На сегодняшний день, благодаря исследованиям медиков и антропологов, мы знаем, что у людей кормление грудью не является инстинктивным. Как и любому другому социальному поведению, ему надо учиться с помощью наблюдения и информации. Даже высших млекопитающих, шимпанзе и горилл, если они воспитываются в зоопарках, надо научить, как кормить их новорожденных малышей[169]. Что бы Линней подумал о матери, которая кормит грудью ребенка перед клеткой с приматами, чтобы научить их кормить грудью? Если бы Линней так не увлекся материалистской идеей XVIII века и не будь он отцом семерых детей, то мы, возможно, и не называли бы себя млекопитающими.
Во Франции идея материнского кормления грудью получила самое революционное развитие. Там философы, политические писатели, официальные власти и медики вели кампанию против кормилиц. Самым большим влиянием среди них пользовался Жан-Жак Руссо (1712–1778). В трактате о воспитании 1762 года под названием «Эмиль» он утверждает, что грудное вскармливание крепче привяжет матерей к их детям и семьям и станет основой социального возрождения. «Как только женщины снова станут матерями» — и под этим Руссо подразумевал кормящих матерей — «мужчины снова станут отцами и мужьями»[170].
Какими бы соблазнительными ни были его речи и влиятельными его идеи, — позиция Руссо попала под огонь современных критиков, оскорбленных тем, что, с его точки зрения, женщины существуют на земле только для того, чтобы ублажать своих мужей и кормить детей. Руссо полагал, что мозги даны мужчинам для того, чтобы думать, а груди даны женщинам для того, чтобы кормить. Если мужчины находят женскую грудь привлекательной, то это, в конечном счете, в интересах продолжения рода и сохранения семейных уз. За поэтическими строками о матерях, как об искупительной социальной силе, и политикой эгалитарного кормления грудью скрывается сексистский взгляд на мир, настолько глубоко укоренившийся в западной культуре, что многие этого просто не замечают. Идеи Руссо о том, что женщина от природы существо дающее, любящее, жертвующее собой, стали базисом для новой идеологии идеализированного материнства, популярной в Европе и Америке в течение двух следующих столетий (илл. 42).
Два факта из личной жизни Руссо ставят под сомнение его писания о грудном вскармливании. Во-первых, его собственная мать умерла в родах и воспитывал его отец с помощью кормилицы. Современные комментаторы, особенно с уклоном в психоанализ, увидели в этой ранней потере причину постоянной тоски Руссо по груди. Разумеется, он оставил после себя значительные свидетельства своего навязчивого и иногда комического интереса к женской груди. В седьмом томе своих «Исповедей» он рассказывает историю своего сексуального фиаско с венецианской куртизанкой по имени Джульетта. Сначала у него ничего не получилось из-за перевозбуждения. Затем, когда он уже был готов насладиться ее телом, он вдруг заметил, что ее груди отличаются друг от друга. Сосок одной груди был втянут. Этого оказалось достаточно, чтобы у него пропало желание, а потом, вспоминая об этом, он разразился в ее адрес бранью. Руссо отомстил Джульетте за собственную импотенцию, назвав ее «своего рода монстром, отвергнутым природой, мужчинами и любовью»[171].
Во-вторых, куда более тревожащая череда фактов окружает Руссо-родителя. От его длительной связи с Терезой Левассер родилось пятеро детей, и все они оказались в воспитательном доме. Эта сторона его жизни была неизвестна до публикации второй части «Исповедей» в 1788 году. К этому времени он уже покорил толпы женщин, которые последовали советам из «Эмиля» и сами кормили детей грудью, отказавшись от модной практики найма кормилицы и воспротивившись откровенным пожеланиям своих мужей.
Растущая популярность доктрины Руссо с ее призывом «назад к природе» и особым упором на материнское грудное вскармливание достигла даже двора Людовика XVI и Марии Антуанетты. В Версале королева реализовала фантазию о буколической жизни в деревушке, которую она приспособила для своих нужд. Там были сыроварня, молочницы, пастушки и ягнята. В честь кормящей матери она заказала в Севре две фарфоровые чаши в форме идеальных грудей (илл. 43).
Женщины, вспоминая этот период истории, часто с гордостью упоминали о том, что они сами кормили своих детей. Например, мадам Ролан, исполненная энтузиазма последовательница домашней философии Руссо и одна из самых интеллектуальных женщин своего времени, выразила свое материнское счастье словами: «Я была матерью и кормилицей»[172]. Она была решительно настроена не отдавать свою дочь кормилице даже после того, как у нее пропало молоко и ей пришлось кормить девочку из бутылочки. Ко всеобщему удивлению после семи недель отсутствия молоко у нее снова появилось, и она смогла возобновить кормление.
Куда менее образованная женщина Элизабет Ле Ба вспоминала, что ее будущий муж использовал вопрос кормления грудью для проверки ее характера. Как ярый республиканец и близкий соратник Максимилиана Робеспьера, депутат Филипп Ле Ба решил убедиться в том, что Элизабет будет придерживаться партийной линии в вопросе грудного вскармливания. Он попытался поймать ее в ловушку, сказав, что он против этого. Но женщина была слишком умна, чтобы в нее попасться. Она действительно вышла за него замуж, родила ребенка и кормила его грудью, хотя при сложившихся обстоятельствах выбора у нее не было. Ле Ба участвовал в 1794 году в покушении на Робеспьера, и Элизабет бросили в тюрьму с младенцем пяти недель от роду. Она девять месяцев кормила его грудью в тюремной камере. Последними словами ее мужа были: «Корми его своим собственным молоком… Вдохни в него любовь к своей стране»[173].
Хотя понятно, что мадам Ролан и мадам Ле Ба — обе из буржуазной среды и яростные республиканки — отдали предпочтение грудному вскармливанию в соответствии с тем, чего требовали самые известные революционные оракулы. Но куда сложнее понять популярность Руссо среди аристократов и роялистов. И все-таки внушенная им страсть к грудному вскармливанию не зависела от сословной принадлежности, политических взглядов и государственных границ.
В Германии, как и во Франции, кормящая мать стала героиней сентиментальных стихотворений и картин. Иногда, как на очаровательной пастели Иоганна Антона де Петерса 1779 года, известной под названием «Die Nähreltern» («Кормящие родители»), материнская грудь была фокальной точкой интимной семейной сцены: мать, отец и ребенок вместе вокруг груди, словно это было открытое сердце[174]. Простые пасторальные персонажи на этой картине были значительно более любящими, чем утонченные городские родители.
Совершенно другие три персонажа мы видим на английской картине, высмеивающей великосветских дам, которых мода заставляет кормить своих детей. В этом процессе были задействованы их груди, но не их сердца, если верить сатирической картине Джеймса Гилрея 1796 года под названием «Модная мама». Элегантно одетая мать неподвижно сидит на краешке стула, пока служанка прикладывает ребенка к ее груди. А за окном уже ждет карета, готовая умчать мать прочь (илл. 44).
В последние годы XVIII века материнское грудное вскармливание приобрело черты культа. Обратите внимание на женскую филантропическую организацию «Материнское милосердие», основанную в 1788 году влиятельными французскими дамами для оказания помощи бедным матерям Парижа. Будущие получательницы этой помощи должны были отвечать следующим критериям: они должны были быть замужем, иметь сертификат о хорошем поведении из своего прихода и справку о том, что они сами кормят грудью своих детей. Материнское грудное вскармливание, «фундаментальный принцип „Материнского милосердия“, рассматривалось как средство, „укрепляющее семейные узы, привязывающее матерей к их обязанностям, заставляющее их оставаться дома и тем самым удерживающее их от недостойного поведения и попрошайничества“»[175]. Принуждение к грудному вскармливанию, следовательно, стало формой социального контроля, осуществляемого богатыми дамами над женщинами из бедных слоев.
Но не только дамы-аристократки готовы были помогать кормящим матерям. Французское правительство декретом Конвента от 28 июня 1793 года определило, что в том случае, если мать не кормит грудью своего ребенка, то ни она, ни ее ребенок не смогут получать государственное пособие, назначаемое неимущим семьям. Отдельная статья была посвящена незамужним матерям: «Каждая девица, заявившая, что она хочет кормить грудью ребенка, которого она носит, и нуждающаяся в помощи нации, будет иметь право попросить ее»