Между тем выстрел и шум борьбы подняли на ноги всю постовую команду. Первым из поста выбежал казак Алексей Лобанов, за ним следом еще несколько хоперцев, торопясь на ходу выхватить винтовки из чехлов. Как только казаки выскочили за пост, Харин прежде всего закричал Лобанову, чтобы он посмотрел – целы ли лошади, а остальным посоветовал обшарить ближайшие окрестности поста – нет ли там горцев. Когда Лобанов вторично прибежал к Харину, который все еще продолжал держать под собою горца и увидел в чем дело, то, не долго думая, выстрелом из ружья убил наповал черкеса. Произведенные казаками поиски были безуспешны, так как горцы, пользуясь суматохою и темнотою успели уйти. На другой день тело убитого черкеса было доставлено в Баталпашинск. Харин вылечился и через несколько месяцев получил знак отличия военного ордена за свое мужество.
3-го ноября утром, партия более 100 закубанцев перешла на нашу сторону между Хумарою и Усть-Джегутою, захватила восемь ногайских табунщиков с лошадьми и переправилась обратно за Кубань 388). В полдень горцы, возвратившись снова на правый берег, подступили было к Хумаринскому укреплению и даже атаковали его, но встреченные сильным орудийным и ружейным огнем пехоты и хоперцев, бывших на службе в Хумаре, потеряли убитыми 4-х человек и одну лошадь, и поспешно отступили вверх по Кубани. По выстрелам, раздавшимся из укрепления, тревога быстро распространилась по кордонной линии и постовые команды чутко насторожились. Прежде всех к Джегуте пошли на рысях 85 хоперских казаков с двумя конными орудиями из баталпашинского станичного резерва и ближайших постов с майором Игельстромом во главе. Переправившись за Кубань, хоперцы направились к Урупу наперерез партии, но на пути получили известие, что черкесы перешли Кубань выше Каменного моста. Тогда Игельстром поворотил коней и по М. Зеленчуку понесся полным ходом к верховьям Кубани, где в это время происходило уже кровавое побоище не на жизнь, а на смерть!..
По первому известию о нападении на Хумару, начальник Ямановского поста урядник Колесников с 15-ю своими казаками и бывшим на посту ногайским князем Саралыпом Лоовым, с примерным самоотвержением бросился на левый берег, чтобы отрезать хищников от гор и отбить баранту и полон. Но силы были слишком неравны. После самого упорного кровавого боя, в котором каждый из хоперцев бился с отчаянною решимостью дорого продать свою жизнь, все они пали жертвою честно исполненного долга службы, на защите родной стороны!.. Тела павших героев были найдены Игельстромом, каждое простреленным не менее шестью пулями. Из всех храбрецов только двое спаслись, да и то тяжело ранеными. Сотня донских казаков с офицером, находивщаяся недалеко, была очевидцем гибели горсти храбрых хоперцев и не тронулась с места, чтобы помочь отважным казакам отбиться от горцев, которые успели скрыться до прибытия, скакавшей во все повода подмоги.
Почти весь 1841 год на кордонной линии прошел спокойно, но в конце лета мелкие партии горцев стали появляться на нашей стороне. Так, 18-го августа перед вечером, неприятельская партия, около 30-ти всадников, вблизи поста Воровсколесского на р. Сурукли, напала на небольшой разъезд из шести хоперских казаков, под командою хорунжего Кочубеева389). В перестрелке с хищниками Кочубеев был тяжело ранен в правую руку и взят в плен, а его команда, лишившись своего начальника и имея уже на руках трех раненых товарищей, отступила к посту. Горцы даже не стали преследовать казаков, а поспешно бросились уходить по направлению к Кубани, пользуясь наступившею темнотою. Поднялась бесполезная тревога, но хищников и след простыл. Хорунжий Кочубеев недолго томился в плену. Как только поджила его раненая рука, он умудрился ловко ускользнуть от горцев и 20-го октября весь оборванный, босой и страшно изнуренный, счастливо добрался до своей родной станицы. По Высочайшему повелению два месяца плена были зачтены в срок службы храброго офицера.
В том же году, 8-го сентября вечером, три горца подкрались к хутору у поста Жмурина и, сделав из засады залп, ранили мальчика Половика и казачку Серякову, а затем скрылись в темноте ночи 390). Подобныя происшествия происходили постоянно в станицах и на кордонных постах; особого значения им не придавали и только приучили станичного жителя и постового казака хладнокровно смотреть в глаза опасности.
Между тем нападения горцев продолжались до конца года, хотя безуспешно. Этими нападениями мы нередко были обязаны нашим дезертирам, которые, пользуясь знанием сил и расположения кордонных постов, часто руководили набегами небольших партий. Что именно побуждало этих заблудших детей нашей родины изменять своему отечеству – ни одно дознание не обнаружило и не разъяснило как следует.
Так, 17-го октября 1841 года, командующий Баталпашинским участком, командир Хоперского полка майор Игельстром доносил Зассу, что того же числа бежал к горцам сотник Лабинскаго полка Атарщиков 1-й с узденями Шереметом Лоовым и Лафишевым, который сманил также с собою на побег за Кубань князя абазинскаго Саралыпа Лоова и двух служащих казаков Хоперского полка: Василия Фенева и Ефима Петренко 392). Спустя несколько дней, Атарщиков дал о себе знать ужаснейшим злодеянием, в котором ярко обрисовалось жестокая мстительность, совершенно не свойственная христианину. 27-го октября он с партиею из сорока горцев пробрался на Кисловодскую линию и около поста Открытого напал на двух казаков, из которых одного горцы захватили в плен, а другого убили. Затем партия поспешила обратно к Кубани; но при этом она подверглась настойчивому преследованию казаков, под командою сотника Краснова, который во время погони успел нанести горцам довольно значительный вред. Во время быстрой скачки пленник-казак, конечно, стеснял черкесов и они ударом кинжала покончили с ним. Атарщиков ни словом, ни делом не заступился за своего соотечественника и тот погиб мученическою смертью. За Кубанью партия разделилась на небольшие группы и благополучно проскользнула к верховьям Урупа.
Через два дня после набега Атарщикова на Кубанской линии получилось известие, что другие наши беглецы – урядник Брагунов и сын сотника Крамарова, находясь в шайке под предводительством беглого казака Кавказского казачьего полка Сабельникова, были убиты казаками во время какого-то разбоя. Между тем Атарщиков с казаками Феневым и Петренко скрылись в аул князя Айтека Конокова, откуда Петренко, устыдившись своего поступка, 19-го ноября того же года вернулся назад. Агарщиков же, погуляв на свободе еще месяца два, тоже покинул Закубанье и вместе с Феневым явился на линию, где добровольно отдался в руки властей. Обоих беглецов Высочайше повелено было отправить на службу в Финляндию с прикомандированием к находившемуся там Донскому № 51 полку; им выдали прогоны и оставили на свободе, для приведения в порядок своих домашних дел. 18-го сентября Атарщиков вторично бежал за Кубань к горцам и увлек с собой опять Фенева; но последний вскоре оставил его и вернулся в укрепление Зассовское, не согласившись скитаться на чужбине. Очутившись снова за Кубанью, Атарщиков принял магометанство и женился на дочери ногайскаго узденя Мисоста Энарукова, с которою, в апреле 1844 года, поселился в собственной сакле в ауле на р. Курджипсе. Здесь у своего тестя он купил беглого казака Хоперского полка Фому Головкина, находившегося в неволе, которому хотя не вполне доверял, но держал при себе в качестве драбанта. С Курджипса Атарщиков частенько производил набеги на линию.
В августе 1845 года Атарщиков вместе с Головкиным отправился на разбой к Ставрополю, в полной уверенности в счастливом исходе этого набега и не подозревая своего близкого конца. 11-го числа, не доезжая 10-ти верст до Прочного Окопа, путники остановились в лесу на Урупе, чтобы отдохнуть и дождаться ночи. Когда Атарщиков прилег на бурку и задремал, Головкин выстрелом из ружья смертельно ранил своего господина в спину, а затем явился в укрепление Ново-Георгиевское к майору Тимофееву и поведал ему о случившемся. Команда, посланная для отыскания Атарщикова, нашла его еще живым. Полулежа на левом боку, он в бессильной злобе взвел зубами курок пистолета и приготовился к обороне, но казаки закричали ему бросить оружие, угрожая в противном случае пристрелить его, как зверя. Атарщиков опустил руки, его взяли и принесли в укрепление. Головкин был прощен за дезертирство и возвращен на родину; Атарщиков же в тот день умер, не выдержав перевозки на подводе в Прочный Окоп.
Между тем тревоги на Кубанской линии шли своим чередом. С наступлением ночи хищники переправлялись через Кубань и проникали далеко вглубь наших пределов; там они неожиданно нападали на селения и хутора, грабили оплошавших жителей или отгоняли скот, захватывали пленных и к утру исчезали в свою сторону. Часто погоня отбивала добычу, но еще чаще не настигала хищников, или вследствие утомления лошадей, так как приходилось бесполезно рыскать по разным направлениям, пока не находили следов партий, или по случаю ночной темноты, тумана и лесистой местности.
Так, рано утром 9-го октября 1842 года, партия около 70-ти всадников, переправившись через Кубань в двух верстах ниже станицы Бар-суковской, быстро двинулась вовнутрь кордона, по направлению к крепости Темнолесской 393). Барсуковский станичный резерв, в числе около 70-ти казаков, под начальством хорунжего Пучкова, оповестил кордон о прорыве горцев и погнался за партией. Догнав ее в балках, восточнее Бабскаго поста, он вступил с нею в перестрелку и отбросил к Темному лесу, где вскоре показались 15 казаков Темнолесской станицы с урядником Мальчевским. Соединенные казачьи команды и подоспевшая рота пехоты из крепости Темнолесской прижали партию к лесу. В это время из Невинномысской прискакал майор Ритц и урядник Поляков с 30-ю казаками той же станицы, которые, обскакав партию, захватили поляну у «Холоднаго родника», по дороге на Ставрополь. Горцы бросились также на поляну, чтобы открыть себе единственный путь отступления, но дружный залп спешенных хоперцев, под начальством урядника Яготинцева и приказного Грибова, осадил их, причем у горцев было убито 2 человека и 2 лошади. Столкнувшись с черкесами, казаки открыли частый огонь, а с другой стороны солдаты бросились в штыки на хвост партии. Завязался ожесточенный лесной бой!..