С таким же успехом продолжался бой и на других пунктах. 5-я сотня Хоперского полка во все время боя находилась в прикрытии правого фланга нашего боевого расположения. Заняв сильными пикетами гребни горы Курдым, казаки почти весь день перестреливались с турецкими кавалеристами. Около 10 ½ часов турки предприняли было обход нашего правого фланга, но неожиданно наткнулись на 5-ю сотню. Хоперцы, поддержанные ротою 3-го Кавказского стрелкового батальона, дружно встретили турок беглым огнем из своих берданок и геройски отражали все попытки неприятельской пехоты и кавалерии обойти наш фланг пока не подоспели на выручку их из общего резерва 2 роты крымцев и 2 сотни казаков с ракетами. Около 11-ти часов турки отступили к сел. Даяру.
Ровно в полдень на вершиине Аджимаки раздалось громкое «ура!» ставропольцев и крымцев, которые дружным натиском заставили турок бросить их траншеи. Этот победный крик послужил сигналом общего наступления вперед всей нашей боевой линии и беспорядочного отступления неприятеля. Пехота и артиллерия, заняв неприятельскую позицию, начали поражать отступавших турок непрерывным огнем. Во время штурма Аджимаки колонна Шипшева на рысях начала спускаться к р. Шариану, для обхода правого фланга неприятеля; турецкая батарея продолжала еще действовать, посылая к нам гранату за гранатой. Одна из них упала перед копытами коня доктора Хоперскаго полка Венецкого: лошадь взвилась на дыбы и хотя граната не разорвалась, но сноп сырой земли взлетел кверху и обдал пылью и грязью доктора, бывшего в белом кителе и на белом коне. К счастью все дело кончилось одним испугом.
Переправившись через р. Шариан в нескольких местах сразу, колонна пошла шагом. В это время турки стали отступать, почему подполковник Педино просил разрешения пуститься с своими сотнями на рысях для преследования неприятеля, но Шипшев почему-то приказал послать вперед только одну сотню. Фортуна повернулась лицом к сотнику Скакуну и 3-я сотня 2-го Хоперского полка наметом вынеслась вперед по лощине речки Кшля в направлении к сел. Эшак-Эльяс. Угрожающее движение хоперцев в тылу беспорядочно отступавших турок сопровождалось полным успехом. У верховьев речки Кшля хоперцы наскочили на партию курдов более 100 человек. Быстро оценив удобства местности, Скакун спешил казаков и градом пуль осыпал ошеломленных неожиданностью курдов. В рядах их произошло замешательство, а затем, собравшись в нестройную толпу, курды быстро отступили врассыпную, оставив на месте несколько тел. При этой схватке один хоперский казак, по близорукости, чересчур выдвинулся вперед и был проколот пикою наскочившего на него курда.
Покончив с этою партиею, сотник Скакун на рысях двинулся дальше и недалеко от сел. Эшак-Эльяса настиг массы неприятельской пехоты и часть регулярной кавалерии, отступавших к ущелью Кара-дербент. Положение хоперцев, очутившихся вблизи многочисленного, хотя и отступавшего противника, было очень рискованно, но сотник Скакун ловко воспользовался выгодами местности и на ближайшем гребне 3-я сотня быстро спешилась, рассыпала стрелковую цепь и открыла учащенный огонь по отступавшим неприятельским войскам. Меткая стрельба хоперцев заставила турецкую пехоту свернуть с дороги на высоты Кизил-дербента, а кавалерию – на возвышенности горы Калыхлар.
После того 3-я сотня присоединилась к колонне полковника Шипшева, которая первоначально следовала по берегу р. Шариана под выстрелами турецких стрелков, засевших по холмам позади горы Аджимаки. Достигнув устья ручья Даярского, впадающего с левой стороны в Шариане, казаки заметили вдали неприятельские колонны, отступавшие к сел. Боток и, кинувшись за ними, нагнали турок почти у самого селения. Передовые части прямо с налета завязали перестрелку с ними, но в это время получилось приказание возвратиться назад. Колонна свернула по новому направлению, и преследование неприятеля прекратилось, вследствие утомления лошадей и по случаю наступивших сумерек.
Очевидец и участник боя 4-го июня капитан английской службы Норман (корреспондент газеты «Тіmes») так описывает преследование казаками английского генерала Кембеля, его офицеров и самого Нормана, находившихся при турецких войсках: «Угроза обходящих нас казаков – отрезать нам путь отступления и нежелание писать следующие строки из Моск вы – посоветовали бегство; казаки были уже в тылу; мы пришпорили лошадей, спеша к Дели-баба, в долине Эшак-Эльяса, где встретили 2 батальона. Оставив их между собою и казаками, мы думали что спасены и направились к Дели-баба, но предчувствие заставило нас изменить маршрут и направиться на хоросанскую дорогу. Полчаса спустя, от запыхавшегося заптия (жандарма) мы узнали, что казаки в Дели-баба, куда выскочили другою дорогою и что нас преследуют. Не жалея лошадей в этой скачке, мы добрались до Таир-ходжа, помчались далее, переправились через Аракс и в 3 часа достигли Хоросана».
Кто были эти казаки – точно неизвестно. Вероятнее всего это были или 3-я хоперская сотня, или сунженцы, высланные также в тыл отступавшим туркам.
Бой был кончен. Начальник отряда генерал Тергукасов, встречая казаков, возвращавшихся из преследования турок, благодарил всех и поздравлял каждую сотню с победою. В 5 часов пополудни полк расположился биваком на занятой турецкой позиции. Поражение Магомет-паши на Драм-даге, павшего геройскою смертью во время атаки двух эскадронов сувари, было полное. По сведениям, собранным англичанами в госпиталях Гассан-кала и Эрзерума, турки потеряли 1426 убитыми и пропавшими без вести и 963 ранеными; в одном батальоне уцелело только два офицера. Наш урон 4-го июня состоял из 1-го офицера и 26-ти нижних чинов убитыми, 2-х офицеров и 126-ти нижних чинов ранеными, в том числе хоперцы потеряли 2-х казаков убитыми и ранеными и пропавшего без вести казака Андрея Макеева.
На другой день после сражения, 5-го июня 2 сотни хоперцев с шанцевым инструментом вместе с другими частями были назначены для уборки убитых; в течение дня казаки убрали и похоронили 128 турецких тел. Наконец свои и чужие были убраны; раненые отправлены в тыл, а всех наших, павших на поле брани, при звуках похоронного марша и орудийном салюте, предали земле в общей братской могиле на холме Аджимаки. Затем хоперцы возвратились в лагерь, который принял весьма оживленный вид; все ликовали и веселились, празднуя вчерашнюю победу. Раньше было сказано, что полк потерял в бою 4-го июня без вести пропавшим казака Андрея Макеева. Небезынтересна история похождений этого хоперца.
Андрей Макеев, казак станицы Беломечетской, был в 3-й сотне артельщиком. 3-го июня утром, когда 2-й Хоперский полк в колонне полковника Филиппова двинулся для производства демонстрации против левого фланга турок, Макеев остался при обозе на биваке главных сил. Так как в отряде держался упорный слух о близости турок и возможности с ними столкновения, то Макеев, чтобы не прозевать предстоящего боя, в котором ему хотелось участвовать вместе с товарищами, задумал догнать свой полк и присоединиться к нему. С этою целью он передал свою артельную книжку и деньги вместе с вьючною лошадью одному из остававшихся при обозе казаков своей сотни, а сам отправился по ущелью, по которому утром двинулся полк.
Поздно вечером, достигнув верховьев речки Чат и не догнав полка, который, как известно, свернул влево на присоединение к главным силам отряда, Макеев совсем заблудился и, приняв неприятельские аванпосты за свои, продолжал ехать по ущелью. Стоявшие на аванпостах курды заметили одинокого всадника, который беспечно ехал прямо на них и, стремительно бросившись на Макеева с разных сторон, схватили его. Тут же на месте дикие куртины порешили закопать казака живым в землю и с этою целью они повели Макеева в ближайшее селение, достали там железные лопаты и начали рыть яму. Пока шла эта работа, собравшиеся жители селения, окружили Макеева, били его по щекам, плевали в лицо, бросали кусками грязи; а один из курдов даже вырвал из уха Макеева серебряную серьгу. Яма была вырыта почти на полтора аршина глубиною, как в это время к толпе подъехал турецкий офицер с эскадроном регулярной кавалерии и, узнав в чем дело, прикрикнул на курдов и приказал возвратить Макееву верхнюю одежду, а затем препроводил его под конвоем в лагерь своего отряда. Избававшись таким счастливым образом от мучительной смерти, Макеев скоро очутился в Эрзеруме, а потом в Константинополе, где в числе других наших пленных был заключен под стражу.
У этого Макеева был старший брат Иван. Лет за семь до турецкой войны братья расстались: Иван поступил в Собственный Его Величества конвой, а спустя 2 года и Андрей пошел в Закавказье на службу в 1-й Хоперский полк, откуда по прослужении пяти лет, по случаю объявления войны, он вместо льготы, поступил в числе прочих казаков на укомплектование 2-го Хоперского полка. Так братья и не виделись более 7-ми лет. Когда происходили выше описанные события урядник Иван Макеев состоял на сверхсрочной службе в конвое Его Величества и находился в составе Дунайской армии. Но вот, наконец, наши победоносные войска остановились почти под стенами Константинополя, а вслед за тем в Сан-Стефано между русским и турецким правительствами был заключен давно желанный мирный договор, положивший конец губительной войне. С этого времени враждебные отношения между воюющими сторонами сразу прекратились; русские стали посещать Царьград, а многие турки частенько приезжали поглазеть на лагерь наших войск.
Удалось между прочим побывать в столице Турции и Ивану Макееву. Однажды, с одним из своих товарищей, урядником Удовенко, Иван Макеев отправился в Константинополь. Исколесив город, они задумали попытать счастья разыскать русских пленных и повидаться с ними. Нашим молодцам действительно посчастливилось, и через полчаса они отыскали место заключения пленных. Макеева с его товарищем сейчас же направили к офицеру начальнику караула, и тот без задержки дал разрешение на свидание, но предложил предварительно снять оружие. Когда же казаки стали просить оставить им при себе все свое вооружение, офицер согласился, и они скоро очутились в большом дворе. Тут Макеев и Удовенко встретили человека в турецкой одежде, с изумлением смотревшего на казаков; они первые заговорили и незнакомец оказался русским солдатом, который сейчас же повел их в казарму и указал в одном уголке на помещавшихся там пять или шесть казаков. Поздоровавшись с ними, Иван Макеев пристально посмотрел на одного из пленных и спросил: