ив, что – посланный с донесением куда-то – переменил направление и скрылся. И достиг своего казачьего стана – «на вражеском коне», как поется в одной из казачьих песен. После ознакомления с положением на фронте дивизии выступили: 10-я Донская на юго-восток, а наша 1-я Кавказская казачья – на запад…
Встречи – генерал Науменко и полковник Рудько
1-я Кавказская казачья дивизия генерала Шифнер-Маркевича в стыке Донской и Добровольческой армий представляла собой маленький, забытый всеми осколок кубанских казаков шашек в 600, при двух десятках пулеметов и четырех орудиях 1-й Терской казачьей батареи есаула Соколова. Дивизия вела бои совершенно самостоятельно и лишь тогда, когда «откуда-то» наседал на нее противник.
Возглавление дивизии генералом Шифнер-Маркевичем – это была единственная наша духовная отрада и веская надежда, что этот умный, добрый, как и деликатный начальник, лишенный всякого тщеславия, ведет нас правильно. Казаки ему верили и следовали за ним безбоязненно.
В последних числах ноября 1919 года нами был оставлен Купянск. Красная конница Буденного заняла большое село Сватово, большевики стали накапливать там свою пехоту. Нам издали, на голой местности, видно было, как подходили поезда и шла выгрузка пехоты красных…
При таком положении южнее Сватова к Сводно-Хоперскому полку были приданы: Волчий солдатский батальон (детище генерала Шкуро, которым командовал молодой и маленький ростом полковник в волчьей папахе, очень удачно руководивший им), солдатская пешая батарея в четыре полевых орудия и группа сапер. Этот отряд занимал арьергардные позиции дивизии под моим командованием, к западу от железной дороги…
Ничего не зная о боевой обстановке под Сватовом, вдруг получаю телефонограмму от генерала Шифнер-Маркевича: «С северо-востока движется в район дивизии 2-й Кубанский корпус генерала Науменко – не примите его за красную конницу»…
Издали вижу тонкую конную колонну казаков человек в 150. Сблизились. Впереди нее, на невзрачной усталой лошади, идет казак маленького роста, одетый по-зимнему в самый обыкновенный черный казачий кожух. Полагая, что он является начальником этой колонны, беру под козырек и представляюсь:
– Командир 2-го Хоперского полка, полковник Елисеев.
Услышав мои слова, всадник быстро приосанился, взял также под козырек и произнес:
– Командир 2-го Запорожского полка, полковник Рудько…
– А где же Ваш 2-й Запорожский полк?
– А вот он и весь полк, позади меня… полтораста шашек, – отвечает он, повернувшись назад в седле и рукою указав на растянувшихся казаков в колонне по три.
Не вдаваясь в подробности, спрашиваю его – где генерал Науменко, прошу его к себе на обед. Он двинулся к селу, а я остался ждать новую колонну казаков, показавшуюся со снежного переката…
Генерал Науменко смотрит на меня, вначале удивленно, как смотрят на знакомого человека, которого совершенно неожиданно встречают там и тогда, где меньше всего ожидают встречи.
Крупной рысью еще на неизъезженной своей кобылице Ольге подхожу к нему, беру под козырек и докладываю:
– Ваше превосходительство… я и господа офицеры полка просят Вас пожаловать к хоперцам на обед.
Науменко, думая, что я рапортую официально, так же взял руку под козырек, не меняя серьезности своего лица, но, услышав о частном приглашении, он приятно улыбнулся и, протянув мне руку, ответил:
– С удовольствием, Елисеев, а вот как мой начальник штаба? – и, обращаясь к Егорову, спрашивает его: – Можем ли мы поехать?
– Да, конечно! – отвечает он, ласково улыбаясь мне, и также протянул руку.
Из этих слов я понял, что генерал Науменко спрашивал своего начальника штаба – позволяет ли боевая обстановка к этому?..
После скромного, но сытного обеда с горячим казачьим борщом во 2-м Хоперском полку дорогие гости двинулись дальше на юг, отступая, как отступал и общий фронт наш.
Полковники Гамалий и Тарарыкин, ротмистр Ольшанский
Это было в районе Купянска. Был поздний вечер, и шла метель. Дверь широко растворилась, и в комнату вошла громадная фигура в широком длиннополом персидском тулупе с длинными рукавами, вся занесенная снегом.
– Здорово, Федор!.. Принимаешь гостей? – произносит она, и в ней я узнаю полковника Василия Даниловича Гамалия. За ним входит сот ник Хлус, его доверительное лицо.
– Заходи, Васылю! Нам каждый гость дается Богом! – весело отвечаю ему.
Оказывается, Гамалий из Екатеринодара, едет во 2-й Кубанский корпус генерала Науменко, для вступления в командование 2-м Уманским полком. При нем взвод казаков от былого его 3-го Уманского полка, под командой подхорунжего Дубины, казака станицы Кущевской. Я рад гостю, собрал офицеров своего Сводно-Хоперского полка, чтобы приветствовать гостя и услышать от него о событиях на Кубани, от которой мы так долго и далеко были оторваны и, не получая газет, ничего не знали…
В район Купянска, и неожиданно и приятно, пришло пополнение старшими офицерами во 2-й Хоперский полк – полковник Тарарыкин, есаул Жуков и ротмистр Ольшанский. Тарарыкин по назначению из войскового штаба, а Жуков и Ольшанский – старые хоперцы, после выздоровления от тяжелых ранений.
Тарарыкин – сын атамана станицы Келермесской Майкопского отдела. Молодым казаком, по призыву, поступил в свой 1-й Линейный полк до войны 1914 года. Прошел в нем курс учебной команды, потом поступил (переведен) в Конвой Его Величества. В 1915 году окончил Петергофскую школу прапорщиков, дальше попал в Партизанский отряд войскового старшины Бичерахова в Персии. После революционного развала Русской армии с Бичераховым отступил в Баку. И под Баку, и под Петровском в смешанном отряде генерала Бичерахова он командовал основным бичераховским отрядом, состоявшим из кубанских и терских казаков, против турок. За эти бои он был награжден офицерским крестом ордена Святого Георгия и Георгиевским оружием, имея чин есаула. После аннексии Закавказья англичанами весь бичераховский отряд был расформирован. Тарарыкин с сотней кубанских конных казаков из Батума морем до Новороссийска прибыл на Кубань летом 1919 года, где был встречен с почетом войсковым атаманом генералом Филимоновым и правительством и был произведен в полковники.
Этим же летом в Екатеринодаре я и познакомился с ним совершенно случайно. Он был станичником комендантского адъютанта Екатеринодара есаула П. В. Мальцева, нашего юнкера Оренбургского училища, моего друга. Мне понравился Тарарыкин своей воинской вежливостью и отчетливостью. В коричневой «бикирке», при хорошем оружии, выше среднего роста, стройный блондин. Думаю, ему было тогда чуть свыше 30 лет. Как познакомились в Екатеринодаре, в городском саду, совершенно случайно, так и расстались незаметно после одного совместного веселия. И вот теперь он, в том же своем элегантном костюме, прибыл ко мне в подчинение и стал моим помощником по строевой части. Умно, корректно себя вел, как опытный военный и боевой офицер. Я был доволен им. К тому же с ним никогда не было скучно.
Есаул Жуков – коренной хоперец. Выше среднего роста, стройный брюнет. Серьезный, сдержанный. Интеллигентный. Я его по событиям не мог изучить как следует.
Ротмистр Ольшанский. Окончил эскадрон Николаевского кавалерийского училища в Петрограде и корнетом вышел в какой-то гусарский полк.
В Гражданской войне скоро попал к Шкуро. Отличный офицер. Высокий, стройный, в своей длинной кавалерийской шинели. И так как он всегда носил казачью папаху хорошего каракуля, казаки называли его «господин есаул». Он искренне полюбил казаков и был уважаем ими. Казаков, как боевой элемент, он ставил выше своих бывших гусар.
Подпоручик Жагар заболел и выехал к себе в Ставрополь. Полковым адъютантом я назначил хорунжего Галкина. Жукова и Ольшанского – командирами сотен. От прибытия старших офицеров 2-й Хоперский полк как-то усилился и стал воински крепче. Сердце радовалось, и верилось, что наше отступление временное.
К этому времени мы узнали, что генерал Врангель был назначен командующим Добровольческой армией, вместо генерала Май-Маевского. Мы «узнали», но приказы до нас не доходили.
Потом промелькнуло, что генерал Мамантов отрешен от командования своим знаменитым корпусом и вместо него командовать ударной конной группой назначен наш генерал Улагай. Последние два фактора не вмещались в наших головах и считались «неверными слухами». Но так как мы все время отступали, этому и не придали значения. Потом все старшие казачьи генералы как бы скрылись и нам приказано было войти в связь с генералом Фостиковым, который командовал какими-то частями, действовавшими восточней нашей дивизии. Посланный мною для связи с ним от 1-го Хоперского полка хорунжий Мельников, прибыв, доложил, что в штабе 2-й Кубанской дивизии генерала Фостикова полный порядок. Это нас порадовало. Но мы все же отступали, как отступал и весь фронт…
Драма в нашей дивизии
В довольно спокойном состоянии дивизия дошла до уровня села Попасная, которое должен занимать своими частями генерал Фостиков.
Числа 11 или 12 декабря дивизия лавами заняла позиции западнее какого-то железнодорожного узла, который не был виден за перекатом. Позади полков пролегал железнодорожный путь.
Шел мокрый снег. По бурьянам, по непаханому полю печально стояли казаки в длинной одношереножной лаве, голодные мокли под незначительным обстрелом красных с севера, из таких же бурьянов. Сводно-Хоперский полк занимал правый фланг позиции, а Сводно-Партизанский полковника Соламахина – левый фланг…
Перестрелка затянулась. Уже вечерело. Я хорошо вижу, как к казакам в тыл, параллельно лавам в направлении штаба дивизии, с узловой станции железной дороги, где должен находиться генерал Фостиков, из-за поворота и низины движется бронепоезд.
«Ну, слава Богу, это очень хорошо, что Фостиков шлет нам в помощь свой бронепоезд!» – думаю я.
Бронепоезд подходил очень тихо, и, так как он подходил к правому флангу, но в тыл моим хоперцам, я спокойно и радостно наблюдал за ним. Бронепоезд остановился и вдруг открыл по хоперцам пулеметный огонь. А потом шрапнелью хватил по штабу дивизии, расположенному, может быть, в версте от него, в здании железнодорожного разъезда. Одновременно спереди нас показались конные лавы красных и бросились в атаку. Казаки без команд, повернув лошадей кругом, бросились на юг, чтобы как можно скорее пересечь полотно железной дороги и скрыться от броневика. Я невольно вспомнил о своих пулеметах – как они смогут «взять» железнодорожное полотно с обоченными выемами земли и с насыпью полотна.