает в союз с персами; значит он — изменник, а Филипп — носитель панэллинской идеи. На это можно возразить, что македоняне были столь же мало греками, как персы, — так относились к македонянам сами греки. Филипп неоднократно обнаруживал, что идея объединения греков была в его устах просто фразой, фактически им руководило стремление к усилению могущества и влияния Македонии.

Демосфен, действительно, вел переговоры с персами и, может быть, уже в это время получал субсидии от них для ведения антимакедонской агитации. Пытались изобразить дело так, что эти деньги были взятками, полученными им лично. Но это противоречит показаниям источников, которые в большинстве случаев прямо указывают на то, что эти деньги Демосфен получал для поддержки антимакедонского движения в Афинах и Греции. Сближаясь с Персией, Демосфен поступал как честный и дальновидный патриот, понимавший, что реальной угрозой его родине был Филипп, а не Персия.

Борьба за проливы

Ставший в 357 г. независимым Византий, несмотря на свой демократический строй, естественно видел своего конкурента в Афинах. В начале 40-х годов он даже заключил договор с Филиппом.

Если бы Филиппу, захватившему в 348 г. Эретрию и Орей на Евбее, удалось прибрать к рукам и проливы, ведущие в Черное море, хлебное снабжение Афин оказалось бы на грани катастрофы. Демосфен произнес свою знаменитую речь — третью филиппику. Было решено послать афинское войско на Евбею для борьбы со ставленниками Филиппа. Летом 341 г. афинское войско, поддержанное контингентами из Халкиды и Мегары, одержало победу над войсками Филиппа и окончательно изгнало македонян из Евбеи. Афинское народное собрание наградило Демосфена золотым венком.

О другой нависшей над афинянами опасности мы читаем также в знаменитой речи Демосфена «О венке»: «Видя, что мы (афиняне) из всех людей пользуемся наибольшим количеством ввозного хлеба, и желая распоряжаться по своему произволу подвозом хлеба, Филипп прибыл во Фракию и стал уговаривать своих союзников византийцев заключить с ним союз против нас (афинян)».

Действительно, если в 352 г. Филиппу удалось стать фактически хозяином Фракии, то теперь он решил ликвидировать одрисский царский дом, формально еще владевший Фракией, и присоединить Фракию к своим владениям и де юре. Под тем предлогом, что фракийский царь Керсоблепт совершил (в 342 г.) несправедливости против греческих городов на побережье Фракии, Филипп, во главе большой армии, двинулся в его царство. Керсоблепт был свергнут с трона, а Фракия превращена в македонскую провинцию. В устье Гебра был основан новый большой город Филиппополь, ставший центром македонской власти в восточной Фракии. В 341 г. Филипп завладел Калибой близ Византия и вышел, наконец, к Пропонтиде.

Когда византийцы увидели, что Филипп хочет прочно овладеть их проливами, они охладели к нему и отказались принять участие в борьбе против Афин. В ответ на это Филипп начал готовиться к походу на Византий. Византий заключил военный союз с Афинами.

В 340 г. флот Филиппа направляется в Геллеспонт. Однако он не пошел на Византий, как ожидали афиняне, а осадил Перинф.

Все это вызвало радикальный поворот в общественном мнении Афин: если за восемь лет перед этим был заключен Филократов мир и македонская партия была сильна в Афинах, то теперь сторонники Македонии объявляются государственными преступниками, и страна начинает лихорадочно готовиться к войне с Македонией. Тут был задет вопрос хлебного снабжения, поэтому все разногласия сразу исчезли.

Теперь афиняне посылают флот из 120 кораблей против Филиппа, который, не снимая осады с Перинфа, подошел к Византию. Здесь на море, как оказалось, соотношение сил было иное, чем на суше, тем более, что теперь целый ряд государств, нуждающихся в ввозном хлебе, как, например, Мегара и Коринф, также поддерживали Афины. В 340 г. Филиппу пришлось бросить осаду Перинфа и выйти в море против афинян. Около Византия афиняне наголову разбили флот Филиппа, и Филипп убедился, что на море афиняне безусловно сильнее его.

Филипп, тем не менее, осадил Византий. Эта осада продолжалась около года (она окончилась в 339 г.) и была столь славной страницей в истории борьбы за освобождение, что ее разукрасили всевозможными легендами. До нас дошел афинский декрет о проксении, данной одному из участников героической обороны этого города — Апеллесу (IG II2 119). Несмотря на чрезвычайные усилия Филиппа (для осады Византия им была впервые применена новая замечательная военная машина, изобретенная Полиидом), взять Византии не удалось и пришлось снять осаду.

Вести об этих победах встречались в Афинах всеобщим ликованием. Византий, Перинф и ряд городов Херсонеса, также освобожденных теперь от гарнизонов Филиппа и получивших назад «свои отчизны, законы, свободу и храмы», ликуют и принимают почетные декреты в честь своих освободителей — афинян. Византийцы предоставили им право гражданства, освобождение от всех пошлин и налогов, право сидеть в первом ряду на состязаниях и выступать в народном собрании вне очереди; на берегу Боспора были поставлены три огромные статуи, изображающие, как Византий и Перинф увенчивают Афину.

6. ПОКОРЕНИЕ ГРЕЦИИ

Новая Священная война

Вскоре после этого Филиппу представился новый случай вмешаться в греческие дела. Опять начинается так называемая Священная война — на этот раз уже не с Фокидой, а с озольскими локрами. Локры из Амфиссы запахали землю в Крисе, которая была разрушена за святотатство (см. ч. I, с. 157) и предана проклятию: эту землю запрещено было обрабатывать. Амфиктионы объявили войну локрийской Амфиссе. Никто не ожидал так быстро Филиппа, который прошел Фермопилы и неожиданно оказался в Фокиде, в Элатее, якобы затем, чтобы помочь расправиться с Амфиссой; это вызвало панику во всей Греции и перемену фронта даже в тех греческих государствах, которые поддерживали Филиппа в прежней Священной войне, — прежде всего в Фивах.

Вражда между Афинами и Фивами была настолько сильна, что Фивы всегда принципиально становились на сторону врагов Афин. Но теперь, когда греки были совершенно не подготовлены, а армия Филиппа под предлогом помощи Дельфийскому храму оказалась уже по эту сторону Фермопил, Фивы начали колебаться и, вняв просьбе Демосфена, перешли на сторону Афин. Теперь против Филиппа образовалась коалиция из всех греческих государств.

Соединенная греческая армия выступила против Филиппа. Это было в 338 г.

Битва при Херонее

Мощное эллинское ополчение встретилось с армией Филиппа при Херонее в Беотии. В войске Филиппа находился его 18-летний сын Александр. Несмотря на его юный возраст, Филипп, зная его исключительные военные способности, поручил ему фактическое руководство всей этой операцией, — командование левым флангом, который врезывался прежде всего в армию врага и наносил ей решающий удар. Александру удалось нанести такой сильный удар соединенной греческой армии, что она не выдержала и бежала. Александр стоял как раз против знаменитого беотийского священного отряда в 300 человек, который никогда до сих пор не был побежден. Но Александру удалось его разбить; все 300 воинов отряда пали на поле сражения.

Как мы уже говорили, отличие тактики Филиппа от греческой тактики состояло в том, что он преследовал врага до полного уничтожения. Но в этом случае Филипп не преследовал греков. Это объяснялось не слабостью Филиппа, а тем, что он был не только замечательный полководец, но и искусный дипломат. Он понял, что теперь самый подходящий момент проявить свое великодушие.

Наиболее тяжелая судьба постигла Фивы, так как с точки зрения Филиппа они совершили предательство, поскольку они были союзниками Филиппа и перешли на сторону Афин. Правда, он не разрушил Фив, но в Фивах был произведен переворот; у власти поставлены олигархи, и в крепость Фив — Кадмею — введен македонский гарнизон. Два города в Беотии — Платеи и Орхомен, некогда разрушенные Фивами, были теперь восстановлены; это были постоянные соперники Фив.

Наиболее «великодушно» держал себя Филипп по отношению к Афинам. Он не причинил им никакого зла — даже возвратил всех пленников, взятых на поле битвы. Афинам была предоставлена полная автономия. Филипп проявлял к ним предупредительность, притворяясь поклонником Афин. Действительной причиной была, как мы уже говорили, его заинтересованность в афинском флоте. Он, правда, не вернул Афинам Херсонеса, но взамен его предоставил им беотийский Ороп. Теперь в Афинах взяла верх македонская партия: сооружается статуя Филиппу, а Александру предоставляется право афинского гражданства.

Все дальнейшие действия греческих государств носили уже чисто показной характер; они знали, что фактически хозяином Эллады является Филипп, что теперь он может делать все, что ему вздумается.

Коринфский конгресс

Тем не менее Филипп соблюдал со свойственной ему дипломатической ловкостью все законные формы. Он делал вид, что не желает господствовать над греками, и предложил грекам самим объединиться в одно целое, в тесный союз, собрав общее совещание — синедрион. Все греки, кроме лишь Спарты, приняли в нем участие. Спарта же упорно не желала участвовать ни в каких предприятиях Филиппа.

Синедрион собрался в Коринфе в 337 г.

Договор об образовании Панэллинского союза

На Коринфском конгрессе было торжественно провозглашено основание Панэллинского союза. Филипп изображал этот акт как великодушный патриотический шаг с целью объединения Греции и организации борьбы против общенационального врага — персов. В действительности этот акт означал окончательное порабощение Греции, передачу власти в руки преданных Македонии богачей и начало грабительского Восточного похода, причем часть добычи должна была попасть в карманы крупных собственников греческого материка.

В самом деле, союз по виду был добровольным объединением греческих государств, в который Филипп официально даже не входил: он был лишь главой общегреческой армии — все дела должны были решать сами греки. Филиппу предстояло лишь исполнять приказы общегреческого союза. Фактически после победы 338 г. вхождение в этот союз стало обязательным, и только Спарта отважилась не войти в него.

Рассмотрим отдельные пункты этого договора, провозглашавшего запрещение войны между греками, ликвидацию пиратства и общегреческий поход на персов.

Прежде всего этот договор гарантировал независимость каждого отдельного греческого государства и неприкосновенность его границ. Это звучало очень красиво, но фактически означало уничтожение всяких союзов и объединений с тем, чтобы санкционировать раздробление Греции и лишить греков возможности организовать какое-либо сопротивление Македонии. В частности — отделение от Афин фракийского Херсонеса, поставленного под власть Македонии, привело Афины в экономическую зависимость от Македонии, так как из Геллеспонта афиняне получали хлеб. Самому Филиппу этот пункт о независимости не помешал поставить гарнизоны во всех важных пунктах, ненадежных в политическом или стратегическом отношении, прежде всего, в Акрокоринфе, акрополе Коринфа, важнейшего экономического центра греческого материка.

По Коринфскому договору каждое греческое государство должно было сохранить неизменным тот строй, который оно имело ко времени конгресса. Это также звучало очень красиво, но в действительности после битвы при Херонее власть повсюду была передана в руки олигархий, представлявших интересы зажиточных граждан, сочувствующих Македонии. Этот строй и должен был быть увековечен. В согласии с этим было воспрещено восстанавливать разрушенные Филиппом города, а также те политические учреждения, которые Филипп объявил враждебными себе; воспрещалось также возвращать изгнанников, удаленных по воле Филиппа.

Истинная цель союза лучше всего видна из пункта, воспрещавшего во всех греческих государствах конфискации имущества, переделы земель, отмену долгов и освобождение рабов с целью переворота.[335] «Верные союзники Филиппа (олигархи) передали ему теперь исключительное право пользоваться военными силами греческих общин, взамен чего получили его содействие против революции и гарантию спокойного обладания капиталами» (Виппер).

Но наиболее циничным был последний пункт: ни один грек не должен был служить в войске, выступающем против Филиппа, или помогать его врагам, — виновные караются изгнанием и конфискацией имущества. По внешности этот пункт был направлен против греков, «предателей национального дела», которые поступают на службу к персидскому царю; в действительности этот пункт обеспечивал Филиппу монопольное распоряжение всеми военными силами Греции и делал невозможным для какого бы то ни было греческого государства вести самостоятельную внешнюю политику.

Все честные и благородные, патриотически настроенные граждане греческих государств были в величайшем унынии; они чувствовали, что после Херонейской битвы наступил конец всего того, чем они жили, что им было дорого — их культуры, их национального своеобразия, их независимости. С этого момента великой Эллады, в сущности говоря, больше не существует.

Интересна надпись, найденная при раскопках Фив на гробнице одного из современников Херонейской битвы (IG VII 2534):

Гея,[336] как друг, заключила, Аристон, тебя в свое лоно,

Давши счастливо тебе лучшие годы прожить.

Право ж, награда пришла как раз в подходящее время:

Жизнь наша стала тюрьмой — ты же на волю ушел.

7. ЛИТЕРАТУРА

Ораторское искусство

Господствующим литературным жанром в разбираемую нами эпоху было ораторское искусство. В эту эпоху подвизается целая плеяда блестящих ораторов; об Исократе, Демосфене и Эсхине, как руководителях общественных групп, нам уже приходилось неоднократно говорить выше, ибо они были не только ораторами, но и крупными политическими деятелями. Об Исократе, как писателе, было сказано в предыдущей главе. Исключая Исократа, наиболее крупное значение в истории литературы имел Демосфен. Демосфен родился в 384 г. в семье богатого владельца оружейной и мебельной мастерских. Родители Демосфена умерли, когда он был еще ребенком, и доставшееся ему в наследство от родителей имущество было раскрадено опекунами. Чтобы вернуть хоть частично это имущество, Демосфену необходимо было научиться ораторскому искусству, но этому мешали природные недостатки речи. Упорной работой над собой, под руководством оратора Исея, Демосфен их преодолевает. Начав свою деятельность выступлениями против опекунов, Демосфен всецело посвящает себя судебной деятельности. Из написанных Демосфеном речей огромное большинство представляют собой речи по частным — уголовным и гражданским — делам. Эти речи являются одним из важнейших источников по истории античного гражданского и уголовного права и античного быта. Но главная причина популярности Демосфена — не в этих речах, а в его выступлениях перед советом и народным собранием по политическим вопросам, тесно связанным с его политической деятельностью. Это была эпоха усталости от политики, ухода в личные дела, оппортунизма и продажности; на афинской трибуне выступали продажные демагоги, изменники афинскому делу, агенты македонского царя. Нужно было исключительное ораторское искусство, чтобы в такой обстановке овладеть аудиторией, зажечь ее и склонить к решениям, связанным с большими материальными жертвами и большой опасностью. И Демосфен обладал этими качествами: «Демосфен сочетает совершенное владение приемами ораторского искусства с пламенным пафосом борца. Он использует все выразительные средства речи, выработанные греческим красноречием, включая и прозаический ритм, и для каждого настроения он находит и соответствующий тон. В его сжатом и суровом стиле звучит страстная убежденность, и сила аргументации захватывает слушателя... В историю греческой литературы Демосфен вошел как завершитель аттического красноречия, последний и самый замечательный художник публичной речи в эпоху греческой независимости» (И. М. Тронский).

О речах против Филиппа («Филиппиках», «Олинфских» и речи «О преступном посольстве») мы говорили уже выше. Самая замечательная речь Демосфена — «Речь о венке» — относится уже ко времени, выходящем за рамки разбираемой здесь эпохи (она была произнесена в 330 г.). Но она представляет большой интерес и для этой эпохи, так как здесь Демосфен дает отчет о всей своей деятельности, показывая, что в противоположность деятельности его противников, она была истинно патриотической и единственно правильной.

Средняя комедия

Другой отраслью литературы, достигшей значительного раз вития в разбираемую нами эпоху, была комедия. Комедия этой эпохи носит название средней комедии. К сожалению, ни одно произведение этого жанра до нас не дошло, и мы можем судить о ней лишь по замечаниям древних и цитатам. Эта комедия была переходной стадией от политической комедии V в. к «мещанской драме», бытовой новой комедии эллинистического времени. Наиболее известными авторами этой комедии были Антифан и Алексид. Основным содержанием этих комедий было пародирование мифов и классической трагедии (прежде всего, разумеется, Еврипида). Здесь выводились типичные бытовые персонажи: гетеры, паразиты (т. е. нахлебники), кутилы, повара, врачи и т. д. Уже здесь, вероятно, большую роль играла любовная интрига.[337]

8. ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Наиболее характерно для времени Филиппа то, что полисный строй Греции окончательно потерял свою жизнеспособность, хотя рабовладельческая формация в целом себя еще далеко не изжила. Разрешение основного противоречия было дано «путем насильственного порабощения гибнущего общества другим, более сильным (Греция была покорена Македонией, а позже Римом)» (Энгельс).[338] В этот период подготовляется переход к следующей фазе, фазе эллинизма, и черты нового эллинистического времени уже ярко заметны.

9. ИСТОЧНИКИ

Ораторы

Основным источником для истории этой эпохи являются речи ораторов, которые были в то же время и ведущими политическими деятелями: Исократа, Демосфена, Эсхина. Из речей Демосфена, кроме перечисленных выше, большое значение для истории этой эпохи имеют: «За мегалопольцев» (353 г.), «Против Аристократа» (352 г.), «О мире» (346 г.), «О херсонесских делах» (341 г.). Из речей Эсхина наиболее важны для историка: «Речь о преступном посольстве» (о речи Демосфена с тем же названием упоминалось выше) и речь «Против Ктесифонта»; ответом на последнюю и является речь Демосфена «О венке».

Современные историки: Феопомп, Эфор, Аристотель

Наиболее подробно история этого времени была изложена современником описываемых событий Феопомпом, написавшим «Историю Филиппа» в 58 книгах. Феопомп был горячим поклонником политики Филиппа, хотя и сообщал много фактов компрометирующих Филиппа как человека. В труде Эфора была описана история этого времени (до 340 г., до осады Перинфа) в афинофильском духе. В промакедонском духе эта история была описана еще Анаксименом из Лампсака. Все эти труды до нас не дошли, но они послужили основным источником для дошедших до нас поздних исторических трудов.

Для истории государственного устройства Афин этой эпохи мы располагаем прекрасным источником — «Афинской политией» Аристотеля.

Поздние исторические труды

Из поздних исторических произведений наиболее важна XVI книга «Библиотеки» Диодора, написанная главным образом по Эфору, но использовавшая и Феопомпа. Много материала содержится также у Юстина в его «Извлечениях из "Истории Филиппа" Помпея Трога» и у Плутарха в его биографиях Демосфена и Фокиона.

Надписи и монеты

Надписи и монеты этой эпохи довольно многочисленны. Из надписей наиболее интересны: договор афинян с городами Евбеи и афинский декрет, посвященный тому же вопросу (357/6 г.); афинский декрет об острове Андросе того же года, посвященный делам Второго морского союза; почетный декрет Аркесины на Аморгосе в честь афинянина Андротиона (того же года); интересный для политической истории той же эпохи уже упомянутый выше (с. 557) декрет амфипольцев того же года; договор афинян с фракийским, иллирийским и пэонийским царями 356/5 г.; список пожертвований, полученных беотийцами для ведения Священной войны (355 г.); дельфийские надписи фокидцев времени захвата ими храма 356—350 гг.; афинский декрет о возобновлении союза с митиленцами 347/6 г.; особенно важный для истории юга СССР в античную эпоху афинский декрет в честь сыновей боспорского царя Левкона, — Спартока, Перисада и Аполлония 347/6 г. в благодарность за вывоз хлеба в Афины; найденная в Митилене надпись, в которой Левкон (389—349 гг. до н. э.) устанавливает пониженную пошлину для вывоза хлеба в Митилену и др., а также чрезвычайно многочисленные дельфийские надписи.

Из монет этой эпохи интересны для историка монеты Филиппа с его портретным изображением, в частности — золотые статеры аттического веса, монеты дельфийских амфиктионов, выпущенные в 338 г. после битвы при Херонее, монеты Халкидского союза и Олинфа с изображением Аполлона и лиры, монеты Крениды во Фракии и как раз такие же монеты с надписью «Филиппы» и др.

ГЛАВА XIII